Нужно узнать всё точно. Обычно ходили на чужую территорию группой. Не ждать, когда из школы придут братья. У небольшого базарчика Игорь увидел мальчишку в бушлате. Он разговаривал с маленьким человеком на тележке, который играл на гармошке. На фуфайке заметил белую медаль и орден, такой же, как у отца.
— Шкет, иди семечек дам, — позвал мальчишка, широко улыбаясь лягушачьим ртом. — Подставляй карман. У тебя козырная шинель.
— Из дядиваниной. Мама перешила. Фронтовая. — Сказал гордо Игорь, чувствуя, что мальчик его уважает и вполне может заступиться, если загозерновские пацаны станут цепляться.
— Ты чо смурной? — спросил паренёк, глядя ему в лицо бесцветными глазами.
— Ольге нужен шоколад, потому что какой-то гемоглобин упал. Врачиха сказала, что она в критическом состоянии, — потерянно сказал Игорь и вздохнул.
— Какая Ольга? …Стрелочницы тёти Кати. Вон кто.
— Она из нашего детдома. Мы вместе ехали. Не бери в голову. Придумаем что-нибудь. Она бледная всегда. Видел, как вы цветы носите к эшелонам и дарите солдатам. Им бы махорки, а что подснежники — муть голубая. Нужно снабженцев пощупать. У них всегда американский шоколад есть. А сколько надо?
— Незнаю, — ответил мальчик. — Не говорили они. …Может умереть. Я бы не хотел.
— Ей нужно побольше морковки и лука есть. За зиму двое наших умерло.
— Она не любит, а я ем. Он хоть горький, но полезный. …Мать её заставляла. Плачет, а не жрёт. Такая она непонимающая. …Шоколадку съест. Само собой.
— Шоколад меняется на самогонку и на «мохнатую халву», — сказал мальчишка и подмигнул. Игорь не видел, куда гонят самогонку и не мог представить, как может выглядеть «мохнатая халва».
Игорь побывал в столовой, которая была побольше чайной, зашел в магазин, в котором пахло конфетами помадка и конской сбруей. Шоколадок нигде не оказалось.
— Может тебе чёрной икры банку дать? — спросила продавец, показывая золотые зубы.
— Ольга болеет. Этот самый упал, а его поднимать надо. …Ге-мо-гло-бин, — кое-как выговорил мальчик. Женщина перестала смеяться.
— Рыбий жир пусть мать достаёт. Тут предлагал один барсучий жир. Да я его не запомнила. Пассажир.
Игорь зашел в мастерскую Евсееча, но там набралось много людей. А если плитка окажется настоящей? Лучше честно рассказать, а дядя Стёпа поймёт. А может быть, ему плитка тоже нужна. Он был недавно в больнице. Врач ему тоже велел шоколад есть, чтобы поправиться. Евсееч большой, а Ольга маленькая. Если она умрёт, то, что будет с ним? с кем ему придётся жарить картошку и мыть посуду. Игорь не любит это занятие, а у неё это получается хорошо. Валя хорошая девочка, но с ней скучно. Она соглашается с его предложениями, всегда готова выполнить любую его просьбу. Это хорошо, но иногда так надоедает, что Игорь просто злится от её покорности. Она никогда не спорит, отстаивая своё мнение, не предлагает новую игру. Валя не кричит на него и не требует, чтобы он делал так, как ей хочется, считая, что всегда права только она. И то и другое плохо. Плохо и то, что когда человек умирает, его обязательно нужно класть в ящичек и закидывать ямку землёй, а потом ставить крест. Если Ольгу закопают, значит, что он уже никогда не поспорит с ней, не прокатит на санках, не поделится булочкой. Когда Игорь что-то делает хорошее для Ольги, то он чувствует себя сильным и ответственным перед её мамой. Тогда кажется, что он взрослый, хотя и маленький, ведь только взрослые умеют заботиться, отдавая всё лучшее, что у них есть, детям.
Вдруг вышел Евсеевич, попросил побыть в мастерской, пока ходит в сельсовет за кожей для ремонта обуви.
— Если кто придёт, скажи, чтобы подождали. Не разрешай брать обувь.
Игорь вошел в мастерскую. Привычно пахло кожей и клеем. Сундучок оказался не запертым. Он так и не решил, как ему поступить — сказать ли Евсеечу об Ольгиной болезни или… Плитка оказалась настоящей. Послышался шум на крыльце. Игорь машинально сунул плитку в карман и захлопнул крышку. Он не хотел брать чужую вещь, но так получилось, что шоколадка оказалась в кармане. Вошедшая женщина работала смазчицей. От неё сразу запахло мазутом, который она заливала в буксы вагонов и платформ.
— Подождите, — сказал Игорь, — Евсееч сейчас кожу принесёт.
Женщина хмыкнула и, как-то презрительно дёрнула губами, словно поняла, что он украл у своего лучшего друга шоколад. Я ж не себе, — хотел сказать мальчик, но женщина ушла, оставив запах паровоза. Этот запах не спутать ни с каким другим.
Игорь и его друзья стояли у насыпи, чтобы во время остановки эшелона подойти и отдать цветы солдатам. Подошел состав. Через равные промежутки времени под паровозом выбивалась струя пара. Вдруг услышал знакомый голос. Игорь ещё раз осмотрел паровоз. Увидев дядю Ивана, бросился вверх по насыпи. Лицо было в угольной пыли и копоти, но оно улыбалось ему. Мама запретила приближаться к линии, так как это очень опасно, запретила забираться к дяде на паровоз. Игорь смотрел вверх и махал букетиком цветов, словно приготовился бросать его.
— Руку давай, — требует дядя, открывая дверь и, берясь за сверкающий поручень. Он тут же забывает о запрете, забывает обо всём на свете. Много глаз с завистью провожают его, поднимающегося в кабину огромного локомотива. Не у каждого мальчика на станции есть дядя, который работает на паровозе. А только у него. Игорь с трудом различает человека с лопатой, вырывающиеся языки пламени из открываемой топки. Дрожит железный пол, слышится мощное дыхание машины. Множество запахов витают в кабине. Мальчик быстро к ним привыкает, а дядя уже сажает его на чёрную лоснящуюся полку, открывает железный чемоданчик, который дядя Ваня называет «шарманкой», достаёт солдатский котелок с борщом, вынимает ложкой огромный кусок мяса.
— Давай, племяш, ешь. Вырастай быстрей. Будем вместе работать.
Игорь отказывается, но дядя настаивает, говорит, что мясо передала бабушка, чтобы быстрее вырос. Игорь помнит запах бабушкиного борща с фасолью. Мясо можно есть медленно, отделяя волокна. «Хорошо бы маме оставить кусочек», — думает он, а дядя уже нацедил из краника горячей воды в кружку, отколол кусок сахара. Игорь вытирает руки белой мочалкой из ниток, которую называют «концами». Однажды с бабушкой они разбирали эти концы. Набралось много ниток, которые сматывали на клубки. Из этих ниток бабушка связала ажурные манжеты и воротничок для мамы. Игорь макает сахар в кипяток и аккуратно ест. Остаток сахара кладёт в карман, а свой букетик подснежников, о котором забыл, отдаёт дяде Ване. Тот укрепляет их у окна. В кабину входит пожилой человек с листом бумаги, что-то говорит. Дядя поднимает его. Игорь знает, что нужно перед отправлением подать сигнал. Он тянет вниз деревянную ручку, висящую на проволоке. Тянет изо всех сил, двумя руками. Рождается гудок. Он старается запомнить его, ведь у дяди Вани новый паровоз и теперь он работает не кочегаром, а помощником машиниста.
Состав медленно трогается, колёса паровоза пробуксовывают, сыплется песок на рельсы, а дядя машет ему из окна и улыбается закопченным лицом. Катятся мимо колёса, набирая скорость. В потоках воздуха кружится пыль, и множество разных запахов исходят от вагонов и платформ. На тормозной площадке стоит человек. Мерцают красные огоньки в подвешенных фонарях. Игорь смотрит до тех пока, пока они не исчезнут в повороте дальней выемки. Ольга стоит рядом, её бледное лицо выглядит торжественно и строго. Она гордится тем, что только у Игоря такой отличный дядя. Мальчик вынимает из кармана кусочек сахара, который почему-то из белого стал серым. Ольга отнекивается, говоря, что раз дядя угостил тебя, значит это тебе. Игорь убеждает её, говоря, что объелся, и у него уже полный живот. Ольга соглашается принять такой ценный подарок. Медленно грызёт сахар и восторженно смотрит на Игоря голубыми глазами, которые, когда она сердится, становятся почти зелёными.
Входили и выходили люди. Игорь ждал, когда можно будет сказать Евсеечу о своём плохом поступке. «Лучше положить плитку обратно, — решил Игорь, но удобного случая не представлялось. — Он заметит. Больше не станет со мной дружить. Нужно ему признаться. Он поймёт. Он настоящий друг». Евсееч работал за низким столиком, раскраивая кожу, люди приносили изношенную обувь, забирали починенную и всё разговаривали, разговаривали, оставляя свёртки и свёрточки.