Новые постояльцы сидели рядом. Сияющие здоровьем Мелвиллы были приятным семейством, но щеки Стефани раскраснелись от возбуждения вовсе не при виде Джека, отца, или матери, Сони, добродушно улыбывшихся, когда их представляли.

— Разве он не классный? — выдохнула Стефани в ухо Лилиан, имея в виду их сына Фила, шестифутового подростка.

Обрадованная тем, что огорчения вчерашнего дня, похоже, забыты, Лилиан рассмеялась.

— Если хочешь спросить, привлекателен ли он, то да, конечно.

— Вы тоже замечательно выглядите, Лилиан. Э-э-э… вы ведь знаете, что сегодня вечером будет катание на санях?

— Да, я что-то слышала краем уха.

Стефани внимательно изучала веточку петрушки на своей тарелке, словно та была ключом от ее будущего. Стараясь говорить небрежно, она спросила:

— А у вас найдется время, чтобы снова сделать мне прическу?

— Конечно, при условии, что твой отец не будет возражать.

Тим, который, казалось, был погружен в беседу с Джеком Мелвиллом, внезапно повернул голову и поинтересовался:

— Против чего не будет возражать ее отец?

— Да так, пап. Мы просто говорили о сегодняшнем катании и о том, как это будет весело. Вы ведь пойдете, правда, Келли… и вы, конечно, тоже, Фил? — Превращение скованного подростка в искушенную маленькую женщину удивило и позабавило Лилиан: Стефани обратилась сначала к дочери Мелвиллов, а уж потом, как бы невзначай, к их сыну.

Мать семейства тоже заметила это и улыбнулась Лилиан.

— Они кажется поладят, как вы думаете? Это заметно облегчило бы нашу родительскую участь. Кстати, ваша дочь очаровательна.

— Мисс Моро не мать Стефании, — вмешался Тим. — Она здесь только гость!

Смущенная столь резким возражением, Соня послала Лилиа извиняющийся взгляд:

— Простите. Она блондинка, как и вы, и мнё показалось, что вы с ней очень близки, поэтому я и решила…

— Прошу вас, нё извиняйтесь, — Сказалк Лилиан, пригвоздив Тимоти к месту убийственным взглядом. — Мне льстит то, что вы сочли нас родственницами. Будь у меня дочь, я бы хотела, чтобы она была такая же, как Стефани.

— Замечательно сказано! — Соня склонила голову к плечу и с любопытством посмотрела на Лилиан. — Сначала я подумала, что вы из французской части Канады, но это ведь не так? У вас определенно европейский акцент.

— Мисс Моро живет в Швейцарии, — сообщил Тим. — И вернется туда, как только закончатся праздники.

Лилиан покраснела от возмущения.

— Возможно, мой английский и не такой совершенный, как ваш, Тимоти, но я не беспомощна и вполне способна большую часть времени говорить самостоятельно. И так уж случилось, что я пробуду на Аляске дольше, чем вы думаете.

— Только не в Пайн Лодж, — ровным тоном сказал он. — Группа японцев сняла весь курорт на первые две недели января, и у нас нет свободных номеров, тем более соответствующих вашим запросам.

Удовлетворенный тем, что поставил ее на место, он вернулся к разговору с Джеком.

К своему ужасу, Лилиан поняла, что вот-вот расплачется. Почему он так унижает меня? — чувствуя себя глубоко несчастной, думала она. Все, чего я хотела, — это доказать ему, что я не та пустоголовая богатая стерва, какой он поначалу считал меня. Но ни мои слова, ни поступки, похоже, не переубедили его.

Все, чего ты хотела? — переспросил язвительный голосок. Да когда же ты перестанешь лгать себе, Лилиан? Ты хотела убедить не только его разум, но и сердце тоже, чтобы он полюбил тебя так же, как начинаешь любить его ты.

Любить его… О Боже, это правда!

Встревоженная Лилиан копалась в креветках, лежавших перед ней. Влюбиться в человека, который презирает ее? Полное безумие! И все же проклятые слезы подступали к глазам, превращая содержимое тарелки в расплывчатое бело- розовое месиво, и Лилиан поняла, что подавится, если попробует проглотить хотя бы кусочек.

— Извините меня, пожалуйста, — пробормотала она, кладя салфетку на стол и отодвигая стул. — По-моему, я не голодна.

Она вышла в холл как раз тогда, когда в него входил Рили.

— У вас все в порядке, мисс? — придерживая для нее дверь, спросил он. — Похоже, вы немного расстроены.

— Просто болит голова, — выдавила Лилиан, отворачиваясь и спеша пройти мимо.

К счастью, она никого не встретила, пока бежала по дорожке вдоль озера к дому Тимоти. Потому что заботливое участие Рили переполнило чашу, и слезы струились по лицу Лилиан как первый весенний ливень, а она бы не вынесла, если бы кто-нибудь стал свидетелем ее горя.

Пока ее не было, горничные убрали в номере и приготовили дрова в камине. Через пять минут заплясали веселые языки пламени, а Лилиан удобно устроилась на мягком диване, накрывшись мохеровой шалью. Ничто не нарушало покоя, кроме потрескивания поленьев, редкого шуршания снега, падавшего с ветвей за окном, и тихой музыки из проигрывателя.

Так почему же она никак не могла погрузиться в приятную дневную дрему? Почему рождественские песенки, повествующие исключительно о детях и семейном очаге, напоминали Лилиан, что она никогда не знала радости припасть к коленям матери, почувствовать прелесть и волшебство этого праздника? Мамочка целует папочку — о, такого в их доме не бывало, хотя Шанталь и целовала многих других мужчин.

А кем же был отец ее дочери? Режиссером одного из второразрядных фильмов, в которых ей поначалу давали маленькие роли? Таким же полуголодным собратом по актерскому цеху? Женатым мужчиной, принцем, нищим? Закрыв глаза, она пыталась отделаться от этих мыслей, понимая всю их тщетность. Она унаследовала его светлые волосы и серые глаза — это все, что Лилиан знала об отце. А что он собой представлял, было тайной ее матери, которую та унесла с собой в могилу.

Будь благоразумной, убеждала себя Лилиан, стараясь думать об изысканности и комфорте, окружавших ее. Посмотри, сколь многого ты достигла, и перестань желать большего. Бывали времена, когда ты считала, что тебе повезло, если удавалось помыть полы в подобном месте.

Как там говаривал старик Симон в дни, когда, обыскивая блошиные рынки в поисках сокровищ, они тратили последние деньги на покрытую патиной бронзовую статуэтку и оставались при этом без куска хлеба? «Лучше иметь одну подлинную вещь, чем целый сундук подделок». Ей навсегда запомнились эти слова, и Лилиан неоднократно применяла их не только к своей профессии, но и к своей жизни.

Тимоти Эванс может сколько угодно унижать ее, но ему ни за что не заставить ее поступиться самоуважением ради того, чтобы завоевать его благосклонность. Эта мысль успокоила, и Лилиан наконец смогла расслабиться.

По-видимому, она заснула, поскольку, открыв в следующий раз глаза, увидела, что день потускнел, поленья в камине почти прогорели, а в дверь барабанила Стефани, с глазами, светящимися от первой любви.

Этим вечером вместо обеда был сервирован шведский стол. Гости вольны были садиться где угодно, и Лилиан, памятуя о недавней стычке с Тимом, выбрала место как можно дальше от него.

Избегать его впоследствии оказалось столь же просто. Пока он наблюдал за погрузкой в одни сани, она присоединилась к группе гостей, ожидавших следующие, которыми правил Рили.

Сани были с высоким облучком, рассчитанным на двоих. Их заполняли тюки соломы, уложенными так, чтобы, сидя на нижних, люди опирались спиной на верхние. Хотя и более примитивные, чем те, которые ей доводилось видеть, сани тем не менее выглядели просто очаровательными — с бортами, украшенными гирляндами сосновых веток, и парой черных лошадок впереди.

Когда подошла очередь садиться Лилиан, Рили оглядел ее лыжный костюм цвета слоновой кости и сказал:

— Вы выглядите слишком роскошно, чтобы сидеть сзади, в этой соломе, мамзель. Почему бы вам не прокатиться со мной впереди? Мы направляемся к площадке для костров на другой стороне долины, и отсюда вам будет лучше все видно.

Небо затянули тучи, скрывшие луну. И пока Рили ехал мимо озера к сосновой аллее у восточного крыла здания, Лилиан гадала, что вообще можно увидеть в такой темноте. Тимоти отъехал со своей группой на пару минут раньше и уже исчез в тени деревьев, только звон колокольчиков на лошадиной упряжи и радостный лай собак отмечали путь первых саней.