Впрочем, статья Солженицына была не единственным поводом для митинга. Другими поводами стали случившийся незадолго перед этим взрыв в одной из алма-атинских школ (причем в той ее части, где учились казахские дети), и слухи о том, что ряд северных областей хотят выйти из состава республики (тут все близко совпало со статьей Солженицына).

Участники митинга требовали «дать бой великорусскому шовинизму и не допустить расчленения Казахстана».

Статью Солженицына недобрым словом и в дальнейшем не однажды поминали разные деятели на Украине, в Казахстане, в Средней Азии. При этом часто − высказывая подозрения, что имперские идеи писателя, идеи насчет пересмотра границ в пользу России он излагал не только «от себя», но и от кого-то еще, кто занимает в Союзе и в Российской Федерации немалые посты… В этом смысле характерно заявление Назарбаева, сделанное им на совещании у Горбачева 13 октября:

− Трудно опровергать перед народом, будто статья Солженицына появилась с санкции руководства.

Назарбаев, правда, не уточнил, с санкции какого именно руководства.

В этой книге я не ставлю перед собой задачу пересказывать и оценивать всю – весьма обширную – статью Солженицына. Говорю лишь о той ее части, где писатель предрекает неминуемый распад Союза, размышляет о том, как сделать его наименее болезненным, в каком виде должна после этого распада сохраниться Россия, другие республики.

Во многом, что касается расчленения империи, прогнозы писателя оказались пророческими. Более того, думаю, обладая великим авторитетом, он внес свою лепту в ускорение распада. У многих ведь тогда возникла мысль: ну раз уж Солженицын предсказывает неминуемый распад, − значит, его в самом деле не избежать.

Еще одно достаточно очевидное следствие статьи: писатель − хотел он того или не хотел, − усилил настороженность республик по отношению к России. Подозрение, что Россия стремится занять место разрушающегося союзного Центра, что она будет посягать на обширные территории соседей, считая их исконно своими, после статьи Солженицына, без сомнения, увеличилось.

Осознавал ли сам писатель, что встревает, причем самым разрушительным образом, в самый болезненный в самый кровоточащий узел тогдашних политических проблем? Имел ли в виду оказать на них какое-то непосредственное практическое воздействие? Не думаю, что именно это его занимало в первую очередь. Он как бы парил над всем этим в высотах своего мессианства.

Заигрывание Ельцина с автономиями, по-видимому, подвигло команду Горбачева на ответные шаги. Надо полагать, не без ее поддержки, а, скорее всего, по ее неафишируемой инициативе в Москве 22 сентября состоялся Первый всесоюзный съезд представителей национально-государственных, национально-территориальных образований и народов, не имеющих своей государственности. Главный его результат был весьма важен для Центра: участники съезда ЕДИНОГЛАСНО приняли декларацию, в которой высказались «за сохранение Союза Суверенных Республик на основе обновленной федерации».

Впрочем, в съезде участвовали не только российские автономии. Даже формальным организатором его стал Народный форум Абхазии «Аидгылара» («Единение»). Эта нехитрая маскировка как бы должна была показать, что мероприятие вовсе не нацелено против Ельцина. Или, если нацелено, − не только против Ельцина, но и против других союзно-республиканских лидеров, жаждущих большей самостоятельности.

Участники съезда высказались за то, чтобы автономные республики и области были уравнены в правах с союзными республиками и стали «правомочными субъектами Союзного договора».

В этом тоже нетрудно было увидеть поддержку и поощрение со стороны Центра: незадолго перед этим председатель Совета национальностей ВС СССР Рафик Нишанов, выступая на сессии союзного парламента, заявил, что в разработке Союзного договора должны участвовать не только делегации пятнадцати союзных республик, но и представители тридцати восьми автономий.

Кстати, Нишанов и присутствовал на съезде. И сам съезд проходил в здании Президиума Верховного Совета СССР.

Эта наметившаяся дружба между Центром и автономиями − можно сказать, что договорились «дружить против» союзных республик − продолжалась и в дальнейшем. 23 октября Горбачев встретился в Кремле с руководителями автономных и «бывших автономных» республик, то есть тех, кто к этому моменту уже успели объявить о своем суверенитете и убрать из своего названия слово «автономная», − как бы встав вровень с союзными республиками (а это уже сделали десять из двадцати автономных республик). Соответственно, эти республики заявили о своем намерении участвовать в работе над Союзным договором и его подписании.

Горбачев подтвердил, что «при выработке нового Союзного договора важно слышать все голоса». Сколачивание армии в поддержку «единого и обновленного» вроде бы шло успешно.

Не знаю, кому конкретно принадлежала эта идея, – на всю мощь использовать потенциал автономий, их неуемное стремление повысить свой статус, ставить вровень с союзными республиками – самому Горбачеву или кому-то из его советников, но идея эта представлялась довольно мощным инструментом в борьбе за сплочение распадающегося Союза, против разваливающих его союзных республик. Более удачного хода, как только опереться на автономии, тут, пожалуй, было и не придумать. Правда, и риск тут таился немалый – риск распада России. Но это, видимо, считалось пролемой второй очереди. Сначала надо остановить распад Союза, а с распадом России как-нибудь потом разберемся…

Тем временем о своем государственном суверенитете объявляли все новые автономные республики. В октябре о нем заявили Башкирская, Бурятская, Калмыцкая, Марийская, Чувашская автономные республики.

О суверенитете и повышении своего статуса объявили автономные округа и некоторые регионы, вообще не обладавшие государственностью: суверенной автономной республикой стала Адыгея, Корякский автономный округ, Коми-Пермяцкий автономный округ, Ямало-Ненецкий автономный округ, Горно-Алтайский автономный округ. Суверенным объявил себя Иркутский регион.

Продолжали «суверенизироваться» и союзные республики. 25 октября Декларацию о государственном суверенитете принял Верховный Совет Казахской ССР.

По мере того, как слово «суверенитет» перестает быть для республик просто словом, а наполняется реальным содержанием, между ними и Центром возникает юридическое противоборство, «война законов». Временами она приобретает довольно комичный, какой-то детски прямолинейный характер. Особенно это заметно на примере противостояния Центра и России.