Хэррис передал полотенце Тибою. Затем, взяв большую кружку горячего крепкого кофе, который помощник уже налил ему, он опустился в старое плетеное кресло и закурил сигарету.

— Как прошла ночь? — лениво спросил капитан.

— Прекрасно, спасибо. Не хотите ли съесть это блюдо первым, так как вы встали раньше меня? — предложила она, когда Тибой протянул ей тарелку яичницы с беконом.

— Я завтракал на рассвете.

Капитан застегнул ремешок часов и поудобнее устроился в кресле. Рэчел не могла с уверенностью определить, сколько ему лет, так как не имела практики в определении возраста европейцев. Она подумала, что ему, наверное, около тридцати, и отметила про себя, что капитан побрился. Заходил ли он в каюту, пока она спала, или одолжил бритву у Тибоя? И всегда ли он брился так рано, а может, просто чувствовал себя обязанным быть в наилучшей форме в ее присутствии?

— Вы всегда останавливаетесь, чтобы искупаться? — спросила она с любопытством.

— Как когда. Это зависит от нашего расписания. Сегодня наше плавание будет коротким, поэтому мы можем позволить себе отдохнуть пару часиков.

Когда Рэчел кончила завтракать, Тибой исчез с посудой в кормовой части. Налив себе вторую чашку кофе и разбавив его сгущенным молоком, девушка обдумывала, как лучше начать объяснение относительно своего вчерашнего дурацкого поведения. Даже если капитан Хэррис не пожелает возвращаться к этому разговору, она будет чувствовать себя неловко, пока не принесет ему свои извинения.

— Капитан Хэррис… прошлой ночью, — начала она робко.

Растянувшись в кресле, с ногами, закинутыми на корзину, капитан курил, закрыв глаза. Так как он не открыл их, когда Рэчел начала говорить, то девушка подумала, что он дремлет. Но некоторое время спустя он расслабленно произнес:

— Мм… я слушаю.

Рэчел не ожидала, что объяснение будет легким, но так как Хэррис не проявил должного внимания, то поняла, что разговор станет для нее трудным.

— Я… я только хотела сказать, что вы неправильно меня поняли, — произнесла она, уже нервничая. И снова прошло несколько томительных секунд, прежде чем он ответил. Открыв глаза и повернувшись к Рэчел, Хэррис иронично заметил:

— Вы так полагаете? Я не думаю, что неправильно вас понял.

Щеки девушки вспыхнули, и, вскочив со стула, она попыталась уйти.

Сильная рука сжала ее запястье, и Рэчел снова пришлось опуститься на стул.

— Не надо раздражаться, — небрежно произнес он.

— Я не раздражаюсь!

— Вы, кажется, очень сердитесь на что-то.

— Кто бы не рассердился на моем месте, когда… когда пытаешься извиниться, а вы сидите, развалясь, и ноль внимания на меня?

— Но если вам кажется, что я веду себя неучтиво, то я сам принесу вам извинения, — кротко заметил Хэррис. Он слегка разжал руку, но не настолько, чтобы девушка могла освободиться. — Дело в том, что вы были утомлены и очень нервничали, а я для вас более или менее посторонний человек. Мисс Финч старалась убедить вас, что все мужчины — распутные животные, не так ли? В силу всего изложенного было бы просто удивительно, если бы вы не испугались меня. Поэтому прошу простить меня.

— Я вовсе не думаю о вас так, — ответила Рэчел тихо.

— Во-вторых, — продолжал он, — и это очень важное правило для всех времен, — никогда не начинайте дела, если не знаете, как его закончить: будь то объяснение или извинение, или вы просто хотите послать кого-нибудь к черту. Сейчас я высказал свою точку зрения, поэтому вы можете либо улыбнуться, либо ударить меня сковородкой. Что вы предпочитаете?

Хэррис отпустил, наконец, ее руку, и она поняла, что в глубине души этот парень смеется над ней. Прошлой ночью он назвал ее «необычайно неловкой девицей». В данный момент заставил ее почувствовать себя глупой, невоспитанной десятилетней девчонкой. И, однако, все же Рэчел хотела убедить Хэрриса, что она ему доверяет. Наконец, не желая слушать его насмешек, но зная, что здесь она ничего не изменит, Рэчел улыбнулась через силу.

— Один — ноль в вашу пользу, — смущенно сказала она.

Хэррис потушил сигарету и поднялся. Тибой снизу позвал его, и он оставил Рэчел одну допивать кофе.

Позже, в то же утро, когда Рэчел искупалась и они снова подняли парус, девушка спросила:

— Капитан Хэррис, мне не нравится бездельничать. Я хочу быть по возможности полезной для вас.

Немного поразмыслив, он ответил:

— Хорошо, если не возражаете, вы могли бы починить рубашку, которую я разорвал. Она в каюте в верхнем ящике комода. Тибой даст вам шкатулку с принадлежностями для шитья. Прошу вас, Рэчел, задержитесь, — произнес он, когда она уже была готова спуститься вниз.

— Да? — Она повернулась, думая, что он попросит ее сделать что-нибудь еще.

— Капитан Хэррис — звучит очень официально, не кажется ли вам? — спросил он. — Попытайтесь называть меня Найл, хорошо?

В последующие дни Рэчел с изумлением обнаружила, как мало она вспоминает об Ангуне. Она находила свою теперешнюю жизнь чрезвычайно радостной. Когда капитан Хэррис узнал, что у нее только одна смена одежды, то настоял, чтобы она взяла у него несколько рубашек и шорт. Однажды, когда она постирала свои вещи, Тибой научил ее, как сушить белье без бельевых прищепок. Все, что нужно сделать, объяснил он, это подпереть часть веревки острым концом марлиня и затем пропустить край рубашек через ворот и закрепить. Благодаря этому методу никакой, даже самый сильный ветер не сорвет ее белье. И хотя было очевидно, что мужчины сами могут готовить, шить и убирать, Рэчел очень обрадовалась, что помощник разрешал ей помогать ему по кухне, и она перестала чувствовать себя бесполезной.

Каждое утро, просыпаясь от легкого стука в дверь, она отправлялась с Найлом поплавать перед завтраком.

«Расписание», о котором говорил Найл, было весьма расплывчатым, так как очень часто они целый день стояли на якоре; все трое ныряли за моллюсками для похлебки или доплывали до берега и исследовали островки. Затем, ближе к вечеру, Найл обычно спал пару часов, прежде чем приступить к ночной вахте. И лежа внизу, в его каюте, Рэчел обычно слышала поскрипывание парусов и чувствовала медленное, успокаивающее покачивание шхуны, двигающейся по ветру.

На четвертую ночь Найл позволил ей немного поуправлять шхуной. Ярко светила луна, вокруг не было коралловых рифов и мелководья.

— Не беспокойтесь, вы не потопите нас. Просто держите руль тверже, — инструктировал он ее.

Рэчел крепко ухватила штурвал, что было не так-то легко, как казалось.

— Ну как? — спросил Найл, стоя вплотную к ней.

Рэчел почувствовала себя более уверенно и, сделав глубокий вздох, воскликнула:

— Чудесно!

Он рассмеялся.

Да, это было незабываемое ощущение: ветер, пропитанный морскими брызгами, штурвал, который она крепко держала, и на самом верху, на носу шхуны, очертания головы серебряного дельфина, ныряющего и появляющегося из волн, точно живое существо. И в тот момент, когда она почувствовала, что смогла бы простоять так вечность, не уступая напору ветра, случилось что-то непредвиденное. Должно быть, она слегка выпустила штурвал, потому, что он выскочил из ее рук и начал сильно вращаться. Вскрикнув, Рэчел почувствовала, что палуба накренилась и она теряет равновесие.

— Без паники. — Голос Найла был твердым и спокойным. Он удержал ее от падения и выправил штурвал.

— Что случилось? — еле живая от испуга спросила Рэчел, зажатая между капитаном и штурвалом.

Ей ответил Тибой. По всей вероятности, он уже покончил с мытьем посуды после ужина и присоединился к ним.

— Наш старый «Дельфин» не привык, чтобы им управляла дама, — ответил он, улыбаясь во весь рот. — Поверьте, ему это не нравится, мисс Рэчел. Посмотрите, как он себя ведет. Может быть, «Дельфин» ревнует Найла к вам?

На борту у Хэрриса была пара аквалангов, и на следующее утро он стал учить Рэчел, как ими пользоваться. Прошедшей ночью они причалили к гряде коралловых рифов, окруженных чрезвычайно красивыми скалами. Как только взошло солнце, Тибой отвез их туда на ялике и остался сидеть на камнях, пока они оба плавали под водой. Несмотря на то, что Рэчел довольно часто забиралась в лабиринт кораллов, расположенных вокруг Ангуны, ей никогда не удавалось глубоко нырнуть или долго оставаться под водой. Найл ее предупредил, что она не должна нырять глубоко, пока не привыкнет к давлению воды. Акваланг, по крайней мере, давал ей возможность не подниматься на поверхность так часто, как раньше.