— Кэл, я…

— Что — «я»? Ты хочешь перечеркнуть все то, что было между нами вчера в «твоей» комнате?

— Нет, конечно, нет. Я просто подумала…

Скотти так отчаянно защищалась, что Кэл заставил себя справиться с обуревавшими его чувствами. Особенно с тем, которое, как он понял, терзало и ее. Страх. Да, черт возьми, сейчас он испытывал не меньший страх, чем она!

— Пойду в душ, — примирительно сказал он, вздыхая. — А потом посмотрим твой список. Идем, Даффи, — добавил он, снова направляясь к лестнице, все еще держа в руке банку с имбирным пивом, — в кровати-то теплее, да, моя девочка?

Слушая, как Кэл быстро поднимается по скрипучим ступенькам, Скотти в отчаянии уронила голову на мягкие подушки дивана. Она сама во всем виновата. Сама же вела себя как капризный ребенок, но сейчас, вместо того чтобы, как обычно, пропустить колкости мимо ушей, Кэл дал сдачи. А ведь он сегодня приложил столько усилий к тому, чтобы между ними начали устанавливаться совершенно новые отношения. Весь день, первый день после чудесного воскресенья, проведенного в постели, Кэл звонил ей, несмотря на все свои проблемы, сообщал, где он и что с ним, чего никогда не делал раньше. Ей было так приятно! Почему же она все делает наоборот? Почему вместо того, чтобы радоваться происходящему, она становится еще более раздражительной? Неудивительно, что он рассердился.

Скотти уже представляла себе, что их ждет в будущем: бесконечные изматывающие споры, череда жарких ночей, после которых она будет… — как он сказал? — «перечеркивать все, что было». Его отчаяние и усталость… Она своими руками разрушает все то новое и прекрасное, чего так отчаянно желала. Она всегда знала, что так будет. Ну почему, почему она не может просто взять и поверить в хорошее, и хранить свою веру, и терпеливо ждать, когда хорошее опять произойдет?

Скотти чувствовала себя подавленной. Не зная, что ей теперь делать, она все сидела на диване, забившись в угол. Даже букет из веток ароматной жимолости в стеклянной банке не радовал ее сейчас. Снова и снова заставляя себя сосредоточиться на работе, Скотта понимала, что на самом деле ждет возвращения Кэла. Если он вообще вернется… Она готова просидеть здесь столько, сколько потребуется. Даже если их отношения обречены на провал, она по крайней мере сделает попытку исправить положение.

Когда Кэл наконец легко сбежал по ступенькам, Скотти чуть не расплакалась от облегчения. Он подошел и остановился перед ней, держась обеими руками за концы висящего на шее полотенца. Посвежевший после душа, босой, одетый в новенькие джинсы, которые, казалось, даже слегка похрустывают при ходьбе, и белоснежную футболку.

Сама Скотти сидела в старой мешковатой полицейской рубашке и не менее мешковатых джинсах, на которых красовались пятна краски. Теперь Кэл понял почему. Она поспешила скрыть ту новую Скотти, ту раскованную соблазнительницу, которой она была еще вчера, под привычной старой одеждой и аккуратно заколотыми волосами.

Она сидела в круге неяркого света маленькой лампы, и полумрак постепенно смыкался вокруг уютного освещенного островка, благоухающего жимолостью. За окнами уже почти стемнело.

«Дом». Заветное слово опять промелькнуло в ее сознании. Тем не менее Скотти внутренне подобралась, приготовившись к новому «сражению» с Кэлом. Он, конечно, не привык сдаваться без боя. И как же она не хотела, чтобы он сдался!

Скотти буквально кожей почувствовала его приближение.

Он подошел вплотную, окутав ее облаком знакомого запаха, и положил на столик рядом с диваном не менее знакомый пластиковый пакетик, который лукаво блеснул в свете лампы.

— А теперь давай изучать твой список, — произнес он.

Скотти обескураженно смотрела ему в лицо. В спокойной синеве его глаз читался едва различимый вызов, который придавал некоторую резкость его голосу, подчеркивал решительность черт. Кэл беззаботно провел рукой по влажным, аккуратно расчесанным волосам, прошелся к темному квадрату окна и обратно. Сейчас перед Скотти был серьезный и непреклонный противник, который не просто выглядел сильным — он был таким.

— Ну, что? — сказал он с самым что ни на есть невозмутимым видом, несмотря на лежащий на видном месте пакетик, который разве что не кричал вслух о своем присутствии.

Скотти, однако, была готова вести свою собственную игру: с абсолютно каменным лицом она вытянула из стопки нужный список и прокашлялась.

— Ты уже знаешь, что мы открываем страницу в Интернете. Как обычно, рекламируется каждый раз одна конкретная собака. Есть еще рубрики «Четвероногий друг» в областных газетах, они выходят каждую неделю. «Четвероногий друг» есть и на радио, и на кабельных каналах…

— «Четвероногий друг».

Кэл возвышался над ней, сохраняя подчеркнуто беспечный вид, от которого у нее мурашки бегали по коже. Глубоко вдохнув, она с упорством продолжала:

— Нам, конечно, пришлось попотеть, но в итоге мы добились, чтобы зоомагазины обновили свои рекламные программы на следующий год и стали размещать информацию о нескольких собаках в неделю, и это…

— И это хорошо.

— Да. Я приготовила рекламный листок, он будет вывешен на стендах для объявлений, возле магазинов, в ветеринарных приемных, на собачьих площадках, у церквей, в общем, как обычно, Ты сам знаешь.

— Я сам знаю.

Кэл наконец немного отодвинулся, но оторвать от него взгляда не представлялось возможным. Плавным, рассчитанным на зрителя жестом он стянул с шеи влажное полотенце и отпустил его. Полотенце шлепнулось на пол практически под ноги Скотти. Она же все сидела, сжавшись в своем углу, стараясь не видеть происходящего, и отчаянно цеплялась за свои бумаги.

Решив проигнорировать и его жест, и уже отчетливый вызов в его глазах, Скотти упрямо вернулась к разговору:

— Ширли говорит, что через подругу может устроить нам выступление в программе «Покажи мне Сент-Луис». В ней показывают всякие местные достопримечательности, рассказывают о мероприятиях, и… Кэл, ты что делаешь?!

— Ты разве не видишь? Снимаю футболку.

Против воли Скотти смотрела на него во все глаза.

Кэл нарочито неторопливо стянул узкую футболку, которая не замедлила приземлиться рядом с полотенцем. Не вступая в освещенный круг, он стоял перед ней, большой, мускулистый, окутанный полумраком. Стараясь не облизывать внезапно пересохших губ, Скотти наблюдала, как он приложил руку к груди, повел плечом, как будто пытаясь размять затекшие мышцы.

Встретившись с ней взглядом, Кэл сказал:

— Выступить по ящику было бы здорово. Но тебе не кажется, что вырисовывается уж больно туманная перспектива — подруга какой-то подруги, может быть, сможет…

— Нет-нет. Ширли говорила достаточно уверенно.

Руки Кэла картинно опустились одна за другой и начали медленно расстегивать джинсы.

— О нас узнает огромное количество народу, — закончила она свою мысль.

Как жаль, что Кэл не принес еще одну банку имбирного пива… А потом ей буквально бросились в глаза… да, именно, те самые ослепительные белоснежные трусы — «боксеры». Как в замедленной съемке, Кэл легким движением стряхнул джинсы с ног и направился к ней.

— Продолжай, я тебя слушаю, — прошептал он, усаживаясь рядом с ней на старый, продавленный диван.

— Да больше особо нечего рассказывать. Только вот возможность выступить по… э-э-э…

— По телевизору. И?..

— И… Э-э… — Скотти снова посмотрела на свой список, пытаясь найти, на чем она остановилась. — Да, слушай, еще отличная идея: связаться с другими группами, которые пристраивают собак, открыть нечто вроде центрального…

Кэл немного подвинулся, повернувшись к ней всем телом, рука его легла на спинку дивана, он почти касался ее плеча. Сочетание — Кэл и дом… Боже! Скотти ощутила на щеке его дыхание, вдохнула его неповторимый запах, от которого приятно засосало под ложечкой. К аромату жимолости прибавились запахи душистого мыла и имбирного пива. Она вдохнула их и не смогла выдохнуть: вдох так и остался где-то под ребрами…