— А, что ты волнуешься? По меркам Блу-Спрюс ты и впрямь добилась большого успеха. Взять хотя бы, что твой роман опубликован.

— Это большое достижение! — поддержала Лаура, широко открывая глаза и высовываясь из-под влажного полотенца.

— Этим вранье не оправдать, девочки, — тихо возразила Мэг.

Некоторое время они все молча смотрели друг на друга. Потом Мэг прошла по комнате к окну, взяла с кресла-качалки плюшевого медвежонка и уселась в кресло, посадив мишку на колени.

— Я вернулась специально, чтобы развеять эти слухи, — сообщила она. — Не могу я уехать в Лос-Анджелес, оставив здесь такой букет вранья.

Лаура заплакала. Мэг встала, посадила медвежонка обратно в кресло-качалку, подошла и опустилась на кровать рядом с Лаурой, взяв ее за руку.

— Мы, вообще-то, пытались рассказать правду… — начала Лаура сквозь слезы.

— Знаю-знаю, — утешила ее Мэг. — Мне отлично известно, как рождаются сплетни в Блу-Спрюс. И как быстро распространяются.

— Дело в том, Мэг… понимаешь, они сами хотят в это верить, — стала объяснять Хитер. — Когда Минни представляет себе твою жизнь — да она просто счастлива.

— А одна моя клиентка сказала как-то: «Хоть одна уехала из города и ее мечты осуществились».

Да-а… об этом Мэг не думала. Придется ей говорить экспромтом и открыто — обо всем, что у нее на душе. Хватит!

— Дело в том, девочки, что я чувствую себя не на своем месте потому, что все это вранье отделяет меня от остальных. Я среди всех как чужая.

— Я знала, знала, что так случится! — Лаура разрыдалась. — Такие вещи и в школе на тебя так же действовали! Прости меня, Мэг!

Что ж, несмотря на эту глупость, Хитер и Лаура ее лучшие подруги. Они привязаны к ней, знают про ее давние беды, стычки с матерью. Та методично вдалбливала ей в голову: будь «не хуже людей», находи общий язык со всеми в этом Богом забытом колорадском городке. Сама-то Антония Прескотт рассматривала себя как личность над толпой — «над массой», как она говорила. И всегда старалась внушить дочери, что та лучше других. Теперь, через десять лет после окончания школы, это чувство изолированности от сверстников до сих пор не оставило Мэг.

— Ладно, вы так уж не расстраивайтесь! Постараюсь объяснить, что это недоразумение. Чтобы все знали: тут никто ни в чем не виноват.

Зазвонил телефон. Лаура, справившись с собой и вытерев нос, взяла трубку.

— Слушаю! А-а, Сьюзи! Да, я уже готова. Приду обязательно. Мэг? Да, она тоже придет. Что? Специальный приз?

Мэг закрыла глаза и опять мысленно сосчитала до десяти.

— Конечно… думаю, Мэг захочет… Нет, не думаю… Что, вы специально ездили в Денвер?

Мэг в ужасе закрыла лицо руками. Хитер перехватила у Лауры трубку.

— Привет, Сьюзи! Уверена — Мэг будет просто счастлива! Нет, не скажу, конечно. Сюрприз есть сюрприз. — Она подошла к Мэг и дружески положила ей руку на плечо.

Теперь на выручку пришла Лаура.

— Это опять я, Сью. И я горжусь… До вечера, дорогая! — Повесила трубку, глубоко вздохнула и робко подступила к Мэг: — Ты прямо сегодня все расскажешь?

Мэг молчала, думала, как быть. Это, конечно, ужасно и даже, пожалуй, слишком эффектно рассказать правду во время дружеской встречи. У нее-то достанет сил разрушить эти глупые фантазии одним махом раз и навсегда!

— Не сегодня, — успокоила она подруг после долгой паузы. — Но я должна уехать чистой, без вранья.

— Может, тебе лучше улететь прямо сейчас? — неуверенно предложила Хитер.

— Может быть, — серьезно согласилась Мэг. — А то придется уворачиваться от тухлых яиц и помидоров.

Они дружно рассмеялись и всем сразу стало легче.

Возвращаясь на ранчо, Дэниел все время думал, как сделать, чтобы Мэг поняла: он влюблен в нее, и влюблен хорошей, чистой любовью. Она значит для него очень много.

В отношениях мужчин и женщин, даже в таком маленьком городке, как Блу-Спрюс, в последние годы многое изменилось. Мораль сильно пошатнулась: люди просто жили вместе, жены изменяли мужьям, мужья женам. Дэниел считал, что это плохо, грязно. Его чувство к Мэг выше, он хочет с ней отношений другого уровня.

Надо дать ей какой-то знак — пусть правильно поймет, как он к ней относится.

Вот мысль — он знает, что надо сделать! И Дэниел направился к цветочному магазину Бетти, на углу Центральной и Третьей улиц. К небольшому, уютному магазинчику примыкала просторная оранжерея. Бетти Бикман, дама под семьдесят, мать семерых детей, слыла в городе женщиной мудрой в житейских делах и с добрым сердцем, на нее можно положиться.

Когда Дэниел вошел в магазин, там уже вовсю действовали однокашники. Ребята выбирали цветы в петлицу; женщины раздумывали, какие букеты им подойдут. Бетти, оформляя очередную цветочную композицию, бросила на Дэниела вопросительный взгляд, означающий: «И вам цветы?» — на что тот утвердительно кивнул и принялся разгуливать по магазину, озирая красочные панно из сухих цветов и множество ваз разнообразных форм и размеров на полках и на полу, с цветами. Каких только тут не было!.. Об ароматах и говорить нечего.

Наконец магазин опустел; Дэниел подошел к прилавку.

— Чем могу вам помочь, Дэниел?

На него приветливо смотрела Бетти, высокая, худощавая; строгое лицо, большие карие глаза; мягкие, густые волосы, красиво подернутые сединой, собраны в классический узел; серо-голубая блуза из тонкого хлопка, комбинезон из плотного и неожиданно красные сапожки на каблучках.

— Цветы очень дорогой для меня женщине. Что-нибудь романтическое. Что-то такое, что обязательно понравится.

Бетти задумалась.

— Какая она из себя?

— Веселая. Оптимистка. Умная.

— И вы влюблены в нее по уши?

Дэниел не отрицал.

— Да. — Он решил, что этой женщине можно довериться. В глубине души он не возражал бы против такой матери сильной, уравновешенной, с добрым сердцем.

— Если бы она была цветком…

— Маргаритка! Но…

— Понимаю. Вы хотите подарить ей что-нибудь получше маргариток.

— Разумеется!

— Ну, что ж… — Бетти задумалась на мгновение, — насколько я знаю жизнь, маргаритки — из тех, кого я знаю, — хотят выглядеть розами. Вы следите за ходом моей мысли?

Растерянному покупателю оставалось только подтвердить.

— Теперь нужно решить какого цвета розы.

— А вы что порекомендуете?

— Давайте лучше выберем.

Розы у нее были изумительные: желтые, белые, оранжево-розовые; густого, насыщенного красного цвета и темные, почти черные; красные с пурпурным оттенком. Такие прекрасные, что дух захватывало.

— У меня глаза разбегаются, Бетти.

— На вашем месте, — она улыбнулась, — я подарила бы классическую дюжину роз. Темно-темно-красных; очень душистых, их аромат заполнит все помещение.

Он представил: вот Мэг входит в свою скучноватую комнату в отеле, увидит цветы на столе, ощутит дивный аромат и подумает о нем. Единственное, что сделает его счастливым, почти так, как если бы он был там, рядом с ней.

— Хорошо, пусть розы.

— Немного зелени, конечно…

— Да-да, миссис Бетти.

— …и одну маргаритку в самую середину букета. Знает ваша дама, что вы ассоциируете ее с маргариткой?

Мгновенно мысль его вернулась в прошлое: только однажды он подарил ей цветы. Набрал полевых, большую охапку, и отдал ей в самый обычный день. Тогда у нее, он видел, была глубокая депрессия. Алек потом сказал ему, что Мэг не выбрасывала этот букет, пока цветы не превратились в сухие, темные, тонкие палочки…

— Очень хорошо, миссис Бетти.

— Пусть букет будет немного необычным. — Бетти извлекла потрясающую маргаритку и поместила ее в середину букета. — Немного сбивает гармонию, если вы понимаете, о чем я.

Дэниел кивнул и выписал чек за цветы и за доставку.

— Куда доставить?

— Мотель «Аспен». Свит-Браейр-стрит.

— Какой номер?

— Двенадцать.

Бетти улыбнулась.

— Какое имя написать?

Дэниел колебался.

— Может быть… Мэг Прескотт? Как я слышала, эта милая девушка вернулась, она сейчас в городе.