— Игра уже закончилась? — сонно спросила она.

— Нет, — хрипло ответил он. — Сейчас перерыв.

— Тогда почему ты разбудил… — слова замерли у нее на губах, когда она осознала, что произошло. Она была так же удивлена, как и он. — Что случилось?

— Не спрашивай. Просто позволь мне прикоснуться к тебе.

Она молча кивнула, следя широко распахнутыми глазами за тем, как его палец медленно скользит по ее щеке. Он снова и снова проводил пальцами по ее губам, стараясь запечатлеть в памяти ощущение ее кожи. О, как она была красива и нежна! Потом его рука прошлась по подбородку и утонула в ее волосах. Мягкие, шелковистые пряди скользили между пальцами, как нити расплавленного стекла. Казалось, их прикосновение обжигает его кожу.

Настало время для поцелуя. Он поднял ее лицо вверх и нежно прикоснулся губами к ее устам. Мягкий, нежный и трепещущий, да, он знал, что именно таким окажется ее рот. Он обнял ее за спину другой рукой и слегка запрокинул ей голову, открывая ее рот своим.

Никто никогда не целовал ее по-настоящему. Она поняла это, когда его язык скользнул к ней в рот. Женевьева внезапно подскочила, но Кендрик крепко ее держал обеими руками.

— Тише, — прошептал он, оставляя ее губы, и покрывая поцелуями щеки, виски и уши Женевьевы. — Cherie, не бойся меня. Иди ко мне, ma petite.

Ах, как долго он не шептал нежных французских словечек на ушко женщины, не соблазнял ее языком своих предков, позволяя сладким словам срываться с языка в медленном, чувственном экстазе?

На этот раз все было по-другому. Эта женщина принадлежала ему по-настоящему. Слова любви были предназначены лишь для ее ушей, его руки были созданы для ее тела, его губы должны были целовать только ее.

— Любовь моя, — прошептал он, касаясь ее губ, — милая, милая Женевьева, скажи, что это мне не снится.

— Это дар. Невозможный дар. Как долго это будет…

Кендрик закрыл ее рот поцелуем. Он не вынес бы мысли, что может сейчас ее потерять. Он убил бы себя от горя. Поэтому он отбросил мрачные мысли прочь и сосредоточил внимание на возлюбленной, дрожавшей в его объятиях. Он снова завладел ее губами в страстном поцелуе.

Нет, еще слишком рано. Он слишком спешит. Он всегда знал, что Женевьева нуждается в неспешном ухаживании, а не варварском овладении ее телом. Кендрик нехотя отодвинулся и просто прижал ее к себе, ласково поглаживая по спине.

— Моя Джен, — прошептал он, — как я тосковал по твоим объятиям.

— Отнеси меня в постель. Сейчас же.

Он резко отпрянул от нее.

— Что? — недоверчиво спросил он.

— Пока у нас есть возможность, Кендрик, — она дрожала точно так же, как в первую ночь, когда он напугал ее чуть не до смерти. — Нам нельзя терять ни минуты.

— Но еще так рано…

— У нас может не быть другого шанса, — сказала она со страхом в глазах. — Пожалуйста, Кендрик. Я не боюсь.

Конечно, она лгала. Он закрыл глаза, стараясь обуздать свое страстное желание.

Но вожделение победило. Без предупреждения он схватил ее на руки и поднялся одним быстрым плавным движением. Он внимательно посмотрел ей в глаза и серьезно спросил:

— Ты этого хочешь?

— А ты?

— Сперва я хотел бы на тебе жениться, — хрипло сказал он. — Но боюсь, у нас слишком мало времени.

— Тогда люби меня, — она обняла его за шею и прижалась щекой к его лицу. — Люби меня, пока можешь.

Ах, милая Женевьева, такая отважная перед лицом опасности. Как настоящий воин. Он постарается причинить ей как можно меньше боли. Если ему повезет, и времени будет достаточно. Он направился к двери.

И вдруг почувствовал, как Женевьева соскользнула у него с рук.

Она вскрикнула от боли, ударившись о пол, а затем прижала руку к груди. Кендрик взглянул на нее, раскрыв рот от удивления. Он протянул руку, чтобы помочь ей встать.

И ничего не почувствовал.

— Будь все проклято! — закричал он, сжимая кулаки.

Женевьева кое-как поднялась на ноги и упала на кушетку, судорожно всхлипывая. Этот звук вгрызался в его тело, как будто острие меча медленно поворачивали у него в животе.

Кендрик не мог этого вынести. Он прошел сквозь закрытую дверь и бросился на крышу замка, чтобы там дать волю собственным слезам отчаяния. Так он и стоял, рыдая, пока первые лучи солнца не появились на горизонте.

Боже милосердный, есть ли предел этим мучениям?

Женевьева слышала плач, разносившийся по замку и разрывавший ей сердце. Это нечестно! Почему? Она подняла лицо к небесам. Неужели его дали ей только затем, чтобы тут же безжалостно отобрать? Зачем она почувствовала блаженство в его объятиях, чтобы тут же низвергнуться обратно в ад?

Отчаяние накрыло ее, как волна, отбирая способность дышать. Она вырвалась на поверхность только затем, чтобы ее снова затянуло в бездну отчаяния. Пошатываясь, она встала и направилась в кабинет Кендрика. Она должна с этим покончить. Это не может продолжаться после того, что случилось. Она подпишет бумаги, освободит Кендрика, а потом проведет всю жизнь, тоскуя о нем. Может ей повезет, и проживет она не слишком долго. Видит бог, ей бы этого хотелось всем сердцем. А потом она подхватит юбки и понесется прямиком на небеса, где ее будет ждать Кендрик. Так будет лучше, чем находиться в ситуации, которая вдруг обернулась сплошным кошмаром.

Она открывала по очереди все ящики письменного стола, выкидывая оттуда бумаги в поисках нужного документа, который, она знала, должен был находиться где-то здесь. Она перевернула вверх дном все полки секретера, но там не было ничего, кроме чистых листов бумаги и почтовых марок.

Потом она увидела документ. Под промокательной бумагой. Дрожащими руками она вынула его, осторожно положила на стол и потянулась за ручкой. Подумаешь, всего лишь одна подпись. Да она в своей жизни подписала сотни документов. И этот подпишет.

Она поднесла ручку к месту для подписи. Внизу кто-то напечатал ее имя на старой печатной машинке: Женевьева Баченэн. Два простых слова. Она сделает это в два счета.

Она размашисто подписала документ, затем швырнула ручку и бумагу в дальний конец комнаты, и с плачем опустилась на колени.

Ее привело в чувство ощущение полной тишины.

Она больше не слышала в уме отчаянных криков Кендрика.

Она мысленно позвала его, как он ее учил.

Тишина.

Она легла на холодные плиты пола и заплакала, полностью отдавшись глубокому чувству неотвратимой потери.

Все закончилось.

Кендрик ушел.

Обжигающая боль в его груди прошла. Удивленный Кендрик открыл глаза. Он слышал звук выпускаемой стрелы и то, как она с силой пробила ему грудь. Сначала была удушающая агония, затем пришло сладкое чувство, обещающее покой и освобождение от боли. А теперь он снова вернулся к жизни, воскрес? Эта мысль его встревожила. Он резко дернул за цепи, сковывавшие его руки, и те свободно упали на пол. Так же легко он сбросил цепи с ног.

Думай, де Пьяже. Может, это штучки Матильды? А наверху засели в засаде вооруженные до зубов люди Ричарда, чтобы быстро и легко расправиться с беспомощной жертвой? Если бы Ройс и Назир были живы! Они втроем выбирались и не из таких передряг. Он оглянулся. Их тела исчезли! Он протер глаза руками. О Боже, да он с ума сходит!

Нет, его капитан и верный сарацин были убиты: он сам был тому свидетелем. И этого ему никогда не забыть. Подлый Ричард дорого заплатит за свое злодеяние.

На глаза ему попалась кольчуга, которую с него содрали и бросили в угол. Он поднял ее вместе с плащом, на котором был вышит герб его отца, и быстро оделся. Хвала святым угодникам, его меч тоже лежал неподалеку. Он схватил его и неслышно подбежал к лестнице, хорошо понимая, что неосторожное движение может стоить ему жизни.

А разве до этого он уже не умер?

Он резко замотал головой, стараясь избавиться от непонятных мыслей и образов, которые продолжали проноситься в его подсознании. Когда он выберется из Сикерка, то во всем разберется. Он поедет в Артейн, соберет братьев и других родичей и вернется, чтобы отомстить. Пускай Ричард напоследок порадуется жизни. Как только Кендрик до него доберется, негодяю останется только молить о пощаде. Никогда в жизни Кендрик не испытывал такой испепеляющей ненависти. Да, он заставит предателя долго мучаться перед смертью.