— Надо стараться. Не так уж это трудно. И не трать здесь время попусту. Ты еще не начинала убирать лестницу.

Кругом была такая пылища! Окна все же приходилось открывать, чтобы проветривать комнаты. Но вместе с воздухом снаружи проникала красная пыль, поднимавшаяся с земли небольшими взвихренными столбиками и оседавшая на полу, на мебели и подоконниках. Горькая на вкус, она попадала даже на язык, разъедала глаза. Находясь в доме, Юджиния надевала на голову легкий муслиновый чепчик, а выходила в соломенной шляпе с широченными полями, ленты которой завязывались под подбородком. Благодаря этому пыль на волосы не попадала. Гилберт же, не проявлявший подобной осмотрительности, входил вечером в дом с волосами, густо припудренными красным порошком, который не так-то просто было удалить. Когда он смывал с себя грязь и пот перед ужином, то мыл и волосы, и тогда рыжая шевелюра, словно торчащий от крахмала красный капор, плотно облегала голову, что, замечала с улыбкой Юджиния, делало его похожим на разбойника.

Эта напасть — пыль — исчезает с первыми осенними дождями, сообщил он Юджинии. Однако сам Гилберт втайне даже получал удовольствие от пыли — она была для него неотъемлемой частичкой волнующего процесса созревания винограда и приближения момента сбора. Его синие глаза сверкали от возбуждения, ему трудно было даже пять минут посидеть спокойно — так и тянуло пойти посмотреть на свой виноградник. Даже по ночам он выходил, чтобы проверить, светят ли звезды, не испортилась ли погода. Юджиния была убеждена, что на всем свете нет ничего более незыблемого, чем это железное кольцо зноя, сковавшего землю. Но Гилберт рассказывал всевозможные истории про град и свирепые вихри, которые в один миг могли оголить виноградные лозы, сорвав с них все гроздья.

Могло появиться также стадо диких кенгуру, которые способны вытоптать виноградник. А то случается и самое худшее летнее бедствие — пожар в буше: громадные языки пламени перескакивают с одного дерева на другое и могут превратить в черную пустыню обширнейшее пространство.

Юджиния была уверена, что никогда не полюбит этот исполненный напряжения последний месяц перед сбором урожая. Гилберт же был на верху блаженства. По всему дому слышался его смех, за которым скрывалось внутреннее волнение. Он много говорил, шутил со служанками, просил Юджинию поиграть ему после ужина на рояле, а стоило ей взять несколько аккордов, как он беспокойно поднимался и выходил из комнаты. Он быстро терял терпение, в чем Юджиния убедилась, когда он накричал на миссис Джарвис из-за незначительного пустяка.

Дело в том, что исчезла Йелла. Она отсутствовала весь день, и когда на следующее утро все еще оставалось неизвестным, где она, миссис Джарвис попросила прислать к ней одного из ссыльных, которого иногда видели разговаривающим с туземкой. Это был маленький сухопарый ирландец из Каунти Дауна, склонный к меланхолии. Он подошел к дверям кухни с таким несчастным и замученным видом, что миссис Джарвис поддалась порыву сострадания, пригласив его войти, и подала стакан молока.

К сожалению, хозяин вошел в кухню в тот самый момент, когда бедняга успел выпить лишь полстакана. Он подошел, вырвал стакан из рук работника, выплеснул содержимое на пол и приказал немедленно убираться вон из дома.

После этого Гилберт напустился на миссис Джарвис.

Юджиния, находившаяся в бельевой по другую сторону дома, невольно услышала шум в кухне.

— Как это, по-вашему, называется, миссис Джарвис, — принимать в моем доме такого человека?

— Я только хотела расспросить его об Йелле, сэр. — Миссис Джарвис была явно расстроена. — Мистер Слоун сказал, что он часто с ней разговаривал...

— Значит, вы хотели его подкормить, чтобы у него было больше сил для таких разговоров?

— Ах, что вы, сэр, просто у него был очень изголодавшейся вид.

— Вы что же, хотите сказать — я морю своих слуг голодом?

— У него просто был несчастный вид, сэр. По правде говоря, он напомнил мне моего бедного мужа.

— Он уголовный преступник.

— Каким был и мой муж. В глазах закона я тоже была преступницей. Но все-таки мы люди.

— И что же, я не по-человечески с вами обошелся? С Ридом — как видите, я достаточно человечен, чтобы даже помнить его имя, — будут надлежащим образом обращаться, если он будет вести себя надлежащим образом. Если он по натуре таков, что может выглядеть только больным и несчастным, тут уж я ничем помочь не могу. Но запомните, — тут он резко ударил по столу, — я не потерплю, чтобы такие люди появлялись в кухне моего дома. Если я опять застану здесь кого-нибудь из них, то велю выпороть плетью, и вам придется благодарить себя за это наказание. Поняли?

Бедная миссис Джарвис, подумала Юджиния, она, наверное, готова удариться в слезы. Но та ответила спокойно:

— Если таков ваш приказ, сэр, он будет выполнен. Я вообще хотела только справиться насчет Йеллы.

— Ах, да будь она проклята, эта туземка и все ей подобные. Пусть идет к черту.

Однако, несмотря на вспышку гнева, когда Гилберт спустя полчаса появился в доме, он был прямо-таки в прекрасном расположении духа.

— Вы очень хорошо выглядите, милочка. Мне нравится это платье. Я его уже видел на вас?

— Нет, думаю, не видели. Мы с Джейн все еще продолжаем распаковывать коробки.

— Так что у вас есть для меня и другие приятные сюрпризы? Еще какие-нибудь элегантные вещицы, которым будут завидовать все остальные дамы?

— Какие остальные дамы?

— Ну как? Наши гости из Сиднея. Как вы думаете, мы сможем разместить в доме человек десять — двенадцать? Для этого можно использовать сдвоенные комнаты и две-три небольшие — для холостяков. Почему вы так удивленно на меня смотрите? Мы ведь уже говорили об этом.

Юджиния не удержалась и от радости захлопала в ладоши

— Я не знала, что вы говорите всерьез. Мне казалось, вы ни на минуту не можете оторваться ради чего бы то ни было от своего виноградника. Ах, я была бы счастлива увидеть некоторых своих знакомых, например Бесс, Мерион и даже миссис Эшбертон.

— Даже миссис Эшбертон? — добродушно передразнил ее муж. — Вы это говорите так, словно пребывали все время в одиночном заключении. Идите-ка сюда, поцелуйте меня.

— Сейчас?!

— Я обожаю вас, когда вы вот так надуваетесь. У вас глаза так и сверкают. — Он слегка чмокнул ее и рассмеялся, когда жене удалось легким движением увернуться от него. — Мы разошлем приглашения на первый же уик-энд в марте. Если такая погода продержится, сбор винограда и производство вина к тому времени уже закончатся, погреб у меня будет заполнен бочками хорошего вина. Мы должны превратить это событие в ежегодный праздник, как принято во Франции и Испании.

— Двенадцать человек! — воскликнула Юджиния. — Но у нас не хватит прислуги.

— Наймите еще в Парраматте. Попросите миссис Джарвис этим заняться. Я не хочу, чтобы вы слишком утруждали себя в такую жару. Миссис Джарвис — женщина способная и умелая.

— Но сегодня утром... Я слышала, как вы... Я нечаянно...

Ясные синие глаза поглядели на нее.

— Слышали, как я отчитывал Джарвис? Ну что ж, наверное, в Англии так не делают. Я не знаком со всякими такими тонкостями и иной раз теряю терпение.

— Миссис Джарвис хотела только узнать про Йеллу.

— Она знает мои правила. Никаких ссыльных в доме быть не должно.

— Но миссис Джарвис сама была ссыльной. Разве это логично с вашей стороны?

Хотя на лбу Гилберта вдруг появилась глубокая складка, он довольно миролюбиво сказал:

— Я не понимаю ваших ученых слов. У меня не такое образование, как у вас. Не позвоните ли, чтобы подали ленч? И пожалуйста, сядьте поближе ко мне. Конец стола — это слишком далеко. Мне нравится цвет вашего платья — это цвет лаванды, и он прекрасно гармонирует с цветом ваших глаз.

Йелла вернулась во второй половине дня. В руках у нее был сверток, в котором находился крохотный черно-розовый младенец.

Никто не знал, где и каким образом она ухитрилась родить ребенка без чьей-либо помощи, но широкая улыбка и гордый блеск глубоко посаженных глаз говорили о том, что она это сделала, и притом без каких-то особых трудностей. Ей хотелось, чтобы белые женщины похвалили ее ребенка. Это была девочка, и Йелла собиралась назвать ее Джинни.