7

Серый рассвет проник сквозь незадернутые с вечера шторы и с бесцеремонностью горничной второразрядного отеля разбудил гуляку-постояльца. Роберт поморщился, ощутив все прелести похмелья. Очень хотелось пить, но для этого нужно было встать, что казалось совершенно немыслимым. Он решил потерпеть.

Уже битый час он лежал на кровати, уставившись в гостиничный потолок. В пораженном алкоголем мозгу блуждали обрывки мыслей и воспоминаний о вчерашнем. По счастью, организм оказался железным, а воля стальной. А вот сердце — не камень. Не кремень, не мрамор, не гранит. Хотя не кровоточит, но все же саднит. Он выдержал это нелегкое испытание. Самое трудное, конечно, оказалось прощание с дамой. Даже сослаться на то, что из-за проклятого алкоголя он временно не в форме, и то не получилось. Уж слишком заметной была здоровая мужская реакция на сладкую и манящую женскую плоть. Объяснение с Сюзанной было долгим и сумбурным. Он что-то такое говорил о своих чувствах к другой женщине, о том, что дал священную клятву. Конечно, не забыл упомянуть о том, что она сама достойна высших чувств, что он восхищен ее красотой, но не может предать ту, другую.

Странная и нелепая ситуация. Очень непривычная. Впервые в жизни он рассказывал одной женщине о любви к другой. Одновременно и исповедовался, и оправдывался. Получилось что-то вроде репетиции предстоящего объяснения в этом новом для него чувстве, которое он раньше считал просто выдумкой женщин и поэтов. Потом они долго стояли, обнявшись на прощание, у раскрытой дверцы ее машины. И даже целовались, страстно и взахлеб. Просто чудо, что он все же смог от нее оторваться. Не уехать вместе с ней. Было грустно и даже хотелось плакать. Дама записала номер своего телефона на его ладони. А он снял и отдал ей на память свой шелковый галстук.

Возвращаясь к своей машине, он чувствовал спиной ее взгляд. Она не уезжала. Сидела за рулем, с распахнутой дверцей, как бы оставляя для него возможность возвращения. Если честно, то была какая-то секунда, когда это могло произойти. Он даже начал поворачиваться, но потом остановился, пересилил себя и решительно зашагал дальше, уже не оборачиваясь.

Да, дама оставила номер телефона. Это напомнило ему, что у него есть и другой номер — домашнего телефона Кристины. И почему бы не позвонить ей прямо сейчас? Уже можно, поскольку наступило не просто утро, а скорее полдень. Жаль только, что телефон стоит на письменном столе, а не у изголовья. Какой идиот его так расположил? Это техническое устройство необходимо не только для работы и должно быть доступным в любом состоянии. Так тяжело вставать и шевелить не только конечностями, но и языком. Мускулы затекли, в голове звенит, как будто по ней стучат сотни молоточков. В горле страшная сухость. Налицо все признаки отравления организма. Поскольку в таком состоянии он давненько не бывал, еще со студенческих времен, то оказался не готовым к такой передряге. Даже не запасся аспирином. Надо бы позвонить в обслуживание и заказать кофе и стакан томатного сока.

А после кофе позвонить мисс Блэквуд. Рассказать о совершенном подвиге во имя нее, о том чуде, которое сам произвел, впервые в жизни отказавшись провести ночь с прекрасной дамой ради другой, еще более прекрасной. К тому же не будучи связанным никакими обязательствами, ни моральными, ни юридическими. И, может быть, попытаться повторить по телефону то, что говорил вчера о своих чувствах к ней, но только перед другой женщиной. Вроде бы считается, что по телефону легче объясняться, когда не видишь глаз собеседника. Может быть и так, но не для всех и не всегда. Ему, например, гораздо легче разговаривать, когда видишь реакцию собеседника.

Или не стоит ускорять события? Подождать? Вряд ли сейчас он сможет сказать что-то вразумительное. Для такого объяснения нужен порыв, вдохновение. А сейчас на это трудно рассчитывать. Не то состояние. Как бы все это объяснение не вылилось в бессвязный, маловразумительный бред, превратившись в трагикомический фарс. Как говорится, женщины любят ушами. Поэтому, чтобы не испортить первый эффект, лучше отложить любовную серенаду до лучших времен, чтобы не было потом самому стыдно за несвоевременный и неумелый экспромт.

Может быть, изложить все в письменном виде? Но ведь тоже вряд ли получится. Отвык уже после Итона и Кембриджа от эпистолярного жанра. Художественную литературу читать почти некогда, тем более любовные романы. А документы привык оформлять через секретарш, давая лишь общие указания. Будет очень смешно, если он поручит мисс Блэквуд составить красочное любовное послание для нее же самой, изложив предварительно вкратце направленность и основные положения.

Странно вообще, почему он все время думает о ней, почему постоянно мысленно разговаривает с ней. Так запасть в его душу! Что в ней такого необыкновенного и притягательного? Внешность? Вряд ли. Да, она симпатичная, даже весьма. Но у него и раньше было много красивых знакомых, о которых он быстро забывал после проведенной в постели ночи. Непонятно, а все непонятное настораживает и пугает. Как будто чем-то опоила, околдовала, приворожила. Может быть, она тайная жрица древних языческих культов и черной магии?

Такого у него никогда не было. Неужели это и есть та самая пресловутая любовь, о которой принято так много говорить, но которая не посетила его самого ни разу. Конечно, иногда он признавался в любви, легко и непринужденно, не особенно заботясь о том смысле, который в него вкладывал. Чаще всего, конечно, подразумевая, что речь идет о том, чтобы заняться этой самой любовью. В физическом смысле, конечно. А иначе для чего вообще нужны женщины?

Но вот сейчас, когда он выявил у себя типичные признаки влюбленности, воспетые поэтами, когда почувствовал, как много стоит за этим простым словом «любовь», почему-то сказать об этом открыто стало непосильным. И не потому, что трудно сейчас физически говорить. Очень сложно выразить то, что ты думаешь, то, что скрыто во многом даже от самого себя. В чем боишься признаться даже самому себе.

Нет, пожалуй, все же рано. Еще не созрел. Не пришло время для объяснений. Но позвонить стоит. Просто поговорить, например, о делах. Послушать ее милый голос.

По привычке Кристина проснулась рано утром. Вспомнила, что на работу сегодня идти не надо, и решила еще немного понежиться в постели, но спать больше не хотелось. К тому же она отлично себя чувствовала, бодрой и свежей.

С вечера она хорошенько прогрелась и проглотила уйму таблеток, антивирусных и повышающих защитные силы организма. Грейс приготовила ей какой-то особый травяной чай по рецепту мистера Сазерлэнда. Кстати, очень приятный на вкус.

Наверное, ей помог не столько чай, сколько искреннее участие мамы и те положительные эмоции, которые испытывала Кристина, глядя на ее похорошевшее, разгладившееся лицо.

Во всяком случае, сегодня Кристина чувствовала себя намного, намного лучше. Разве что чуть-чуть першило в горле и был немного заложен нос. Зато настроение было солнечным, даже несмотря на то, что означенное светило не торопилось озарить мир за окном. Зато на душе Кристи было светло. Голова не болит, самые большие волнения и проблемы позади, а впереди целых два свободных дня. Что еще человеку надо?

Ох, если бы мы умели жить текущим мгновением, не оглядываясь на прошлое и не задумываясь о будущем!

Лишь пару утренних часов Кристи наслаждалась хорошим самочувствием и ощущением свободы и благополучия. Делала легкую уборку, готовила тесто для домашнего печенья, напевала любимый блюз… А потом вернулась в комнату, чтобы немного посидеть в кресле и отдохнуть от трудовых подвигов. И, конечно же, принялась вспоминать вчерашний день.

Этот затянувшийся рабочий день, прошел в таком напряжении, что никакие нервы бы не выдержали. Тем более что это был уже второй день после прибытия Роберта Эштона. Второй день подряд общения с этим необычным человеком, казалось, сотканным из противоречий. И столь же противоречивым было ее восприятие этого человека. С одинаковой легкостью им можно было восхищаться и гордиться и одновременно бояться и ненавидеть. Целых два дня непрерывного общения, глаза в глаза. Неудивительно, что после такого испытания он даже приснился ей ночью. Что-то выговаривал ей за какую-то провинность. А потом вдруг поцеловал…