— Дорогая моя, он самый настоящий хищник. Мужчины сторонятся его. Они в ужасе — а вдруг он проникнется симпатией к их женам или подружкам? Женщины Брена просто обожают и вешаются на него, бедняжки. Когда он берется за дело, то становится дьявольски обходительным. К счастью, мы знакомы с ним с младенческих лет, и я, кажется, спокойно могу противостоять его обаянию. Вы тоже в безопасности, хотя лет через пять-шесть, может быть, станете более уязвимой. Ведь самая горячая любовь, в конце концов, ослабевает, и тут именно в этот момент Брен и подсекает свою рыбку.

— Не думаю, что попаду на его крючок, — сказала Рэчел улыбаясь.

— Слава Богу, если так. По крайней мере, я надеюсь на это. Влюбиться в Брена — не дай Бог! Ни один из его романов никогда не длится более шести недель. А потом его жертвы мучаются, дурочки. В то же время вы ему понравились, а Найл вряд ли будет в восторге, если этот бандит решит попытать счастья ради интереса. Поэтому, если вы снова встретитесь с Бреном, попытайтесь не поддаваться его ухаживаниям.

Когда женщины вернулись к обеду в Мунгейтс, Найл еще не появлялся. Он присоединился к ним в самом конце обеда. Затем Рэчел надела новый наряд — простое белое облегающее платье с узким зеленым пояском и бусами цвета морской волны. В этом платье она пошла с Найлом к его бабушке.

Старшей миссис Хэррис было за семьдесят лет. Она лежала на софе в гостиной, ноги ее были прикрыты легким пледом, а плечи — ажурной шотландской шалью. Несмотря на целебный климат Бермудских островов, ей всегда было холодно, как объяснил Найл. Первое, на что обратила внимание Рэчел, — бледное лицо и умные голубые глаза. Они несколько выцвели от старости, но когда-то были, наверное, такого же глубокого синего цвета, как и у Найла.

— Войди и садись, дитя мое, — сказала почтенная леди. — Все ли тебе здесь нравится? Хорошо ли ты себя чувствуешь?

— О да, прекрасно, спасибо, — произнесла Рэчел улыбаясь. Пожилая леди произвела на нее приятное впечатление, и она хотела тоже ей понравиться.

Вскоре Рэчел поняла, что миссис Хэррис обожает своего внука. Если даже она и не одобрила его поспешного брака, полагая, что Рэчел ему не пара, то была слишком воспитанна, чтобы это показать. Когда час спустя они расстались, Рэчел была почти убеждена, что понравилась бабушке Найла.

Последующие две недели Рэчел почти не видела мужа. После того случая он не завтракал больше в ее компании, потому что вставал обычно в шесть часов, а иногда и раньше. Почти всегда он обедал или в офисе фирмы «Хэррис», или уезжал в клуб. Он приезжал в Мунгейтс за несколько минут до ужина, и пока Джульет была на танцах или на очередном приеме, проводил с Рэчел большую часть вечера в обществе миссис Хэррис. Найл играл с бабушкой в шахматы или в безик, а Рэчел читала книгу или наблюдала за игрой. Около одиннадцати часов они прощались с пожилой женщиной и шли в свои спальни. Еще один день миновал. Но зачастую лишь в час ночи Найл, наконец, гасил свет в своей комнате, и балкон погружался в полную темноту. Работал он или читал, Рэчел не знала. Может быть, он лежал на кровати, будучи не в состоянии заснуть, потому что женился на одной девушке, а влюблен был в другую.

Хотя после того первого вечера, когда они приехали, никто не упоминал имени Надин, Рэчел узнала очень много о семье Хэрриса и своем муже. Значительную часть этой информации она почерпнула у Риетты. Хэррисы входили в число первых торговых семейств на Бермудах, объяснила Риетта. Имена на магазинах и складах Хэмилтона служили своего рода регистрационной книгой этих семейств. Хэррисы основали свое дело почти самыми первыми — в 1844 году торговлю здесь начал прапрадед Найла. Сам Найл руководил торговлей одного из магазинов, а также был членом парламентской палаты, директором одного из госпиталей.

Плавание на «Серебряном дельфине» было для него своего рода каникулами. Такой отдых не только помогал ему снимать стресс, вызванный заботами о фирме, но и удовлетворял его естественную любовь к морским путешествиям.

Однажды, застав Рэчел перед картиной в гостиной — на ней был изображен «Кохинур», один из красивейших клиперов, построенных на Бермудах в 1850 году, — Жозеф решил устроить ей экскурсию.

Название Мунгейтс — Лунные ворота — происходило, как она узнала, от формы отверстий в высокой стене, которая окружала территорию. Дом, один из старейших в колонии, был отгорожен от части сада. За долгие годы коралловый известняк выцвел — этому способствовали стихия и годы. Крыша была сделана из длинных известняковых плит, уложенных на кедровые бревна.

С любовью к дому — как будто он им владел лично — Жозеф показал Рэчел толстые трубы, на которых оставались следы ураганных штормов. Строение, снаружи похожее на купол, называлось кладовой, а теперь использовалось в качестве дополнительной купальни.

— Милая, не позволяйте Жозефу себя утомлять, — сказала Джульет, возвращаясь домой от парикмахера и обнаружив, что старый дворецкий показывает Рэчел книгу со старыми гравюрами.

— Я не устала, мне очень интересно, — ответила Рэчел. — Джульет, разве вы не любите этот дом? Разве вы не станете скучать по нему, когда выйдете замуж?

Джульет пожала плечами.

— Не думаю. Дом Роберта ничуть не хуже. Он возвращается из Нью-Йорка через несколько дней. Нам нужно будет всем четверым встретиться. Вы не хотите мартини, дорогая?

— Нет, мне ничего не нужно. — Рэчел наблюдала, как ее невестка подошла к шкафу с напитками и налила себе большую порцию джина, добавив немного вермута.

Иногда она задавала себе вопрос, а не пытается ли Джульет подавить в себе печаль. Реальных доказательств тому не было. Джульет никогда не выглядела несчастной или встревоженной. На самом деле, стоило ей сбросить с себя то, что она называла «утренней хандрой», девушка становилась столь оживленной и разговорчивой, что это даже утомляло. Но, несмотря на болтовню невестки, переполненную жаргонными словечками, и легкомысленное отношение к жизни вообще, Рэчел не покидало интуитивное ощущение, что веселость эта была отчасти наигранной. Но что именно беспокоит невестку, Рэчел не понимала. Казалось, у Джульет есть все, что только можно себе пожелать. Если верить Риетте, то после замужества Джульет станет еще богаче.

Может быть, в этом и заключалась проблема, думала Рэчел. Возможно, Джульет скучала по Роберту, хотя его деловая поездка в США ничуть не влияла на активность светской жизни Джульет. Иногда она уходила из дома после завтрака, а возвращалась глубоко за полночь, и то лишь затем, чтобы сменить одежду или подкраситься.

Роберт должен был прилететь из Нью-Йорка в три часа пополудни. Джульет поехала встречать его в очаровательном алом платье. Оно было без рукавов и красиво облегало ее стройную фигуру до колен, а затем рассыпалось великолепными волнами. Туфли и сумка были из такой же яркой ткани. Джульет надела белые перчатки и шляпу из красного бархата, усыпанную цветами.

— Вы великолепно выглядите, Жули, — сказала Рэчел. Она наблюдала, как ее невестка одевается. Никогда еще девушка не была столь очаровательна.

— Благодарю вас, милая, я и сама вижу, что выгляжу просто ослепительно. Будем надеяться, что на Робби я произведу такое же сногсшибательное впечатление. Ведь он наверняка в Нью-Йорке развлекался с какими-нибудь сиренами.

— Вы уверены, что он захочет сегодня вечером пойти в ресторан? — спросила Рэчел.

Убедив Найла, что пора выводить жену с свет, Джульет забронировала столик в «Рандеву Рум» — ресторане огромного отеля «Кастл Харбор». Хотя Рэчел и мечтала надеть одно новое вечернее платье, она не могла не понимать, что после утомительной поездки в Нью-Йорк Роберт Хоуард, скорее всего, решит побыть со своей невестой наедине.

— О, Робби захочет того, чего захочу я, — сказала Джульет беззаботно. — Он уже через час после чая захочет пообедать. Пока!

В восемь часов вечера Роберт Хоуард появился в Мунгейтсе. Сначала он зашел в гостиную к миссис Хэррис, где девушки демонстрировали новые платья. Джульет выглядела изысканной в платье из золотистой ткани. На Рэчел было платье из белого шифона, а прическу завершала сеточка с жемчугами. Сеточку ей подарила бабушка Найла, увидев белое платье на вешалке. Это украшение прекрасно подходило к наряду Рэчел.