Рэчел Маккензи
На рассвете любви
1
Девушка выглянула из окна купе, пытаясь выяснить, почему поезд, стремительно мчавшийся в ночи, вдруг неожиданно с шипением остановился. Вокруг простиралось чистое поле, где единственными признаками цивилизации были пустынная платформа да большой резервуар для воды. Заметив идущего кондуктора, она негромко окликнула его:
— Мы здесь долго простоим?
— Минут десять, — ответил он, двигаясь по направлению к паровозу.
Виктория, а так звали девушку, бросила взгляд на лежащую на соседней полке фигуру, чей храп разбудил ее, затем решительно схватила джинсы и натянула их поверх пижамных штанов. Осторожно ступая, она вышла из купе, тихонько прошла по коридору и, распахнув дверь вагона, соскочила вниз.
Засунув руки в карманы, подняв голову к усыпанному сверкающими звездами небу, она прошла несколько метров вдоль поезда, наслаждаясь прохладным ветерком, напоенным ароматами трав.
Она старалась не отходить далеко и не спускала глаз с раскрытой двери вагона, поэтому не заметила четырех молодых людей, спрыгнувших с подножки общего вагона вслед за ней.
— И что же такая красотка делает здесь одна? Может, мы скрасим ваше одиночество?
Виктория резко обернулась. Заговорившие с ней парни выглядели бы совершенно безобидно, если бы не запах алкоголя, исходивший от них.
— Вышла немного подышать свежим воздухом, — вежливо ответила она и направилась к своему вагону.
— Постойте, постойте, — сказал один из них, самый крупный и плотный, оказавшийся ближе всех к ней.
Увидев, как кто-то надвигается на нее, девушка выбросила вперед руку, как бы защищаясь.
— Оставьте ваши глупости. Я возвращаюсь назад.
Пока ей не было страшно. Но в душе начала зарождаться тревога.
Ее слова вызвали приступ возбужденного смеха, к ней приблизился еще один и попытался схватить ее. Она с силой ударила его по руке.
Темный поезд не подавал признаков жизни, а кругом простиралась пустынная степь. Однако свидетелем этой сцены был еще один пассажир, стоявший поодаль, рядом со своим вагоном. Помедлив мгновение, он слегка пожал широкими плечами и большими шагами направился к ним.
Резкий удар, и один из нападавших отшатнулся назад. Железные пальцы схватили за руку грубияна, не дающего девушке пройти, и развернули его на 180 градусов.
Разозленный тем, что это, по его мнению, невинное заигрывание было прервано столь бесцеремонным образом, несостоявшийся Дон Жуан кинулся к обидчику с поднятыми кулаками, но замер, мгновенно протрезвев.
Незнакомец сдвинул на затылок большую черную шляпу, и при свете звезд стали хорошо видны его устремленные на них сверкающие глаза. От его молчаливой фигуры исходила спокойная и непоколебимая уверенность в собственных силах.
— На вашем месте я бы вернулся в вагон, — послышался твердый голос. Однако молодчики последовали совету не сразу и некоторое время стояли вчетвером против одного, затем повернулись и пошли к своему вагону.
— А вас, — отрывисто продолжал тот же голос, — не могу понять, что заставляет вас прогуливаться в таком месте и в такое время. — Он указал рукой на безлюдную местность вокруг, на длинный темный состав и шипящий паровоз, нарушающий ночную тишину, и продолжал негромко, но презрительно:
— Вы что, с ума сошли?
— И ничего я не сошла, — сдержанно ответила девушка, дрожа не то от злости, не то от пережитого страха. — Откуда мне знать, что в моей собственной цивилизованной стране нельзя выйти прогуляться, чтобы к тебе не пристала толпа пьяных хулиганов? Я всю свою жизнь прожила в городе, и со мной никогда не случалось ничего подобного…
Однако она увидела, что слова потрачены впустую, потому что незнакомец схватил ее за руку и не то чтобы очень нежно повлек по платформе к тому месту, где виднелась открытая дверь ее вагона. Она пыталась вырваться, чувствуя, как от его прикосновения через все ее тело словно проходит электрический разряд, вызывающий отнюдь не приятное ощущение, как и весь инцидент, происшедший здесь минуту назад.
Помогая ей подняться по ступенькам в вагон первого класса, незнакомец снова заговорил, и теперь его холодный тон сменился на приторно-ласковый, от которого у нее заныли зубы:
— Вот такие богатые избалованные городские барышни вроде вас, которые считают, что могут делать, что хотят и думают только о себе, приносят одни неприятности всюду, где появляются. Ни одна местная девушка не станет вести себя столь безответственно…
Виктория перебила его с нескрываемым раздражением:
— Я небогатая! И неизбалованная! Кроме того, я имею право ходить, где хочу и когда хочу. А если местные мужчины, — при последних словах ее голос стал столь же презрительным, как и у него, — предпочитают развлекаться подобным образом…
Ей пришлось оставить свою обличительную речь незавершенной, так как она почувствовала, что ее буквально заталкивают внутрь вагона, и непроизвольно отдернула руку, за которую ее держали. На ступенях она обернулась, чтобы рассмотреть своего «спасителя», и их лица оказались на одном уровне. Однако его черты были скрыты большой, низко надвинутой шляпой, в то время, как она была хорошо видна в свете звезд.
Он захлопнул дверь и произнес своим приторным тоном:
— Возможно, они хотели лишь немного поразвлечься, однако женщины вроде вас всюду приносят только неприятности. Не понимаю, зачем я вмешался.
— И правда, зачем? — с вызовом бросила она, однако поняла, что разговаривает с пустотой. Сквозь стекло она увидела лишь тень, двигающуюся вдоль темных вагонов, затем поезд тронулся и помчался, набирая скорость, словно наверстывая упущенное.
Вернувшись в купе, она быстро стянула с себя джинеы, с радостью отметила, что ее попутчик, повернувшись на бок, перестал храпеть, и забралась на свою полку.
Она долго лежала, слушая перестук колес, и изо всех сил старалась выбросить из головы все, что произошло за последние несколько минут. И ей это удалось. Когда она, наконец, погрузилась в сон, и подвыпившая четверка и неприятный незнакомец — все эти люди, которых она больше никогда в жизни не увидит, — исчезли из ее памяти.
Через полтора дня у нее появились более важные предметы для размышления. Перво-наперво, каким образом выбраться из той ситуации, в которую она так по-дурацки попала, потому что, бросив небрежное «спасибо» молодому человеку, поставившему ее чемоданы в дверях отведенной ей комнаты, она поняла, что повела себя глупо.
— Рад видеть вас, — ответил ей парень, оказавшийся сыном управляющего фермой, однако его косой взгляд противоречил словам. И у него, как она поняла, были все основания так смотреть. Когда он повернулся и пошел прочь — молодой, темноволосый с зеленовато-карими глазами — слегка подпрыгивающей походкой человека, привыкшего подолгу сидеть в седле, ей стало стыдно за свое поведение.
Она окинула беглым взглядом скромную обстановку комнаты: кровать, накрытая старомодным вышитым покрывалом, шкаф и видавший виды туалетный столик, вздохнула и подошла к окну.
В ярком солнечном свете ее хрупкая фигурка казалась воплощением волнения и тревоги. В мятых после дороги джинсах и рубашке она выглядела необычайно худенькой. Ее волосы, такого же цвета, что и у молодого человека, только что покинувшего комнату, может быть, лишь чуть светлее, были распущены по плечам, обрамляя лицо, с которого смотрели темно-серые глаза.
Ее отец был прав, прав как всегда. На ее губах появилась легкая улыбка при воспоминании о «скандале в благородном семействе», разгоревшемся в тот вечер между ними. Спорить с отцом было невозможно: еще бы, он ведущий хирург, с мнением которого все должны были считаться. Все же она заставила себя пойти наперекор его воле.
— Послушай, папа, — отстаивала она свою точку зрения. — Я не такая способная, как Марк или Айрин. Ты можешь быть ими вполне доволен. Какой толк мне возвращаться на следующий год в университет? Может, я и получу диплом, но… нет, я туда не вернусь все равно. Дай мне возможность поехать к дяде Льюку хотя бы на время, чтобы я смогла в себе сама разобраться.