Она замолчала, отвернувшись. Стало так тихо, что слышно было, как осыпаются лепестки сирени…

Проснувшись, она спустилась вниз и открыла окно. Все запахи сада тут же наполнили комнату. Где-то далеко прокукарекал петух. В окно влетела пчела и, жужжа, закружила над блюдцем с медом…

Оксана налила себе в чашку кофе и стала медленно размешивать сахар. За спиной послышался негромкое шарканье.

— С днем рождения, папа! — поздравила Оксана. — Теперь ты совсем большой…

— Не с чем поздравлять! Дни рождения меня давно уже не радуют, — отозвался отец.

Она подошла к нему и поцеловала в плечо.

— Меня тоже, — согласилась Оксана. — Не будем зацикливаться на дне рождения. Представим, что у нас просто праздник. Я сейчас приберу в доме, съезжу за продуктами, накрою стол. И мы посидим все дружно, как раньше…

С тряпкой в руке и с ведром воды она зашла в комнату отца — скромно, чисто, так было всегда. Постель заправлена, письменный стол в идеальном порядке…

…Насте бы у него поучиться…

Стены были увешаны фотографиями. Оксана подошла поближе. На всех снимках — она…

Иногда вместе с отцом. Ни одного снимка матери. Одна фотография, где они втроем, вместе с Оксаной. Тряпка выпала из рук. Защемило сердце.

— Подонок! Как он мог?!! Это — предательство!!! Везде только она! Моя мать для него не существовала…

Любил ли отец когда-нибудь свою жену? На этот вопрос она не могла дать ответ. Если честно, то даже не могла представить: как можно быть влюбленным в ее мать? Она даже никогда не думала о ней как о женщине.

Закрыв глаза, попыталась воссоздать в памяти ее образ. Холодная, вечно чем-то обиженная, с поджатыми губами. Усталое, рано поблекшее лицо, зачесанные назад волосы, жесткие руки с коротко-стриженными ногтями, злые глаза. Тусклые, бесформенные платья. Некрасивая обувь без каблуков, а на ее жилистых ногах часто смотрелась как ортопедическая. Ее нельзя было назвать красивой, но и некрасивой тоже нельзя было назвать. Никакая. Никакого запаха, никаких украшений…

Мать не проявляла никаких эмоций, все чувства были загнаны внутрь… Пустота…

Оксана никогда не видела свою ее счастливой или плачущей, наверное, с тех пор как мать отняли от груди, она не проявила ни одного человеческого чувства…

Но однажды эти тонкие поджатые губы — ведь должна же она это сделать — признались отцу в любви. Ведь однажды она должна была лежать под отцом и стонать… Это казалось невообразимым, но во всяком случае один раз это было сделано…

…Оксана украла тюбик помады у Наташи. Она стоит перед зеркалом и красит губы. Помада сладко пахнет малиной и блестит на ее губах. Оксана распускает волосы и взбивает их руками. В этот момент входит мать. Она хватает ее за волосы и полотенцем больно стирает помаду с губ. Оксана плачет.

— Ты хочешь быть такой же шлюхой, как она? — ее тонкие бесцветные губы скривились.

— Лучше быть шлюхой, чем такой, как ты! — выкрикивает Оксана и получает пощечину.

— Зачем я тебя родила? Ты вся в своего кобеля-отца! Такая же дрянь! — бросает ей в лицо мать.

Оксана задыхается от ненависти. Ее лицо побелело, руки сжаты в кулаки, глаза мечут молнии.

— Ненавижу тебя! — кричит, заливаясь слезами Оксана.

Она вся дрожит от ненависти к матери. Мать берет тюбик помады и выходит из ее комнаты.

— Сегодня будешь сидеть весь день дома! И на выходные к отцу не поедешь…

Оксана слышит звук закрывающей на ключ двери. Она подбегает, пинает дверь, колотит кулаками, рыдает, но ничего не помогает. Мать неумолима. В эти выходные Оксана не поехала к отцу…

Она не любила мать. Но сейчас ей стало жаль ее. За что мать была так обижена на всех? Почему она не могла любить даже самых близких ей людей? Да и себя она тоже не любила…

Так ли сильно я отличаюсь от матери? Ведь любовью к ближним я тоже не могу похвастаться… Но я не хочу повторить ошибки матери! В тоже время я не могу полюбить всех, кто окружает меня… совсем запуталась…

Оксана приблизилась вплотную к стене. На первом снимке — улыбающаяся Наташа: в светлом платье, стоящая в эффектной позе на палубе. Ветер раздувает ей волосы и подол широкой юбки…

На следующей фотографии Наташа с отцом. Отец еще молод, статен и хорош собой. Наташа смотрит в камеру, а он на нее. Отец смотрит на нее взглядом, полным восхищения. До появления Наташи отец смотрел с таким восхищением лишь на одного человека, на Оксану. Оксана была его принцессой…

Вот фотография, где они втроем: Оксана стоит с вымученной улыбкой, она здесь лишняя, отец с обожанием смотрит на Наташу, а та смотрит в объектив, и ее взгляд говорит, что она она любит себя, и только себя, и никого другого…

— Сука! Ты испоганила мою жизнь!..

А как счастливо все начиналась! Оксана, Ксаночка, котенок — единственный ребенок в семье, которого безбожно баловал отец, не смея ни в чем отказать. Он жил только ради нее, пока не появилась она. Отец развелся и ушел к ней, а Оксана осталась жить с ненавистной ей матерью.

«Это ужасно, когда один человек так много для тебя значит. С потерей его вся жизнь идет наперекосяк, а все из-за этой гадины. Как я ее ненавижу! Почему бог так несправедлив?..»

В углу висела иконка. Святая Дева Мария, прижимающая к своей груди младенца Христа. В рассеянных солнечных бликах она казалась живой. Оксану охватил суеверный страх…

…Нельзя желать ближнему того, чего не желаешь себе, ибо вернется назад. Я всю жизнь ей желала только плохого, вплоть до смерти… Может быть, из-за этого моя жизнь и не сложилась…

Она в панике схватила ведро и выскочила из комнаты отца.

— Мама, возьми меня с собой! — Настя бегала за ней, как хвостик. — Ну, пожалуйста-а-а!

— Зачем тебе со мной ехать? Это далеко. Ты что, супермаркета не видела? Я хочу побыть одна.

— А я не хочу побыть одна! Ты только о себе думаешь!

— Людям иногда нужно побыть одним. Когда-нибудь ты поймешь это, — сказала Оксана, как можно мягче.

— Угу. Как же!

Послышался звук захлопывающейся двери и шорох шин.

Лавров услышал за своей спиной шарканье босоножек и почувствовал запах клубники. Вдруг жаркие и липкие ладошки легли ему на глаза.

— Настя! — отгадал он.

Он услышал за спиной, как она давится от смеха.

— Может быть, это не Настя! — сказала она страшным голосом. — Может быть, это приведение!

— Нет у нас тут приведений! — сказал Лавров, сняв ладошки с глаз.

Он повернулся. Настя стояла и громко смеялась, так громко, что просто задыхалась от смеха. Так мы можем смеяться только в детстве — ведь в детстве для счастья причины не нужны…

— Почему ты с нами не живешь?

— Вы живете в городе. Я не люблю город. Кто это у тебя такой страшный? — он кивнул головой в сторону зеленого монстра, с которым она спала ночью.

— Это — Шрек. А что?

— Ты спишь с таким страшным?

— Он очень добрый. Он страшный, но добрый. Такое тоже бывает. Не все красивые бывают хорошими. Я это знаю…

— Все готово! — позвала Оксана. — Мыть руки!

Белая скатерть, цыпленок с золотистой корочкой, хрустальные бокалы, бутылка шампанского в ведерке. Торт на столе — воздушный, тающий во рту бисквит, облака взбитых сливок, кокосовые хлопья и все усыпано засахаренными бутонами роз…

— С днем рождения! — поздравила Оксана, подняв бокал с шампанским.

— Спасибо дочка! Забыл, когда в последний раз пил шампанское…

— Настя, не засовывай всю ножку в рот. У тебя для этого есть нож, — сказала Оксана, поморщившись.

В этот момент ножка падает из рук Насти, испачкав белоснежную скатерть.

— Что ты за неряха такая? — пронзительно закричала Оксана.

Настя заплакала во весь голос, слезы заструились у нее по щекам. В этом плаче слышались обида и боль оскорбленного ребенка.