Домой меня предупредительно отвезли на казенной комитетской машине. Не на «членовозе», конечно, − на черной «Волге», причем не первой молодости. Из неприметного подземного гаража она вынырнула прямо на площадь, которой лишь несколько месяцев оставалось носить имя одного из столпов коммунистического режима и быть украшенной его зловещей фигурой.
В воскресенье 13 января, утром, после ночных вильнюсских событий, я пришел на переделкинскую дачу к одному из замов редактора «Литгазеты» − Аркадию Удальцову (мы жили рядом) и сказал, что, по-моему, публикацию интервью с Крючковым надо отложить на неопределенное время (оно стояло в номере от 16 января): у меня не было сомнений, что КГБ принимал в этих событиях непосредственное участие. Жалко, конечно, было откладывать: столько сил потрачено, столько времени ухлопано. Но в конце концов есть вещи посерьезнее, чем собственные потраченные силы. Посоветовавшись, однако, решили отложить публикацию только на один номер, добавить вопрос о Литве, и пусть Крючков сам объяснит читателю, что там произошло.
Но Крючков ничего говорить о Литве категорически не хотел. Ну, подумаешь, дескать, экая важность. Какие-то события все время будут происходить − неужто на все надо реагировать и всякий раз что-то добавлять? Я, однако, напечатал на машинке вопрос, вклеил его в гранку уже набранного интервью в качестве первого вопроса, оставив место для ответа и послал с курьером на Кузнецкий. Вопрос был такой:
«Начну, как говорится, прямо в лоб − с Прибалтики. На мой взгляд, там искусственно раздувается мятеж. В поддержку ему предоставлена армия. В Вильнюсе она уже пустила в ход оружие, расправилась с безоружными людьми. Какова позиция КГБ?»
Довольно скоро − правда, уже после публикации, − я понял, что, не желая этого, я бросил Крючкову «свечу», ограничившись упоминанием об армии. В дальнейшем все узнали, что не меньшую роль, чем армия, в вильнюсской трагедии сыграл КГБ. Однако в тот момент, в сами январские дни, КГБ еще оставался в тени, играл в представлении людей какую-то пассивную и даже страдальческую роль: единственный погибший из числа штурмовавших телецентр почему-то как раз оказался из «органов», не из внутренних войск, как сообщалось раньше.
В конце концов Крючков, видимо, оценил удобство моего вопроса − вклеил под ним свой ответ, в котором оправдывал действия армии, офицеры и солдаты которой, по его словам, «проявили достойную выдержку», хотя жертв избежать не удалось. Глава КГБ выразил соболезнования семьям погибших и, кажется впервые в печати, сообщил, что среди них был и сотрудник его ведомства − лейтенант В.Шатских (не капитан ВВ Гаврилов, как сообщили первоначально). При этом Крючков утверждал, что первыми открыли огонь «не советские воины», − надо так понимать, не армейские подразделения, − а те, кто им противостоял.
Сегодня, когда мы знаем, что первым открыл огонь спецназ КГБ, та самая группа «Альфа», эти слова бывшего шефа КГБ в общем-то, можно считать правдивыми. Однако вряд ли сам он имел в виду своих подопечных. С его точки зрения, виноваты в своей гибели были, конечно, сами жертвы − мирные литовские граждане.
Что касается позиции КГБ, она, по словам Крючкова, была в этом конфликте отстраненно-миротворческой. Он так ее сформулировал:
«Сделать все, чтобы повернуть создавшуюся ситуацию в русло примирения, диалога и согласия… Пусть улягутся страсти, жизнь более или менее войдет в нормальную колею… Важно, чтобы никто из противоборствующих сторон не накалял обстановку. Сложно? Да. Но другого выхода у нас нет».
Во время нашей «очной» беседы в начале января, еще не зная, что произойдет в Вильнюсе буквально на днях, я задал Крючкову «гипотетический» вопрос о возможности таких событий:
− Во время пребывания в Литве мне приходилось слышать, что в эту республику засылают какие-то группы для организации провокаций, беспорядков, возбуждения у людей чувства неуверенности и т.д. Есть ли у этих слухов основания? Какие задачи ставятся перед КГБ в отношении Литвы? Стоит ли задача по дестабилизации обстановки в республике − подобные разговоры я тоже не раз слышал, будучи там?
Такие вопросы и в таком кабинете задаешь обычно не в надежде услышать правдивый ответ, а просто, чтобы предоставить читателю некую информацию. Крючков, как и ожидалось, все отрицает:
− Никаких групп никто туда не засылает. По крайней мере, Комитет госбезопасности. У них создаются и действуют собственные группы, причем различной направленности. Одни, мне кажется, помогают стабилизации положения, другие действуют обратным образом. У нас нет никаких планов насчет дестабилизации обстановки в Литве. Если прибалтийские республики решили выйти из Союза, это, как вы знаете, их право, но опять-таки есть закон, в рамках которого надо поступать.
Забавно: это голубиное воркование лилось из уст человека, который к тому времени уже многие месяцы кропотливо трудился над тем, чтобы опрокинуть вольнолюбивое руководство в трех республиках Прибалтики. Как готовился план по «захвату Литвы», как его пытались осуществить, после много писали и в литовской, и в не литовской прессе. Вот, например, как описывал это вскоре после вильнюсских событий директор литовского Департамента охраны края Аудрюс Буткявичюс (надо полагать, этот департамент, несмотря на свою молодость, тоже осуществлял уже какую-никакую разведку):
«Подготовленные в прошлом году планы захвата Литвы уточнялись летом, осенью, пополнялись данными военной разведки. Был согласован хронометраж операций… В январе в Вильнюс вновь были переброшены оперативники Ачалова, была установлена дата введения президентского правления − 13 января. (В скобках еще раз напомню: генерал Ачалов − одна из самых зловещих фигур в тогдашнем советском генералитете, в дальнейшем − один из военных руководителей и августовского 1991 года и сентябрьско-октябрьского 1993 года мятежей. − О.М.) Основная руководящая группа была дислоцирована в Вильнюсе, другие части − в Каунасе и других городах республики. Ачалов прибыл 7 января, Варенников − 10 января. Полк из 920 солдат Псковской дивизии тоже ничего хорошего не сулил. Позже он доставил отряд спецназа из военнослужащих, непосредственно подчиненных Ачалову (по-видимому, имеется в виду спецназ КГБ, та самая группа «Альфа», хотя Ачалов был заместителем министра обороны. − О.М.)…
Операцией по захвату Литвы руководили упомянутый Ачалов, генералы Варенников и Овчаров, сотрудник МВД СССР Демидов и другие непосредственно ответственные за действия своих подразделений. Больше всех людей убили подчиненные Ачалова из подразделения спецназа…
От повторной оккупации нас спасли люди Литвы, своей грудью заслонившие Верховный Совет. Прорываться через многотысячную толпу, давить людей танками не решился даже сам Ачалов, и операция захлебнулась».
Как видим, фамилия Крючкова здесь не упоминается, но он, без сомнения, активно участвовал во всей этой деятельности. И вот мы слышим от него: другого пути, как только путь примирения, диалога и согласия, у нас нет.
На этом, наверное, можно закончить разговор о событиях января 1991 года в Прибалтике. Эти события были одним из важнейших этапов распада СССР. Перед Горбачевым вопрос стоял так: пан или пропал? Полагаю, к тому времени он уже пришел к отчетливому пониманию: остановить рассыпание империи, сохранить ее целиком в прежнем виде, если и можно попытаться, то только при помощи силы. Других вариантов нет.
Да, но что значит применить силу? Ввести во все три прибалтийские республики войска, объявить в них прямое президентское правление, передать власть промосковским «комитетам национального спасения», опереться на русскоязычное население, на сотрудников располагающихся там союзных предприятий? Пробный шар, пущенный в Литве, показал: войска встретят отчаянное, повсеместное сопротивление, прольется море крови. Главное же – восстановить там в полном объеме власть союзного Центра не удастся. «Комитеты нацспасения» не пользуются в прибалтийских республиках сколько-нибудь значительной поддержкой, «антисепаратистская» роль русскоязычного населения в развернувшихся там политических событиях невелика, во всяком случае не имеет решающего значения.