Весь свой первый день я провел как на иголках. Множество новых лиц, лабиринты разветвлений коридоров, множество бесчисленных кабинетов, оформление документов, новые обязанности, — всё это безусловно давило и нервировало. Но главным действующим на нервы фактором было отсутствие Димы.

      Не знаю почему во мне жила такая уверенность, но я, правда, думал, что стоит мне переступить порог его фирмы, как он лично встретит меня и набросает хотя бы примерный план дальнейшего развития событий. Когда вместо него меня встретил Леонид Митрич, я немало растерялся. Время шло, но ни утром, ни днем, ни после обеда Димы не было видно даже на горизонте.

      Создавалось ощущение, словно он и вовсе забыл за эти две недели о том, что я согласился работать на него и сам добровольно шел ему в руки. Или это такой способ показать, что я в этой фирме ноль без палочки, и не царское это дело нисходить до третьесортного безликого персонала? Не знаю, чего Дима хотел добиться своим игнором, но в итоге, к концу дня, моё непрерывное состояние напряжения грозило взорваться и разнести к чертям всё, что было в зоне досягаемости.

      И перед самым завершением рабочего дня, когда точка кипения была уже практически достигнута, а все работники находились в полной готовности сорваться с места и бежать по своим квартиркам, Его Светлость всё же снизошел до нас, смертных.

      Я во все глаза уставился на Диму, ожидая, когда он соизволит обратить на меня свое внимание, но тот, словно специально, пока шел в мою сторону по узкому коридору, успел переговорить чуть ли не со всеми людьми, встреченными по пути, но на меня так ни разу и не взглянул. И, только пройдя весь этот длинный коридор до конца, буквально вонзился в меня взглядом, как коршун острыми когтями в свою добычу.

      — Добро пожаловать в нашу команду, Максим, — напоказ держа руки в карманах брюк, лениво, словно нехотя бросил в мою сторону. Но тут же уже совсем другим тоном добавил, — Мне нужно будет обсудить с вами некоторые моменты. Задержитесь ненадолго после окончания смены, хорошо?

      — Да. Хорошо, Дмитрий Александрович. — четко произнес я под внимательным взглядом Леонида Митрича, изо всех сил сдерживая рвущийся на свободу поток сарказма и язвительности.

      Дима кивнул и испарился с места раз в десять быстрее, чем добирался до него. Это он так маскируется и старается не палиться? Или та вечность, что он шел ко мне — еще один способ показать, кто здесь главный?

      Когда народ уже, в большинстве своем, разбежался по домам, я отправился на встречу со своим новым начальством. Странно, но, когда я подошел к кабинету Димы, — кстати говоря, чуть не заплутав в этих лабиринтах аж дважды, — на месте секретаря никого не было. А я-то думал, что секретарь уходит в одно время с начальством…

      Я подошел к двери с двойными створками и вычурной табличкой с именем директора, и постучал по ней костяшками пальцев. Ответа не последовало и я, уже на секунду решив, что Дима на нашу встречу забил и спокойно свалил из здания вместе с секретаршей, — очевидно, через какое-нибудь окно, ибо на проходной я его не видел — слабо потянул ручку на себя, чтобы убедиться, что здесь никого нет и спокойно пойти домой, до которого теперь мне добираться надо добрых полтора часа, вместо привычных десяти минут. Только кто бы мне позволил просто так уйти… Одновременно с тем, как я потянул ручку, не прилагая к этому особых усилий, дверь распахнулась так, словно ее со всей силы толкнули от себя, намереваясь если и не убить меня, то явно поставить пару синяков.

      — Блин, а осторожнее нельзя? — прошипел я в лицо замершего напротив Димы.

      — Не ори на начальство, — шутливо ответил он, при этом явно извиняющимся взглядом шаря по моему телу в поисках повреждений.

      — Ладно. Жить буду. Зачем звал? — спросил, обходя мужчину и бесцеремонно входя в просторный ярко освещенный кабинет, оставив свое новоявленное начальство разбираться с закрыванием двери самостоятельно.

      — Хотел показать тебе, как рад, что ты пришел, — прямо на ухо прошептал мне Дима, неожиданно прижавшись со спины и обняв меня сильными руками, тут же выбивая из моей головы все мысли.

      — И как же ты рад? — спрашиваю, откидывая голову на его плечо.

      Большой и указательный пальцы обхватили мою бороду, и нежно огладив, надавили, побуждая повернуть голову навстречу жадным и явно изголодавшимся губам. Тщательно исследовав мой рот, губы переместились на скулы, прошлись по кромке уха, под конец своего путешествия захватив в свой плен мочку, а потом и вовсе перешли на шею, вызывая разряды тока вдоль позвоночника этим контрастом ощущений от ласк нежного языка и приятного покалывания щетины.

      — Очень, — сильнее прижавшись к моему заду, чтобы дать понять, насколько уже возбужден, прошептал он, когда из моей головы вылетело уже и значение этого слова, и сам вопрос, на который Дима решил ответить.

      Я развернулся в его объятьях, снова подвергаясь атаке умелых губ, и потерся о его стояк своим, давая понять, что возбужден ничуть не меньше.

      Намек был тут же понят, и тянуть время явно никто не собирался. Не отрываясь от моего рта, Дима расстегнул пуговицы на моей форме и, стянув ее с плеч, тут же выкинул на пол ненужной тряпкой. Следом полетели моя футболка и его рубашка. Штаны пополнили эту коллекцию уже когда мы вплотную подошли к его рабочему столу. Рядом с ними приземлилось и нижнее белье.

      Дима оторвался от моих, пульсирующих от мощных атак и, наверное, неслабо опухших губ и, подхватив меня обеими руками, словно это ничего ему не стоило, поднял и усадил на прохладную гладкую поверхность стола.

      — Ты что тво… М-м… — Ощущение губ, плотно сомкнувшихся на возбужденном члене разом выкинуло из головы все слова, оставив только способность издавать стоны, умение кусать губы и зарываться пальцами в чужие волосы.

      Дима сосал так же импульсивно и мастерски, как и в первый раз. Было такое ощущение, что он участвует в соревновании на самого лучшего умельца рассосать леденец первее и лучше всех, причем явно взял курс на победу.

      И с каждым движением головы, с каждым ощущением его губ у самого основания члена, с каждым прикосновением языка к чувствительной головке, вымывалось, испарялось то ощущение страха и волнения перед новой работой, уходило чувство обиды и ревности, что возникли за все это время, что он мне не звонил, исчезало напряжение, что тяжелым грузом повисло на мне, когда я не знал придет ли он вообще сегодня, и как мне себя с ним вести. Оставалась только легкость и пьянящее ощущение чистого кайфа.