— Будешь теперь сидеть дома, — сказала мама строго. — Под замком, чтобы мне не говорили, что ты растёшь вором и лазишь по чужим огородам.

— Мама, я не рвал чужую редиску. Это Яшка обманул тебя, — пытался рассказать всё, как было Игорь, но Алла Петровна не слушала его, а только кричала и плакала.

— Мой сын вор и бандит, его скоро арестуют. Он станет носить арестантский халат и кандалы. Что мне делать? Что я напишу отцу?

— Мама, зачем ты меня обманываешь? Ты читала папины письма. Ты их сама писала и приносила. Ты обманывала меня всю зиму. Ты обманщица.

Он не стал есть мучную кашу с молоком, а лёг спать, вымыв ноги в тазу. «Завтра начнёт другую жизнь. Мама не хочет его понять, не хочет даже выслушать. В огородах так всё заросло, что не понять, где чей. Везде одинаковые ограды, везде одинаковые грядки. Но свой огород он помнит по воротцам на ремённых петлях, по белой проволоке, которая привязана у крайнего столба. Наверно, те пацаны сказали, что мы лазили с Ольгой. Скорей всего, это они рвали чужую редиску, а на них свалили. Если она верит всем, кто что-нибудь наврёт, то зачем она живёт с ним? И тогда наврали, что он хотел возчика зарезать складишком, который подарил Степан Евсеевич. Она так и не поверила ни ему, ни дяде Степану. Завтра совершит свой поступок. Пусть тогда верит, кому хочет».

Мама не забыла своего обещания. Дверь — на замке. Он увидел его в окно. Вылив молоко в бутылку, отсыпав соли в коробочку, отрезал от булки большой кусок хлеба, стал одеваться. Игорь ещё ночью продумал, что ему нужно взять с собой. По поездам он не станет просить милыстину, в детдом не пойдёт, а станет пробираться к бабушке. Бабушка всегда выслушивает и заступается, если оклеветали. Мама не хочет ни заступаться за него, ни выслушивать. Она просто ему не верит. А так нельзя. Если тебе не верит мама, то, как дальше жить? Стоя в углу, спланировал, что сделает сначала, что потом. Он будет идти вдоль железной дороги. А бабушкин дом стоит очень близко от путей. Рядом большие землянки, в которые на грузовиках в прошлую осень завозили капусту и морковку. Мимо он не пройдёт. А неподалёку видел большой железный мост. По нему обязательно нужно проходить.

Доска у стены оказалась прибитой. Он принёс топор, но попытки поднять хоть какую-то доску, не принесли желаемого результата. Доски оказались крепко приколочены. Остался последний вариант. Он вынес в сени две табуретки. Поднявшись наверх, вспомнил, что забыл сумку с продуктами. Пришлось осторожно спуститься на пол. «А если её нет дома? Если она ушла? Он заберётся в сени, а выйти на улицу не сможет», — подумав, Игорь постучал в стену около печи, где перегородка тонкая.

— Выйди в сенки, — попросил девочку, когда та подала голос.

— Помогу тебе, — сказала Бирута. — Забирайся. Буду тебя держать.

Передав сумку, Игорь стал протискиваться в щель между крышей и перегородкой, которая в одном месте не доходила до потолка. Расстояние оказалось меньше, чем он предполагал. «Доску можно отбить молотком, — решил мальчик, спускаясь вниз, но молотка на месте не оказалось. — Он же был. Недавно видел. Печники могли унести. Но есть топор, хотя он очень тяжёлый, но всё же нужно попытаться. А зачем отбивать доски вверху? Доски проще отбить внизу, а потом приставить обратно». Игорь стал искать место, где прибиты очень широкие доски. Он нашел. Удивился, почему так легко они отколачиваются. Гвозди были короткими.

Когда две доски он отбил с одной стороны, Бирута потянула их к себе, и образовался проход, а точнее «пролаз». Игорь отнёс в комнату табуретки, положил на место топор, окинул прощальным взглядом свою кроватку и вспомнил о пуле-пробке. Он так и не сделал себе удочку. Она бы пригодилась. А в чем варить уху? Если нет рыбы, то и уха не получится. А вот чай варить нужно. Или кашу. Придётся идти к Ольге и просить котелок, в который раньше тётя Катя доила козу. Без котелка и кружки в походе нельзя. Забыл и спички. Пришлось вернуться. Завернул десяток спичек, положил в коробочку от пудры вместе с «чиркалкой».

— Что случилось, Игорь? — спросила Бирута так ласково и участливо, что он всё рассказал, как мама не поверила ему, как заперла, — Нехорошо так делать. Мама ошиблась, но ты же мужчина, должен понимать, как ей тяжело без папы. Моей маме тяжело. Ей здесь очень плохо, я помогаю, чтобы она лучше отдыхала.

— Твоя мама тебя слушает и верит, когда на тебя наговорят то, чего ты не делала? Мне не верит никто. А мама запретила дружить с Евсеечем, а он очень хороший человек. Теперь я не видел лучшего друга два или три дня, а может ещё больше. Я украл у него шоколадку для Ольги, потому что она больная и может умереть. Он меня простил. Сказал, что он тоже так сделал, если бы ему было шесть лет. Я пообещал, что не буду ходить на станцию, что не буду забираться в кабину паровоза, когда дядя Ваня и дядя Саша приедут. Я не знаю, как мне теперь жить. Вчера ей сказали, что я воровал редиску в огородах. А я никогда не захожу в чужие огороды. Это пацаны, которые рыбачили, залезали не в свои огороды. Свалили всё на меня. Я знаю, что их подговорил Яшка-парикмахер. Мы с Ольгой испугали его маму, когда она выходила из чайной. Она подвернула ногу, у неё в сумке были продукты и конфеты. Наверное. Мы бы не стали её пугать, но ихняя корова выдавила у нас в окне стекло, потому что залезла в сенки и сгрызла капусту. Не всю. Не любит меня мама. Как будто я чужой. Лучше я уйду к бабушке. Буду жить у нее, и помогать ей.

— Ты хочешь идти? — удивилась девочка и обняла его за плечи. — Мама тоже говорила, что не помогала фашистам, но ей не поверили. А тетка с соседнего хутора сказала, будто у нас останавливались ночевать посторонние. Нас послали сюда жить. …Подожди. Ты прости свою маму. Она любит тебя. Правда. Ей будет плохо без тебя. Она потом поймёт, что была не права и ошибалась. Ты не должен сегодня уезжать.

— Нет. Не поймёт, — сказал Игорь, вставив гвозди в дырочки, и постучал по ним «отпаровозной железой». Доски перегородки оказались на прежних местах. Девочка отговаривала его, но Игорь только качал головой, просовывая руки в лямки сумки, чтобы получилось, как рюкзак. Так научил его делать Валерка, когда они ходили с ним за хлебом.

Игорь упрямо сжал губы и больше не слушал, что ему говорит девочка Бирута. Нужно спешить. До бабушкиного домика очень большое расстояние, если даже на поезде ехать, то приедешь только утром, а поезд идёт быстрее, чем ходят по земле мальчики с тяжелыми сумками. Игорь знал, что впереди на его пути будут маленькие станции и разъезды. Ведь он много раз видел их из окна вагона, когда ехал к бабушке или обратно домой. Несколько раз он даже ездил один. Мама сажала его в вагон и просила проводницу присмотреть и вовремя помочь сойти в Чесноковке. Он вспомнил, что бабушка живёт на станции Чесноковка. Там же живут его тети и дяди. Они живут вместе в одном домике у самой железной дороги, недалеко от вокзала. Прошедшей осенью он жил с бабушкой несколько дней.

…Первым делом осмотрел сарай с курицами, потом обнаружил в зарослях полыни большую телегу. Но лошади не оказалось нигде. Его это удивило, как телеги могут быть без лошади. Он даже пошел к огромным землянкам, в которых разгружались грузовики и повозки с овощами. Грузчик дал ему морковку необыкновенной величины, но всеравно он не знал, куда ушла бабушкина лошадь, оставив телегу в огороде. На другой день он познакомился с девочкой Верой, что жила через дорогу. Они быстро поругались. Девочка завела его на пустырь, где были ямы, разные доски и брёвна, а сама спряталась. Игорь её звал несколько раз, но она не откликалась. Сначала он испугался за неё, а потом понял, что она его оставила тут, чтобы он потерялся. Теряться Игорю не хотелось. Он помнил, откуда они пришли, какие обходили кучи кирпичей и штабеля брёвен, какие ямы видели. А ещё он всегда чувствовал, куда светит солнце. Если солнце светит в спину, когда уходишь, то когда возвращаешься, солнце должно светить в лицо.