Черт, это разбивает мне сердце.
Каждый день, когда я вхожу в наш дом, появляется все больше фотографий незнакомцев. Эмми распечатывает их и кладет на обеденный стол. Когда я спросил ее, почему она распечатывает фотографии незнакомых людей и держит их в нашем доме, она ответила: «Они прекрасны. Они улыбаются, даже если в мире есть зло, и в какой-то момент оно коснулось или могло коснуться их, но все же они улыбаются». Мое сердце разбилось, потому что, когда она это сказала, а потом посмотрела на меня, ее эмоции отразились на ее лице. Ей хотелось узнать, как они это делают, как они все еще могут улыбаться и быть счастливыми. Я вижу, как отчаянно она хочет узнать секрет. Я каждый день хочу вручить его ей на серебряном гребаном подносе.
Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
Смотря в объектив своей камеры, я вглядываюсь в ее улыбку. Она выглядела словно головоломка, которую мне нужно разгадать, чтобы я тоже могла так делать. Лили легко, без усилий улыбается Джейку. Она смеется. Как? Она потеряла все. Как она вообще улыбается?
Я оглядываю двор через объектив.
Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
Все смеются, улыбаются. Счастливы.
Мой пульс учащенно бьется, сердце колотится. Я роняю камеру на грудь, и она свисает на шнурке. Я пытаюсь успокоить дыхание. Я хочу то, что есть у них. Пожалуйста, мне нужно прекратить эту боль. Я вцепляюсь в кожу на руке, оцарапывая ее. Капли крови появляются на поверхности и стекают по моей руке. Видите, я истекаю кровью, как они. Я человек. Почему я не могу быть счастлива, как они? Почему я не могу двигаться дальше, как они? В какой-то момент их жизни они тоже страдали. Почему они могут двигаться дальше, а я нет?
Я вновь поднимаю свою камеру и начинаю разъяренно делать больше фотографий. Мой палец постепенно замедляется от усталости. Когда я внезапно останавливаюсь, то мой объектив замирает на Канье. Он смотрит на меня. Его лицо напряжено, брови нахмурены. Он — единственный на барбекю, кто не улыбается. И в этом моя вина. Ночные кошмары преследуют меня по ночам, но я — кошмар для Канье. Глубоко внутри я знаю, что он никогда меня не оставит. Я знаю, насколько сильна наша любовь. Я чувствую, словно я уже на пути к самовосстановлению, поэтому я могу сделать счастливым и его тоже. Господи, мне так жаль, что ты застрял со мной, Канье.
Я встаю и направляюсь в дом, наблюдаю краем глаза за Канье, уверенная, что он не последует за мной. Мне нужно смыть кровь с руки, и я не хочу, чтобы он видел, что я делаю с собой. Это еще ничего по сравнению с порезами на бедрах. Но, когда Канье наблюдает за тем, как я царапаю себя, это делает меня нервной.
Я закрываю дверь в ванной и кладу камеру на столешницу и начинаю смывать с себя кровь до тех пор, пока не появляются мелкие, красные и разбухшие линии на руках. Я скольжу глазами от своих рук к моему отражению в зеркале. Ожерелье попадает в поле моего зрения. В этот момент мне хочется жить в мире с ведьмами и феями. Чтобы какое-нибудь фантастическое существо могло отправить меня назад во времени, когда у меня было все. Я бы попросила вернуться и переживать мою ночь с Канье снова и снова.
Я подпрыгиваю, когда слышу, как дверь открывается и, затем расслабляюсь, когда вижу, что это Лили. Она заглядывает в ванную, замечает меня и, кидая взгляд позади себя, решает войти, закрыв за собой дверь.
Я быстро убираю руку за спину и говорю:
— Эй, тебе нужно в туалет?
Я делаю движение, чтобы поднять камеру, но Лили тянется ко мне и берет мою руку в свою. Она переворачивает ее и видит красные отметины. Ее глаза расширяются, но она говорит мягко:
—Эм, поговори со мной, пожалуйста.
Я трясу головой.
— Я в порядке…— я замолкаю и осознаю, что я должна ее спросить. — Я хочу спросить у тебя кое-что. Вообще-то, я не хочу показаться грубой или равнодушной.
— Эм, мы прошли это. Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно. Обещаю, я не обижусь.
— Как ты можешь быть счастлива? Я не чувствую счастья, радости. Ничего из этого.Я хочу. Но все время чувствую лишь грусть.
О чем я умолчала, так это о том, что я чувствую себя грязной, никчемной и жалкой. Я не хочу, чтобы эти слова снова сорвались с моих губ. С каждым таким разом я чувствую, что даю им над собой больше власти.
Я наблюдаю, как глаза Лили остекленели от моего вопроса и утверждения.
— Ладно, Эм, — Лили выдохнула. — Я счастливая и грустная. Я принимаю каждое мгновение таким, какое оно есть. У меня бывают плохие дни. Иногда мне нужна помощь Джейка, чтобы вспомнить, почему я все еще жива и почему продолжаю жить. Твой брат своей любовью и поддержкой закрывает эту дыру все больше и больше с каждым днем. Если ты впустишь Канье, он сделает тоже самое для тебя.
Я качаю головой:
— Что будет, когда он окажется слишком близко и поймет, насколько я сломана, поймет, что я недостаточно хороша для него?
— Эм, ты прошла через ад и вернулась, но ты не сломана. И ты достаточно хороша для Канье. Для любого мужчины, с которым ты хотела бы быть. Как бы трудно это не звучало, но тебе нужно отпустить прошлое и принять свое будущее. От тебя зависит, какая жизнь у тебя будет. Прямо сейчас ты принимаешь решения, основываясь на своих страхах. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я предпочитаю видеть хорошее в мире, вместо плохого, которое было навязано мне. И с помощью твоего брата, видеть это самое хорошее легко. Дни, недели и месяцы стали легче.
— Но все, что я делаю — это причиняю боль Канье. Я боюсь, что только затащу его в этот кошмар вместе с собой.
— Он любит тебя, Эмили. Пока ты переживаешь все свои кошмары, он переживает вместе с тобой. Любовь означает, что ты не одинока, хочешь ты этого или нет, — тихо проговорила Лили.
— Я знаю, — поспешно отвечаю я. — Я пытаюсь… Но я просто не могу пересечь эту гребаную невидимую черту в страну счастья, — говорю я разочарованно, глядя ей в глаза, умоляя ее помочь мне.
Лили хватает меня за руки и крепко сжимает:
— Это потому, что ты пытаешься пересечь ее в одиночку. Ты не сможешь пересечь ее, пока не поймешь, что тебе нужна помощь, и что ты достойна этой помощи.
Мой желудок сжимается, когда я чувствую, что эта черта превращается в огромную пропасть, которая, возможно, поглотит меня целиком.
Уже дома я принимаю душ и переодеваюсь в пижаму. Сегодня был тяжелый день. Разговор с Лили не дал мне ответов, лишь больше вопросов. Я поняла ее слова о том, чтобы подпустить к себе Канье. Но подпустить к себе того, кто любит меня, не так-то просто. Если я приму единственного мужчину, который любит меня, и он обнаружит, что со мной случилось, в чем я принимала участие, то я могу потерять его. А это не просто — лишиться возможности видеть его. Потерять его любовь, его представление о том, кем он меня считает… Это все, что от меня осталось. Мысли людей, которые меня знали. Если у меня их больше нет, то я действительно потеряна в темноте. Если они узнают, кем я стала, что помешает кошмару полностью овладеть мной?
А если он примет меня? Какую жизнь я могу ему дать? Лишь мрачные мысли и слезы, потому что я не могу справиться со своим прошлым. Прячусь в ванной, режу кожу, чтобы хоть немного успокоиться. Рано или поздно он не выдержит. Мое тело оседает. Я потеряна.
Я спускаюсь вниз и распечатываю фотографии, сделанные на барбекю.
Столовая теперь наполнена фотографиями незнакомых людей и семьи, которые улыбаются и смеются. Живут. Я слышу, как телефон звонит, смотрю вниз и вижу сообщение.
Отправлены фотографии.
Мое тело застывает. Его фотография. Готова ли я увидеть его снова? Прошло почти три месяца… Примерно в это время я должна была быть готова к вечеринке. Должна была быть выставлена напоказ перед десятками мужчин и продана на ночь. И в течение последних трех лет он был самым выгодным покупателем; он всегда выигрывал.
Я бегу в гостиную и вытаскиваю ноутбук из-под кофейного столика. Мы с Канье никогда им не пользовались. Только для оплаты счетов и писем от друзей. Я нажимаю на интернет, и с облегчением вижу, что у нас дома все еще есть Wi-Fi. Я не подумала проверить, когда диктовала свой адрес электронной почты при телефонном разговоре.
Я открываю учетную запись электронной почты, которую создала, и нахожу там письмо с темой.
Я нашел его.
Я открываю письмо и вижу фотографии человека, который превратил мою жизнь в ад. Один из тех, кто создал эту Эмили, слабую Эмили. Единственный человек, который возвращался, чтобы пытать меня. Донован. На нем другой дорогой костюм. Он разговаривает с мужчиной. Они оба в солнцезащитных очках и находятся в месте, похожем на парк. Я читаю сообщение в письме.
Я в Мехико. С ним брат Марко — Майкл О'Коннор. Он задавал вопросы о том, что случилось с его братом, и ходят слухи, что он собирается начать там, где погибла империя Марко.
По моим сведениям, Донован организовал эту встречу с Майклом в надежде найти тебя.
По моему телу пробегают мурашки. Они снова начнут собирать коллекцию? Нет! И Донован хочет найти меня, почему? Попытается ли он похитить меня? Конечно, он хотел бы — он психопат. Мне нужно подготовиться. Я должна поймать его прежде, чем он найдет меня здесь, с моей семьей, и с Канье. Я не позволю ему причинить им вред.
Я отвечаю на письмо.
Мне нужно, чтобы ты держал его в поле своего зрения, нужно знать его местоположение постоянно. Когда я составлю план своих действий, то свяжусь с тобой через письмо.
Я беру ручку и листок бумаги и пишу список вещей, которые мне может понадобиться.
Деньги, паспорт, веревки, стяжки, кляп, ножи, пистолет.
Краем глаза я вижу электронное письмо.
Считай, что дело сделано. Я скоро тебя увижу?
Я отвечаю.
Как только я смогу выбраться из Гастингса, то буду там.
Воспоминание о Доноване, лежащем на мне, удерживающем меня, сжимающем мое горло так сильно, что перед глазами все расплывается, возникают в моем сознании.
— Вот так, Эмили, ты, тупая шлюха, ты теряешь сознание от меня. Ты не можешь это контролировать, не так ли! Бесполезный кусок дерьма, — кричит он мне, когда мой мир становится черным. Я просыпаюсь одна в комнате, чувствуя боль между ног и стук в голове.