Правда, при этом между союзными и автономными республиками оставались кое-какие различия: за союзной республикой сохранялось формальное право выхода из Союза, автономная такого права не имела; союзная республика могла вступать в отношения с иностранными государствами, − заключать с ними договора, обмениваться посольствами и т.д., у автономной республики такой возможности опять-таки не было…

Для чего понадобился этот закон? По-видимому, уже достаточно отчетливо чувствуя все усиливающиеся центробежные, сепаратистские настроения союзных республик, Горбачев не хотел оставаться с ними «один на один» в решении судеб Союза. Теперь, после принятия этого закона, круг людей, имеющих право участвовать в обсуждении этих судеб, значительно расширялся. По логике вещей, далеко не все «автономисты» должны были столь же неудержимо рваться из Союза, как лидеры союзных республик: по здравому рассуждению, рассчитывать на самостоятельное существование вне «великой державы» мало кто из них мог. Такие люди должны были стать союзниками Горбачева. Это первое. Второе − статус субъекта федерации фактически выводил российские автономные республики из состава РСФСР, то есть резко ослаблял этого главного оппонента союзного Центра.

Вряд ли, однако, принятие этого закона послужило укреплению Союза, на что, по-видимому, надеялся Горбачев. Последующие события показали, что он скорее оказал противоположное действие.

Вернемся, однако, к событиям в Прибалтике. В дополнение к экономической блокаде Москва постоянно использовала силовое «поддавливание» и разнообразные «акции протеста» местных сторонников компартии и Советского Союза. Соответственно, возникало и противодействие этому давлению, росла напряженность, грозя перехлестнуть через край. Вот как описывал «Коммерсант-weekly» то, что происходило в литовской столице 9 мая, в традиционный советский День Победы:

«С утра проспект Гедиминаса в Вильнюсе был целиком блокирован. Через каждые сто метров поперек проспекта стояли тяжелые военные грузовики, окруженные цепью вооруженных десантников… В 10 часов начался марш военной техники. Часть публики бросала военным цветы, но литовские «афганцы» швыряли свои медали под колеса бронетранспортеров. Группа молодежи развернула транспарант с надписью «Красная Армия, gо home!» и начала скандировать «Литва!» и «Позор!» Тогда, по сообщениям местных наблюдателей, десантники стали заталкивать скандирующих прикладами автоматов вглубь площади. После военной техники по проспекту прошли ветераны второй мировой войны и члены Комитета советских граждан в Литве. Они пели «Катюшу», выкрикивали «Фашисты! Фашисты! Долой литовцев!»

Приравнивание литовцев к фашистам – это уж было как-то совсем нехорошо. Как эти крикуны собирались дальше с литовцами жить, независимо от исхода событий?

Литовский союз ветеранов войны в Афганистане выступил с обращением к солдатам и офицерам Советской Армии.

«Великодержавная империя, − говорилось в обращении, − рушится на наших глазах... Вашими руками... безответственные политики и командиры хотят применением угроз и грубой силы повернуть колесо истории вспять. Их цель − спровоцировать кровавую резню... Мы, ветераны афганской войны, вынесли на своей совести, оплатили своей кровью подобные интриги партократического аппарата... Одумайтесь! Не принимайте участия в кровавых спектаклях, сценарии которых написаны не вами! За очередную «политическую ошибку» заплатят вашей кровью, вашими жизнями!»

В этот момент на первые роли, несколько потеснив «негибкого», «неконструктивного», как некоторые считали, председателя литовского парламента Витаутаса Ландсбергиса, вышла премьер-министр Казимера Прунскене, проявившая значительно большую гибкость и дипломатическую изобретательность. В попытке обрести поддержку Запада она посетила ряд европейских стран – Великобританию, Францию, ФРГ, − где встретилась с главами этих государств.

Отправилась и в США. Накануне ее приезда американский сенат принял резолюцию с призывом к администрации не заключать торгового соглашения с СССР, пока не будет снята экономическая блокада Литвы.

Приехала Прунскене также в Москву. 17 мая она встретилась здесь с Горбачевым и Рыжковым. Это была первая встреча литовского и советских руководителей высшего уровня после 11 марта. Прунскене предложила Горбачеву и Рыжкову компромисс: Литва готова приостановить законы и постановления, вытекающие из Акта о восстановлении независимости и затрагивающие какие-то интересы СССР, – то есть сделать примерно то, что предлагали Миттеран и Коль (впрочем, в тот момент это была «самодеятельность» Прунскене: парламент Литвы не уполномочивал ее делать такие заявления). Однако собеседники Прунскене отклонили это компромиссное предложение. Они настаивали, чтобы был отменен сам Акт и пригрозили ужесточить санкции против Литвы.

После беседы с Горбачевым и Рыжковым Прунскене отправилась в посольство США, где встретилась с американским госсекретарем Джорджем Бейкером (он как раз находился в этот момент в Москве − готовил встречу Буша и Горбачева). Возможно, надеялась, что этот визит как-то подействует на московских начальников сделает их более сговорчивыми, если и не в этот ее приезд, то хотя бы в дальнейшем.

Кстати, к этому времени была уже известна и позиция Буша по литовскому вопросу: незадолго перед этим он заявил, что события в Прибалтике вызывают напряженность в американо-советских отношениях и что они могут стать главной темой на его переговорах с Горбачевым.

Хотя в Москве, как мы видели, Прунскене и не добилась успеха, все же ей удалось до некоторой степени изменить взгляд Запада на происходящее в Литве. Как отмечала пресса, если раньше западные политики, стараясь не навредить своему другу Горбачеву, упрекали Ландсбергиса в неконструктивной политике, в нежелании договариваться с Москвой, то теперь стали больше говорить о неприемлемых действиях Москвы. И уже одно это можно было отнести к достижениям литовского премьер-министра.

Между тем, блокада продолжала оказывать свое разрушительное действие на жизнь Литвы. Из хроники тех дней:

29 мая остановились все электростанции Литвы, работающие на мазуте. На Игналинской АЭС работает лишь один из двух генераторов второго блока. Ограничения в подаче энергии коснулись всех предприятий республики, на которых занято около двести тысяч человек. Из них около сорока тысяч полностью лишаются работы.

30 мая в Литве перестали работать все котельные. Правительство рассматривает вопрос о переводе городского транспорта на сжиженный газ…

Вслед за Литвой к независимости устремилась Эстония. 30 марта эстонский Верховный Совет объявил о своем намерении начать процесс восстановления государственной независимости республики. В этот же день он принял постановление «О государственном статусе Эстонии». Оно было более мягким, нежели литовский Акт о восстановлении независимости. Хотя в нем и говорилось, что Эстония до сих пор является оккупированной территорией, однако сразу же независимость не провозглашалось. Лишь объявлялось вновь, что начинается переходный период, период воссоздания независимости, которая должна быть достигнута через переговоры с Москвой.

Этот, более скромный, чем в Литве, шаг к независимости вызвал тем не менее довольно резкую реакцию русскоязычного населения республики, в первую очередь, там, где это население составляло большинство − в Кохтла-Ярве, Нарве, Силламяэ. Кое-где местные власти просто заявили, что не признают постановление республиканского парламента.

Эстонские средства массовой информации сообщили, что 4 апреля Горбачев в телефонном разговоре с председателем эстонского парламента Арнольдом Рюйтелем потребовал, чтобы постановление «О государственном статусе Эстонии» было отменено, заявил, что это непременное условие для начала каких-либо переговоров и консультаций. То есть занял ту же позицию, что и в отношении Литвы.