— Он приезжал в Лондон на коронацию. — Барнаби хоть как-то пытался оправдать брата. — К сожалению, на его взгляд, наше бракосочетание не столь выдающееся событие.

Отсутствие братьев никак не сказалось на торжестве. Молодые люди благополучно поженились и без них. Прекрасно пообедали вчетвером в любимом ресторане Барнаби при зажженных красных свечах, с цветами и шампанским.

Тактичный Марк Дженкинс незаметно увел тетю Деб, предложив ей выпить еще немного шампанского, и молодожены остались одни…

— Ну что ж, дорогая, сбылась моя мечта. — Барнаби весь так и лучился.

— Вот мы и поженились! — Голос Эммы звенел как серебряный колокольчик.

— Отныне и навсегда эти неизъяснимо прелестные зеленые глаза будут теперь сиять только для меня?

— Только, только для тебя! — Эмма произнесла эти слова, точно клятву.

Он накрыл ладонью ее руки. Эмма мечтательно прикрыла глаза. Пламя свечи призрачно колыхалось. Она мысленно перенеслась в прошлое, в ту ночь своего сиротливого детства, когда ей пришлось ночевать на чердаке деревенского дома. Только неверное пламя свечи разгоняло окружающий мрак; вот и теперь ее охватило похожее тревожное чувство. Как все неопределенно и зыбко на этом свете, подумала Эмма. Ты отделен от всепоглощающей тьмы всего лишь колеблющейся тонкой полоской света, и стоит чьей-то грубой и неуклюжей руке опрокинуть свечу, стоит порыву холодного ветра задуть ее — и ты становишься беззащитным, как маленькое дитя. И все же продолжаешь доверять этому колеблющемуся зыбкому свету, веря, что настанет день, когда он засияет мощно и ярко, станет незыблемым и вечным…

— О чем ты думаешь? — донесся до нее низкий певучий голос Барнаби.

— О красных свечах. Они создают праздничное настроение. Мы всегда будем жить при свете красных свечей?

— Нет. Только когда будем счастливы, как сегодня.

— Мы всегда будем несказанно счастливы, милый!

Эмма с нежной грустью посмотрела на мужа, понимая, что все будет совсем не так. Она знала, что и он в глубине души чувствует то же.

— Дорогая, ты нужна мне, — проникновенно сказал Барнаби.

Было одно из тех редких мгновений, когда с его лица исчезла безмятежная маска, и Барнаби показался ей утомленным жизнью человеком, выглядевшим старше своих лет; какая-то легкая тень промелькнула в его ясных голубых глазах.

Глубоко растроганная, она призналась:

— Барнаби, ты тоже нужен мне.

— Ты так мало знаешь о моем прошлом. Я даже не рассказал тебе о…

— Не сегодня. Пожалуйста, не сегодня. Его глаза увлажнились.

— Моя дорогая, неужели это царственное пренебрежение к моему прошлому останется у тебя навсегда?

— Хочу надеяться, — убежденно ответила она.

— Ты само совершенство.

— У меня веснушки на лице, и я до сих пор выгляжу как угловатая школьница.

— Это как посмотреть, — улыбнулся Барнаби. — Сегодня вечером, когда мы придем домой…

Он осекся. Эмма все еще повторяла про себя восхитительные слова «когда мы придем домой», — но она не могла не заметить женщину, которая, приветствуя молодоженов, приближалась к их столу.

— Барнаби! Где ты пропадал все эти годы? Со времени нашей последней встречи прошло не меньше пяти лет. Это было в Монте-Карло, не так ли? — Она замолчала и окинула Эмму испытующим взглядом. Женщина худощавая, обращавшая на себя внимание обилием драгоценностей — сверкающих перстней, браслетов, — говорила так, словно боялась тишины.

— Фелиция, — отозвался Барнаби, не проявляя никаких чувств к давней знакомой, — неужели ты хочешь напомнить о далеких временах моей легкомысленной молодости? Дорогая, знакомься — леди Паркер. А это моя жена, — представил он Эмму.

В глазах леди Паркер вспыхнул злорадный огонек. Она пристально посмотрела на Эмму и недоуменно спросила:

— Наверное, что-то не так с моей памятью, Барнаби? Мне казалось, что ты говорил о Жозефине как о красивой брюнетке.

— Такая она и есть. — Голос Барнаби звучал вызывающе. Он жестом подозвал официанта, чтобы рассчитаться. — Мы как раз собирались уходить. Надеюсь, скоро увидимся. Впрочем, нет. Завтра мы уезжаем в Испанию. Я стал еще более рассеянным, чем раньше. Постоянно забываю даже о самых радостных событиях.

— Может быть, так тебе проще жить? — иронично процедила леди Паркер. На ее узком с впалыми щеками лице промелькнула ехидная усмешка, и она гордо удалилась.

Эмма не сомневалась: нервозность Фелиции объяснялась откровенной завистью рано увядшей женщины к молодому, привлекательному цветущему мужчине. Эмме, не проронившей ни слова во время этой короткой, но малоприятной встречи, вдруг показалось, что лихорадочные движения леди Паркер поколебали пламя свечи, и ее охватило чувство, похожее на мистический страх. Красная свеча — символ благополучия — едва не погасла. Если бы случилось такое несчастье, тьма охватила бы их и бросила в объятия злого рока.

— Кажется, я выпила слишком много шампанского, — осторожно заметила Эмма, уловив, что Барнаби с интересом и тревогой наблюдает за ней. — Но, прости, никак не могу припомнить, чтобы ты когда-нибудь говорил о предстоящей поездке в Испанию, да еще завтра.

— Мы едем в Испанию чисто символически, поскольку это касается леди Паркер, — прокомментировал свой неожиданный розыгрыш Барнаби.

— Ах да, конечно. Твое прошлое. Ты предупреждал, что оно может в любой момент постучаться в нашу жизнь.

— Фелиция Паркер не имеет никакого отношения к моему прошлому.

— Для меня это неважно, дорогой, но если бы эта увешанная бриллиантами жердь имела к нему хоть отдаленное касательство, я не одобрила бы твой вкус. — Эмма облегченно вздохнула. — Свеча снова разгорелась!

— Свеча и не гасла.

— Но это едва не произошло.

Барнаби изумленно взглянул на жену:

— Дорогая, почему ты не спрашиваешь, кто такая Жозефина?

— Я уже говорила, что ничего не хочу знать о Дивах, которых ты любил. Мое решение неизменно. Мы одни в комнате с зажженной красной свечой. Отгороженные от всего остального мира, пребывающего во тьме.

Барнаби уже привычным жестом накрыл теплой ладонью ее руки:

— И все же когда-нибудь ты должна будешь узнать о Жозефине, дорогая.

— А как ты поступил с этой красивой брюнеткой, о которой упомянула Фелиция, мой милый? — Эмме было как-то особенно легко и весело. — Бессердечно столкнул ее в снег со своего крыльца?

— О нет! Я поступил гораздо хуже: женился на ней.

Глава 3

Они собирались снять апартаменты побольше, когда у них появится свободное время. По правде говоря, Эмма не стала бы возражать против лондонской квартиры Барнаби, маленькой, переполненной книгами и не слишком уютной, однако чистой, хотя миссис Клак явно не обременяла себя работой.

— Если я обнаружу стул, не занятый «Джонсоном» Босуэлла, все будет отлично, — смеялась Эмма, — но еще сложнее найти свободную от книг кровать.

Барнаби переставил мебель, чтобы освободить место для еще одной кровати. Чопорная миссис Клак не скрывала своей неприязни к вторжению чужой женщины в замкнутый мир Барнаби, который менялся у нее на глазах. В особенности ее шокировали покрывала с оборками, которые выбрал сам мистер Корт.

Нельзя было не согласиться с экономкой: кокетливые покрывала с рюшами, предназначенные для дамского будуара, выглядели неуместными в комнате, где все было подчинено мужскому вкусу. Эмма раздумывала над сомнительным приобретением мужа, пока Барнаби, помогавший ей раздеться, пристраивал ее пальто на спинке стоявшего у окна кожаного кресла. Эта почти спартанская комната не носила и следа присутствия женщины. Если Барнаби и предавался любовным утехам, то вне дома. Похоже, он никогда и ни с кем не делил свой кров. Но это было не так.

— Ты, видимо, раздумал поведать мне о Жозефине, — упрекнула мужа Эмма.

— Плутишка! — удивился Барнаби. — Ты не хотела слушать!

— Но, Барнаби! — недоумевала Эмма. — Когда ты упоминал о Жозефине, мне представлялось, будто речь шла о женщине, которую ты когда-то любил. О мимолетной страсти. Но ты и словом не обмолвился, что она была твоей женой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: