Ада принялась собирать свои вещи в сумку. Бланка решительно кивнула.

– Поскольку ты избил Фернана, они за тобой будут следить. За всеми нами.

Фернан. Он как нарыв, несчастная пародия на человека. После истории с опиумом он заслуживал гораздо более близкого знакомства с кулаками Габриэля. Впрочем, Фернан, похоже, единственный, кто может ответить на его вопросы. Сможет ли Габриэль поверить ответам этого фигляра, оставалось загадкой.

– Найди Фернана, – приказал он Бланке. – Пожалуйста. Единственный раз за время своего жалкого послушничества он пойдет на мессу. Сегодня вечером.

Глава 26

Брат Теллес собирался проводить мессу, значит, Великий магистр Родригес отсутствовал. Совет тринадцати еще не собирался. Рыцари ордена пока еще не получили приказа взять его под стражу за избиение Фернана.

В потоке горожан, стекающихся в собор на полуночную мессу, Габриэль искал Аду. Если все пройдет гладко, они выберутся из города и к рассвету будут в безопасности. А потом...

Он закрыл глаза и увидел за своими веками только черноту. Никакой ясности. Никакого определенного будущего. Но, как это ни пугало, сейчас он дышал легче, чем за весь последний год. Возможно, пришло время наполнить эту черную пустоту новым будущим.

Габриэль открыл глаза, немного растерянный видом нескольких сотен прихожан. В просторном соборе гулко раздавались голоса. Среди всех этих людей одиночество вдруг обрушилось на него, но Ада была здесь. Она сидела рядом с канонисами. Отыскав его глазами, Ада улыбнулась, неуверенно, как будто прося позволения что-то сделать. Куда исчезла женщина, которая разделась перед ним донага в купальне? Он ничего не знал об Аде. Чем ближе они сходились, тем нерешительнее она становилась. Избавление от неестественной свободы наркотика сделало ее другой.

Бланка потянула Аду за рукав, и он увидел, куда она незаметно показывает: Фернан сидел в четырех рядах от Габриэля, его белые одежды и бритая голова сливались с остальными. Только когда он повернулся, по темно-багровым синякам на его лице стало ясно, что это Фернан.

Габриэлю не нравился этот тощий клоун, но от вида этих синяков ему стало не по себе.

Месса началась с проповеди, превозносящей необходимость любви и милосердия к ближнему. Бесчисленные взгляды касались лица Габриэля и тут же исчезали, наверняка обращаясь на Фернана. Дым факелов и свечей жег его ноздри, в ушах гудел шорох сотен тел.

Когда прихожане двинулись к алтарю за причащением, Габриэль увидел, как Бланка незаметно покинула канонис. Ада с безмятежным видом смотрела прямо перед собой. Церемония затянулась далеко за полночь, пока громкий крик в глубине собора не заставил все головы повернуться туда.

Габриэль и Ада воспользовались сигналом Бланки и стали незаметно продвигаться в направлении, противоположном суетливому движению толпы. Еще один крик, на этот раз не Бланки. Внезапная сумятица заставила испуганных прихожан еще быстрее броситься к выходам. Габриэль растолкал локтями перепуганных, мечущихся прихожан и, добравшись до Фернана, затащил его в исповедальню.

Зажимая ему рот рукой, Габриэль уставился на него.

– Почему ты это сделал?

Фернан глазами показал на руку, не дающую ему говорить.

– Только слова, понятно? Если ты закричишь или позовешь на помощь, то сразу перестанешь быть мужчиной.

Глаза Фернана слегка расширились, и он кивнул. Габриэль освободил его рот, но продолжал держать руку у горла.

– Говори.

– Вот теперь ты требуешь подробностей, – возмутился Фернан. – Перед тем как превратить меня в ходячий синяк, ты не хотел ничего, кроме голых фактов. Ты знаешь, как теперь будет трудно найти приличную шлюху?

– Ты вылечишься, если только не продолжишь эти шутки. – Он нажал сильнее. Фернан судорожно открыл рот, чувствуя неумолимую руку на своем горле. – Почему ты это сделал? Что Пачеко знает о тебе?

Фернан с присвистом вдохнул через нос.

– У меня есть сын.

– Что?

– Сын, – повторил он, глотая ртом воздух. – Прошлой весной я влюбился в одну мавританку, сразу после того как приехал сюда.

– И ты спал с ней? Отношения между христианином и мавританкой – это противозаконно.

– Габриэль, в тебе погиб ученый. Какой ты умный. И такой сообразительный.

Габриэль подвинулся, переместив вес своего тела на пах Фернана.

– И ты исповедался Пачеко?

На голове Фернана выступили капли пота.

– Да. Он угрожал рассказать моему отцу, если я не сделаю то, что он хочет. Я должен унаследовать одну четверть владений моей семьи, так же как и мои братья, а отец никогда не позволит мне сделать наследником этих земель наполовину мавра. – Он сглотнул; Габриэль почувствовал под рукой, как шевельнулся его кадык. – Я сделал это, чтобы защитить их.

– Где они сейчас?

– В последний раз на рынке я дал ей достаточно денег, чтобы она вместе с семьей бежала в Толедо. Я надеялся встретиться с ними там, когда... когда...

– Когда?

– Когда тебя не будет. Вот почему Пачеко хотел, чтобы я навредил Аде и ты покинул орден.

Габриэль ослабил хватку и отступил на шаг. Кровь снова хлынула в лицо Фернану, и он стал хватать ртом воздух, растирая горло.

– Я говорю правду, – сказал он.

– Почему? Чего хочет Пачеко?

– Понятия не имею.

Габриэль смотрел в его широко раскрытые глаза, видя там одновременно страх и решимость. Человек, который бросил вызов закону и влюбился в мавританку, прижимался спиной к стене исповедальни, но не испугался.

– Уезжай вместе с нами, – наконец произнес Габриэль. – Ада и Бланка достанут лошадей. Мы можем доставить тебя в безопасное место вне Уклеса.

– Если только ты будешь держать себя в руках. Даже если я больше никогда не увижу Абес, то предпочел бы обойтись без твоего рукоприкладства.

– Абес?

Фернан глубоко вдохнул, выпрямляясь.

– Да. Я сделаю ее женой, если смогу.

Ошеломленный неожиданной силой в его голосе, Габриэль только кивнул. От болтливого фигляра до мужчины, жертвующего своим будущим ради семьи, – перемена была слишком разительна.

– Тогда снимай свое монашеское одеяние, брат. Наше пребывание в ордене Святого Сантьяго подходит к концу.

Фернан перекрестился и сбросил через голову белое одеяние.

– Наконец-то.

Как лодка, пробивающаяся сквозь бушующее море к берегу, Ада двигалась с обезумевшей толпой к широким двойным дверям восточного придела собора. Единственного крика Бланки было достаточно, чтобы побудить всю паству к безумным действиям. Тела врезались и давили на нее. Она дышала через нос, намеренно медленно, сдерживая нарастающую панику.

Ближе к выходу она нашла достаточно места между горожанами, чтобы дышать свободнее. Она вырвалась в чистую прохладную ночь. Мужчины вели своих жен и детей вниз по крутой тропинке к Уклесу, двигаясь торопливо, но уже без того отупляющего ужаса, с каким бежали из собора. Укрепленные высоко факелы освещали путь для людей, возвращающихся домой.

Ада скрылась от этих мерцающих огней в темноте, пробираясь вдоль каменного фундамента к конюшням. Там она дождалась, пока двое стражников покинут свой пост, чтобы узнать, что за шум поднялся в соборе. Темный плащ скрывал ее тело. На всякий случай она все время держала руку на рукояти кинжала. Наконец Ада проскользнула в конюшню.

Воспоминания о тьме, старых страхах и боли захватили все ее чувства. Ада остановилась и прижалась к ближайшей стене, закрыв глаза и ощущая сильное головокружение. Она прижала ладони к камням, еще хранившим слабое тепло дня.

Еще больше боясь возвращения стражников, она заставила себя отойти от стены. В стойлах она обнаружила пару лошадей. Тяжелые седла никак не хотели сниматься с крюков, а она боялась их уронить и устроить шум.

Поэтому Ада взяла лишь уздечки и поводья, уверенная, что можно обойтись и без седел.

Кроме, может быть, Фернана. И Бланки.