Мужчина кивнул:

— Регулярно его принимаю.

Аптекарь со вздохом принял у него кредитку и сделал заказ. На прилавок выскочили пять цилиндрических тюбиков.

— Дело ваше, — сказал он клиенту, который сунул покупку в карман и торопливо вышел.

Взглянув на Дейлта, аптекарь разразился смехом и протянул руку, видя, что тот поворачивается, собираясь уйти.

— Простите, сэр… Судя по выражению вашего лица минуту назад, вы, должно быть, из других миров.

— Что это значит?

— Наверняка подумали, будто стали свидетелем очень рискованной противозаконной сделки.

— А разве не так? Ведь этот препарат предназначен исключительно для безнадежно, смертельно больных.

— Именно, — согласился аптекарь. — Для подавления всех телесных ощущений и стимуляции самых приятных фантазий больного. Когда я приготовлюсь отправиться в последний путь, надеюсь, кому-нибудь хватит ума и жалости мне его впрыснуть.

— Однако покупатель признался, что регулярно его принимает.

— Угу. Пристрастился, наверно. По-моему, недавно в городе, никогда его раньше не видел.

— Да это же запрещенный наркотик!

— Поэтому я и понял, что вы из других миров. Видите ли, на Толиве не существует запрещенных наркотиков.

— Быть такого не может!

— Уверяю вас, сэр. Желаете что-нибудь заказать?

— Нет, — отказался Дейлт, медленно повернулся и пошел прочь. — Ничего, спасибо.

— К этой планете надо немножко привыкнуть, — заметил он Парду, переходя дорогу по направлению к парку и сев на траву под местным хвойным деревом.

— Да. Здесь явно не признают обычных табу, которые человечество унесло с собой с Земли в период раскола миров.

— Кажется, кое-какие из этих табу мне вполне симпатичны. В книжной лавке товар положительно омерзительный. Сплошная деградация. А свободная возможность пристраститься к наркотику, располагая парой кредиток, определенно преступна.

— Но ты должен признать, что народ тут довольно приличный и цивилизованный, несмотря на отказ от нескольких традиционных для человеческой культуры запретов. Согласись.

— Ну ладно, соглашусь.

Дейлт взглянул в другой конец парка, заметив, что у белого монумента собралась небольшая толпа. На темном пятне у вершины сооружения загорелась надпись, не читаемая на таком расстоянии. На глазах у него из платформы поднялся цилиндр, оттуда выдвинулся некий жесткий придаток на одном шарнире с прикрепленным к концу предметом, похожим на плеть. На платформу втащили молодого человека без рубашки. Поднялась какая-то возня, после чего стало видно, что юношу за руки привязали к столбу.

А потом однорукая машина принялась хлестать его по обнаженной спине.

— Выпейте, и давайте поговорим, — предложила Эл.

— Да говорить особенно не о чем, — коротко отрезал Дейлт. — Я немедленно покидаю планету на первом же корабле.

Они молча выпивали под звон посуды и гул голосов в переполненном ресторане. Мысли Стивена упорно возвращались к невероятной сцене в парке. Он вспоминал, как сам неудержимо шагал по траве ближе, ближе, надеясь по каким-нибудь признакам убедиться, что тут просто разыгрывается представление. Но страдальческий крик наказуемого и вздувшиеся на спине рубпы не оставляли сомнений. Никто в парке, кажется, не обращал особого внимания на происходящее. Некоторые останавливались, поглядывали на горевшее вверху табло и лениво шли дальше.

Он тоже посмотрел на табличку:

Порка завершилась, табло погасло. Осужденного отвязали, помогли сойти с платформы. Дейлт пытался угадать, от боли или от унижения выступили слезы на глазах юноши, когда на платформу поднялась молодая женщина лет тридцати, с каштановыми волосами. На ней была какая-то шлейка, прикрывавшая живот и груди, оставляя спину голой. Ее в свою очередь привязали к столбу, снова вспыхнула надпись:

Цилиндр поднялся, выдвинул руку, поднял, женщина зажмурилась, закусила нижнюю губу… Дейлт круто развернулся и побрел прочь.

— Варварство! — воскликнул Пард, когда они перешли через улицу, вернувшись к магазинным витринам.

— Что? А как насчет брезгливости?

— Выставленные для желающих голограммы с изображением половых извращений — одно, а публичная порка — совсем другое. Как предположительно цивилизованный народ допускает подобные зверства из каменного века?

— Не знаю и знать не желаю. Толива только что лишилась перспективного гражданина.

В глаза вдруг бросилось знакомое лицо. Это была Эл.

— Привет! — воскликнула она, запыхавшись. — Извините за опоздание.

— Я даже не обратил внимания, — холодно ответил он. — Слишком увлекся атавистическим зрелищем в парке.

Она схватила его за руку:

— Пошли поедим.

— Уверяю вас, я не голоден.

— Ну, по крайней мере, выпьем и побеседуем.

Эл потащила его за собой.

— Давай, Стив. Интересно послушать, как она оправдает публичную порку.

Заметив у себя за спиной ресторанную вывеску, он пожал плечами и направился к входным дверям.

— Не туда, — остановила его спутница. — Этих на прошлой неделе лишили лицензии. Пойдем в «Лог», всего четверть квартала.

Она не пыталась завязать разговор по пути к ресторану. Дейлт позволил себе лишь однажды бросить взгляд в сторону парка. Оба не произнесли ни слова, пока не уселись за выпивкой. Скромную обстановку и тусклое освещение «Лог» компенсировал экстравагантным использованием настоящих живых официантов.

Только когда официант принес ему вторую порцию спиртного, Стивен, наконец, нарушил молчание.

— Вы хотели, чтобы я увидел порку, не так ли? — спросил он, глядя ей прямо в глаза. — Именно это имели в виду, говоря о «духе Толивы»? Что ж, я его сполна почувствовал, сыт по горло!

Эл со сводившей с ума терпеливой медлительностью потягивала напиток, а потом уточнила:

— И что такого возмутительного вы увидели?

— Порку! — Дейлт брызнул слюной. — Публичную порку! Подобные веши были запрещены на Земле задолго до того, как мы ее покинули!

— Вы предпочитаете тайнуюпорку? — На ее губах мелькнула тень улыбки.

— Предпочитаю, чтобы никто никого не порол, и никак не могу оценить ваше чувство юмора. Я видел лицо женщины, полное боли…

— Кажется, вас особенно беспокоит, что к позорному столбу выставляют сегодня не только мужчин, но и женщин.

— Может быть, я просто старомоден, но не люблю смотреть, как бьют женщину.

Эл взглянула на него через край бокала:

— В вас много старомодного… Не замечаете, что в минуты волнения начинаете говорить архаическим языком?.. — Она вдруг резко оборвала фразу. — Ну, об этом в другой раз побеседуем. В данный момент мне хотелось бы разобраться в вашем уважительном отношении к женщинам.

— Прошу вас…

Она продолжала, не обращая внимания:

— Признайте меня не менее зрелой, ответственной и сознательной, чем любой мужчина в округе, и согласитесь, что если я совершу преступление, то сделаю это с полным пониманием дела. В противном случае вы нанесете мне личное оскорбление.

— Хорошо. Не будем отвлекаться на старые споры. Речь идет о телесном наказании в публичном месте.

— Разве порка представляла собой развлечение? — не унималась Эл. — Вокруг толпились позабавленные зеваки?

— На оба вопроса ответ отрицательный. Только не надо разыгрывать передо мной Сократа.

— Плеть глубоко вспорола кожу? — настойчиво допрашивала она. — Секла до крови? Преступники кричали от боли?