— Не волнуйся, Скотти. Мы с тобой останемся здесь навсегда. Нам хорошо вместе, и всегда будет хорошо. Ты теперь со мной.

Скотти не отрываясь смотрела в ярко-голубые глаза Кэла, отчаянно желая верить. Ей хотелось утонуть, раствориться в его взгляде, чтобы не существовало больше ни ее самой, ни ее тоски, ни ее страхов — только он, его уверенность в собственной правоте. Она вдруг почувствовала острую необходимость уйти с ним, убежать, улететь в совершенно иной мир: только он и она в огромной роскошной постели в волшебной старой комнате.

Вполне сознавая, что она полностью одета, в то время как на нем нет ничего, кроме легкого покрывала, завязанного на бедрах, Скотти наблюдала, как его настроение меняется в сторону ее желаний. Он прямо читал ее мысли.

— Ну, что мы с тобой сегодня будем делать? — спросил он мягким, многообещающим тоном, так, как будто провести выходной вместе было для них вполне обычным делом.

Скотти пожала плечами и отвела глаза, внезапно напуганная тем, что он догадался о ее тайне. Но испугаться как следует она не успела. Губы Кэла уже касались нежной кожи на ее шее, в том месте, где пульсировала едва заметная голубоватая жилка, легкими дразнящими поцелуями, увлекая ее за собой туда, куда она мечтала попасть, где надеялась укрыться от страха.

— Я за то, чтобы остаться здесь, — говорил он, очевидно, прислушиваясь к требовательному «тук-тук» ее сердца. — У меня накопилось столько фантазий, связанных с нашей теперь комнатой, что на целый день хватит. Если ты, конечно, согласна попробовать.

Его умелые руки, не теряя времени, уже расстегивали ее рубашку, джинсы, лифчик. Носки, кроссовки, ажурные трусики и покрывало — все было отброшено. Губы его опустились ниже.

— Мы будем все делать ме-едленно, — продолжал он, заставляя ее откинуться назад, погрузиться всем телом в мягкую роскошь подушек и простыней, окунуться в волшебный аромат давно прошедших времен, подстроиться под новый ритм, который диктовало чудесное солнечное утро, — более медленно, чем прошлой ночью. На завтрак я хочу… дай подумать… сладкую Скотти с медом и ванилью… и розовые бутончики. Потом я бы прочёл всю тебя от корки до корки, как утреннюю газету… Все воскресенье в постели, — прошептал он. — Вот мои планы на сегодня. А теперь давай послушаем твои.

Лицо Скотти наконец озарила неуверенная улыбка.

— А я… просто хочу целовать тебя, Кэл. Ты целуешься лучше всех на…

Ее слова были оборваны… самым прекрасным поцелуем во Вселенной.

Кэл вошел в кухню, изо всех сил пытаясь сохранять душевное равновесие. После роскошного ленивого воскресенья, которое они со Скотти провели, претворяя в жизнь самые невероятные мечты, понедельник оказался отрезвляюще тяжелым. Местная полиция провела очередной рейд в один из питомников. Им оказался питомник заводчика питбультерьеров, который разводил и натаскивал злобных собак. Акция грозила закончиться уничтожением большей части, если не всех, собак хозяина.

А уже ближе к вечеру Кэла вызвали спасать бездомную собаку, оказавшуюся в час пик на дороге, в ловушке мчащегося в обе стороны транспорта. Поскольку большинство таких случаев происходило именно на оживленных магистралях, Кэл прекрасно знал, что делать. Но ощущение опасности и жалость к несчастному животному выводили Кэла из нормального расположения духа. Он не сказал Скотти о своей поездке, ей лишний стресс совершенно ни к чему.

Скотти сейчас нужны силы для борьбы с собственными призраками. Ее вчерашний рассказ тронул Кэла до глубины души. И ради нее он теперь старался быть сильным и надежным. Она не просто боялась, что у них не получится наладить работу «Приюта у Мод»; она боялась, что у них лично, у них двоих ничего не получится. Такой поворот дела его пугал.

Происшедшее между ними казалось ему таким естественным, в то время как ей оно представлялось невозможным. Для нее никакого «мы» не существовало вовсе.

Кэл пошел на голос Скотти — она крикнула «привет» из гостиной, — по пути наклонившись, чтобы погладить Лули и Уиннера. Достал из холодильника банку имбирного пива, открыл, с наслаждением сделал большой глоток освежающего напитка. Перебрался через загородку, обнял радостно виляющую хвостом Даффи и, почувствовал, что опять, уже в который раз за сегодняшний день, столкнулся с непростой ситуацией. Скотти сидела в углу дивана с бумагой и ручкой в руках; рядом горела маленькая лампа с ворсистым абажуром.

Несколько раз за день Кэл связывался со Скотти, сообщая ей о своих делах и передвижениях, так что она знала, какой у него сегодня был тяжелый день. Сейчас уже достаточно поздно, оба они поужинали, да и необходимости в легкой беседе уже не испытывали. Он, конечно, и не ожидал, что Скотти встретит его в дверях с улыбкой на устах и минимумом покровов на теле. Для нее совсем несвойственна такая форма поведения, даже после стольких часов, проведенных вчера в постели.

Тем не менее Кэл почувствовал, как в нем нарастает возмущение. Он наклонился поцеловать ее в щеку, она отодвинулась, и этим было сказано все.

— Кэл.

Скотти откашлялась и, игнорируя поцелуй, сразу перешла к теме, которая казалась ей достаточно нейтральной:

— Давно хотела тебя спросить: восстановление розария ты сам оплачивал? Ты, правда?

Кэл пожал плечами:

— Никогда не говори мне, что я не подарил тебе миллион роз. В смысле, я подарю тебе целый сад, когда мы закончим работу.

Он сделал еще один большой глоток, чтобы дать себе время немного успокоиться.

— Понятно, — сказала она, все еще избегая смотреть ему в глаза. — Я, наверное, должна тебя поблагодарить. В смысле, когда ты мне его преподнесешь.

— Ага, запиши только, а то еще забудешь.

«Стоп, стоп, я уже переборщил», — сказал себе Кэл. Колкость все-таки нечаянно сорвалась с языка. Но вид Скотти, которая забилась в угол дивана, поджав под себя босые ноги… словом, он не мог больше сегодня вынести. Она походила на маленького, затравленного, ощетинившегося зверька. А ведь они уже зашли слишком далеко, для того чтобы их отношения внезапно оборвались на полуслове, толком не успев начаться.

— А что ты держишь в руках? — спросил он, пытаясь аккуратно сменить тему разговора.

— Список, — сказала она, с вызовом приподнимая подбородок.

— Слушай, я же ничего не имею против списков. Правда, не имею! — добавил он, когда она сделала движение, чтобы возразить. — Я согласен, бумага и карандаш помогают организоваться.

Скотти немного смягчилась, изо всех сил стараясь верить ему и вообще смотреть на вещи в положительном свете.

— Список, о котором я тебе говорила. Идеи по поводу того, как эффективнее пристраивать собак.

— Я помню.

— Хочешь, посмотрим вместе. Я уже говорила с Ширли и с другими волонтерами, они внесли кое-какие предложения. Ничего революционного, конечно, но…

— Я, пожалуй, приму сначала душ.

Ему совершенно не хотелось сейчас обсуждать дела «Приюта у Мод». Он хотел поговорить о них двоих. Хотел, чтобы Скотти оставила позади свои сомнения и страхи, перестала сама загонять себя в угол…

— Хорошо. — Скотти снова напряглась. — Иди. В душ.

«И пойду, черт побери, — подумал Кэл. — После такого тяжелого жаркого дня душ просто необходим». Еще больше ему нужно побыть одному, чтобы лучше держать себя в руках и не слишком на нее давить.

Голос Скотти настиг его уже возле лестницы:

— Кэл, будь добр, пожалуйста, возьми с собой Даффи, положи ее в моей комнате. Она опять облизывает лапу, доктор Мур говорит, может, на нее действует кондиционер. А в моей комнате все-таки потеплее.

— В твоей комнате? — переспросил Кэл, резко разворачиваясь к ней. Вообще-то он не имел привычки цепляться к словам, Но слово «в моей» подействовало на него как пощечина. — А что, мы с тобой опять живем раздельно? Твоя комната, моя комната. Разве я не сплю вместе с тобой? Или я сплю с тобой в твоей комнате, только когда удобно тебе?

Скотти не отваживалась взглянуть ему в лицо; она сидела, не поднимая глаз от своих бумаг. Губы ее были сжаты так плотно, что вряд ли могли бы исторгнуть хоть один звук.