Пачеко обошел свой стол и встал перед Габриэлем. Рост послушника не имел значения. Иногда сила зависит от внутренних качеств. Пачеко мог поспорить, что ни одна из клятв Габриэля не осталась ненарушенной – если бы кто-то в этом святом монастыре согласился на такое пари.

Фернан точно согласился бы, бедняга. Но его испытание тоже скоро придет.

– Надеюсь, ваше путешествие из Епеса прошло хорошо, – сказал он. – Вы столкнулись с какими-нибудь трудностями?

– Да, – ответил Габриэль.

С трудом сдерживая улыбку, Пачеко прекрасно знал, что люди, напавшие на Габриэля, были наемниками. Габриэль тоже это знал. То, что он был готов солгать, показывало, насколько он пал, как близок был Пачеко к тому, чтобы выполнить свое задание.

– Но ты выжил, да еще и привез с собой двух женщин?

Нет ответа. Габриэль опустил глаза и закрыл их. Пачеко поднял бровь и посмотрел вниз, на руки Габриэля, но тот держал их за спиной, подальше от взглядов.

– Она собирается остаться или вернется в Толедо?

– Этот парень, Джейкоб, приедет за ней через месяц.

Пачеко вернулся за свой стол.

– Тогда в любом случае, – заметил наставник, – ты ознакомишь ее с нашими правилами.

Эти темные карие глаза упорно смотрели в какую-то неизвестную точку.

– Наставник, я надеялся, что моя ответственность за нее была снята.

– Есть причина, почему ты хочешь отказаться от этого обязательства?

Жизнь вернулась в глаза Габриэля, в его позе появилась агрессия. Потом тишайший вздох.

– Нет, наставник.

– Хорошо. Ты можешь идти. Сообщи мне, если тебе что-то понадобится.

Габриэль повернулся, чтобы уйти. При виде рук своего ученика, все еще стиснутых за спиной, Пачеко сказал:

– Пожалуйста, отнеси эти документы брату Уаларду.

Он протянул связку свитков. Габриэль вернулся к столу и протянул за ними руки, покрытые мозолями. Последствия битвы. Покраснев и стиснув зубы, Габриэль просто стоял и ждал приговора. Пачеко пригвоздил его тяжелым взглядом.

– Ты нарушил как минимум одну клятву. Но мы оба знаем, как ты можешь это исправить.

– Да, наставник.

В неудобном деревянном табурете было больше жизни, чем в голосе Габриэля.

Когда дверь закрылась, Пачеко подумал, должны ли гордость и тщеславие помешать ему отпраздновать этот последний успех. Не каждый день раб добровольно возвращается в неволю, так хорошо тренированный, чтобы самому высечь себя. А если Габриэль действительно поддался чарам англичанки, наказание, которое он наложит на себя, наверняка будет гораздо суровее, чем мог вообразить даже Пачеко.

И это заставило его улыбнуться.

Ад,а уже в четвертый раз выдернула свою руку из руки Фернана и бросила на него очередной предупреждающий взгляд. Этот странный шут не знал никаких границ приличия. Однако он был достаточно любезен и отвлекал ее от упорно возвращающихся мыслей.

– А вот это вход в собор, – сказал он с небрежной непочтительностью. – Я не знаю, почему некоторые из святых братьев вообще утруждают себя, выходя отсюда. Они ведь почти весь день проводят здесь.

– Ты смеешься над верой, – сказала Бланка. – Почему?

– Потому что они смеются надо мной.

– Тогда зачем вообще идти в монастырь?

Фернан улыбнулся Аде.

– Твоя новая подружка нахальная. Она мне нравится.

Ада обменялась смущенным взглядом с Бланкой. У той, похоже, хватало терпения на разных людей, независимо от их недостатков.

– Мне она тоже нравится, но, наверное, по другим причинам.

Фернан пожал плечами и поднял глаза на покрытую затейливым узором арку собора.

– Я пришел в это место по той же причине, что и вы, – меня вынудили обстоятельства. Четвертые сыновья в благородных семействах доставляют своим родителям много проблем. В конце концов, дома мы никому не нужны, но у нас нет ни титула, ни профессии, которая могла бы прокормить нас. – В его голосе появилась непривычная резкость. – А что до братьев, они не обращают на нас никакого внимания. Наш приход в мир просто делит имение не на трети, а на четверти.

– Поэтому ты пришел в церковь, хотя и не веришь? – спросила Бланка.

Фернан расхохотался и попытался снова взять их за руки. Обе старательно увернулись.

– Я никогда не говорил, что не верю. Просто у меня совсем другое представление о том, как мне проводить дневные и... м-м... ночные часы. Тело не может жить одним только учением и молитвой.

Пока они возвращались в монастырь, Ада размышляла над разницей между Фернаном и Габриэлем. То, что они оба занимали одно и то же пространство, избрали один и тот же путь и старались выполнять одни и те же обязанности, казалось почти абсурдным. Разница между ними была слишком велика, чтобы ее мозг мог это осмыслить.

– Сеньор, вы считаете это испытанием – соблюдать свои клятвы, особенно потому, что это не ваше призвание? – спросила она.

Он снова рассмеялся:

– В этом по крайней мере мой отец был добр ко мне. Он мог бы отправить меня в орден Алькантара или в какой-нибудь другой бенедиктинский кошмар. Здесь по меньшей мере мои клятвы легко соблюдать.

Ада остановилась во внутреннем дворе, пестреющем весенними цветами и травами.

– Ваши клятвы так легки?

– Послушание – первое, что я лично нахожу самым трудным. Что до данной мной клятвы бедности, – сказал он, открывая объятия пышной зелени, – здесь я живу почти так же хорошо, как жил в поместье моего отца. Клятва касается только личной бедности, которую монастырь налагает на нас в первый год. После конфирмации собственность возвращается к нам, но подразумевается, что мы должны вести себя благоразумно.

Даже Бланка нахмурилась.

– Что за странный орден.

– Вообще-то он такой единственный, но не только по этим причинам. – Понимал он это или нет, но Фернан говорил почти с гордостью. – У каждого ордена есть свобода в определении таких вещей, но Сантьяго доводит религиозную автономию до предела. – Он наклонился к ним как заговорщик. – Рыцари ордена Святого Сантьяго дают обет только супружеского целомудрия.

Ада изумленно открыла рот.

– Супружеского? Они не могут жениться?

– Могут и делают это, моя дорогая, – ответил Фернан с хитрой ухмылкой. – Вот почему я постоянно присматриваю женщину, которая станет сеньорой Фернан Гарса. Боюсь, неженатые мужчины принуждены к воздержанию, но, поскольку вместе с нами в монастыре живут и женщины – канонисы, которые ухаживают за паломниками, – мои шансы весьма неплохи. – Его лицо стало издевательски серьезным. – Раз уж мы об этом заговорили, то мне кажется, обет целомудрия соблюдать труднее всего. Но чем скорее я найду жену, тем скорее смогу направить всю мою энергию на глумление над властью.

Найдя поблизости во дворе скамью, Ада села и обратилась к Фернану за ответами в надежде, что он будет серьезен, хотя бы на мгновение.

– То есть братья могут жениться, верно? И нет клятвы воздерживаться от насилия? Даже для священников?

– Мы религиозный орден, единственная цель которого защищать королевства Кастилию и Леон от мавританской угрозы, так что даже священники прибегают к насилию. Это наша цель.

Он невесело улыбнулся. Светло-голубые глаза пристально смотрели на нее.

– Интересно, Ада, кто понарассказал тебе все эти сказки?

Глава 19

За вечерней трапезой Габриэль сидел вместе с дюжиной других братьев в малой монастырской трапезной. Пачеко и Фернан ели молча, не поднимая головы, как и все остальные братья ордена. Его глаза болели от недосыпания, но от него не ускользнула их подозрительность.

Он тупо смотрел в миску ячменной похлебки, стоящую перед ним, видя искаженное отражение своего усталого лица и напоминая себе правду: их интересует Ада, ничего больше.

Пачеко наблюдал за ним с тем же самым выражением, какое было у него во время их утренней встречи. То, что наставник послушников тайно издал приказ о его наказании, не смягчило ужасное чувство, что от него потребуют еще большей жертвы.