Отколе он такой? спросили в один голос Бычковы.

Из «Россеи&raquo.

Там, значит, братцы, таких не требуется! сострил Хмелев- ский, и все засмеялись…. после целого ряда поучительных бесед Щелкунов добился того, что крестьяне сочинили жалобу на безбожные поступки еврея- арендатора Цаплика… и с великими предосторожностями отправили ее в главную контору княжеских имений&raquo. Безрезультатно.«Старшина Волчьей волости Сидор Тарасович Кулак… распоряжался имуществом, трудом, честью и даже, можно сказать, жизнью нескольких тысяч людей… в его арсенале исправительных и карательных мер, кроме произвольных штрафов, арестов и розог, был еще и собственный здоровый кулак, его однофамилец…Как-то раз избитые мужики вздумали пожаловаться посреднику, но тот их вытолкал и слушать не стал; мировой съезд хотя и выслушал, но ничего не сделал, а губернское по крестьянским делам присутствие, руководствуясь, конечно, законом, передало жалобу тому же исправнику, на которого жаловались&raquo.Мужики решают «законным путем&raquo в очередные выборы перевыбрать плохого старшину Сидора Тарасовича Кулака.«Подождем до срока, теперь уж недолго! сказали сосновцы и стали ждать срока. О принятом решении оповестили соседние деревни. Крестьянский мир тихо волновался, готовясь выразить свое неудовольствие и, в случае надобности, дать отпор&raquo.Старшина Кулак о крестьянах-выборщиках говорит так: «Их желаньев-то не больно кто спрашивает&raquo. А посредник «Петр Иванович и без того уже решил, что, кроме Кулака, не будет старшиной никто другой&raquo. И вот сама процедура выборов:« Ну, вот что, ребята, говорит ласково посредник. Голоса между вами разделились, так чтобы не было никакого сумления, подделывается он под крестьянскую речь, сделаем вот что: пусть те из вас, которые хотят старшиной Сидора Тарасовича, становятся направо, понимаете? а те, которые хотят кого- нибудь другого, пусть становятся налево…Почти вся толпа, за исключением родственников и приятелей Кулака, переходит налево… Посредник не сказал ни слова: повернувшись на каблуках, будто делая пятую фигуру кадрили, он прошел мужду рядами разделившихся крестьян с одного конца в другой, и та сторона, что была от него налево, естественно стала правою: Сидор Тарасович был выбран в старшины огромным большинством, о чем тут же составлен приговор&raquo.Бунт тем не менее продолжал тлеть, несмотря на эти выборы и на то, что «подбухторщика&raquo Щелкунова выгнали из волости, а остальных высекли…Но вернемся к колонизаторам, в среду, которая для Н.Ланской и «наша&raquo и «своя&raquo, которую она критикует до уничижения, но при этом и знает лучше, и себя от нее не отделяет.«… когда избрание на должность предводителей дворянства было заменено назначением их, Петр Иванович попал в предводители уездного дворянства, сделавшись в то же время председателем съезда мировых посредников. Эти два одновременные повышения чрезвычайно подняли его в собственных глазах. Перед этим он лихорадочно работал: он вдруг пропадал на несколько дней, и в городе проходил слух, что он ездил в губернию и играл в ералаш с самим Степаном Петровичем. Степан Петрович был фат, многие выражались о нем еще резче, но он знал все привычки и слабости его превосходительства Михаила Дмитриевича, и поиграть с Степаном Петровичем в ералаш было все равно, что получить награду; проиграть ему было еще выгоднее.Назначенный после губернского ералаша предводителем дворянства, Петр Иванович тотчас же переменил все аллюры: вместо кухарки-бабы взял повара, повесил в гостиной новые драпри, выписал жене рояль и детям бонну. Он даже собирался выписать бильярд, находя игру на бильярде весьма полезной в гигиеническом отношении, но почему-то отложил, решив предоставить заботу о своем здоровье местному клубу…. вместе с правом именоваться «паном маршалком&raquo, добился привилегии дворянского мундира, что для него, человека маленького и незаметного, с отсутствием видных предков, было чрезвычайно поощрительно…. он облекался в мундир, привешивал шпагу, которую евреи величали «шаблей&raquo, украшал свою грудь орденами и, стоя с серьезным лицом перед зеркалом, приказывал подавать лошадей…. он чувствовал себя таким счастливым, что готов был подать милостыню каждому нищему, хотя и слыхал, что это противоречит ученым теориям политической экономии.К чести Петра Ивановича, надо заметить, что он поддался искушению не вдруг, уступал шаг за шагом, но, раз решив в принципе, что не брать нельзя… он уже не мог остановиться&raquo.Тем временем на место Лупинского посредником в Волчью волость был назначен Михаил Иванович Гвоздика, который «приехал в западный край с решительным намерением нажиться&raquo. Этот Гвоздика ссорится со своим приятелем, опять таки из-за Кулака, и приятель подговаривает крестьян Сосновки против Кулака.Тем же временем изгнанный Щелкунов «дошел до Петербурга&raquo. Оттуда в Сосновку прислали запрос, на который местный писарь ответил, что Щелкунов… «человек… вроде как бы не в своем уме и приключилось ему это повреждение от водки…&raquoА что в это время крестьяне? Они «решили, миновав посредника, написать просьбу и на этот раз нести ее в губернию самим. Это было дело трудное и даже опасное, потому что Гвоздика не допускал в своем участке никаких отлучек, и ослушники, как настоящие дезертиры, карались самым строгим образом… &raquoВсе-таки не удержусь от сравнений и вспомню в этом месте о беспаспортном режиме в деревне, о военизированной мирной жизни… Не при Сталине это началось. Как, впрочем, и все, что было при Сталине.«Старый, но еще видный из себя статский генерал Михаил Дмитриевич Столяров удостоил их выслушать, улыбаясь непонятному говору крестьян.

Guel jargon! обратился он к Степану Петровичу Овсянскому.

Impayable! ответил тот, ничего не слыхав…&raquoНесколько позже в салоне Степан Петрович вспомнит об этой аудиенции:« И потом этот польский язык…, который я, разумеется, опускаю, как совершенно невозможный для передачи&raquo.Аудиенция также не принесла никаких результатов, и наконец бунт созрел. Крестьяне кучей наваливаются на Кулака, срывают с него медаль, отбирают печати. Все уездное начальство едет в Волчью. О Кулаке они говорят «не принял решительных мер&raquo.Приехав первым в Сосновку, исправник Кирилл Семенович Уланов «начал с того, что немедленно послал в соседнее местечко за старой водкой, потом созвал крестьян и, никого и ничего не слушая, надел на Кулака медаль, провозгласив его первым старшиной в губернии. Бунтарей заковали в кандалы, а прокурор резюмировал: «Вы говорите: правда как будто уж лучше правды и выдумать ничего нельзя?&raquo«В тот же вечер в «губернию&raquo была послана эстафета, сообщавшая о благоприятном исходе бунта, а на другой день комиссия отправилась в обратный путь&raquo.Вот тут-то и появляется в романе «третье лицо&raquo Татьяна Николаевна Орлова, провинциальная дамочка с обостренным чувством справедливости. «Орловы люди в этом крае новые отличались независимостью мнений и строгой замкнутостью своей жизни&raquo. Несомненно, что Орлову Н.Ланская списывала с себя.«Татьяна Николаевна, с величайшей горячностью принимавшая к сердцу участь крестьян, ждала прибытия комиссии с болезненным нетерпением. Она прожила в северо-западном крае шесть лет и все ее симпатии легли на сторону белорусского племени, этого смирного, добросовестного, немного ленивого, терпеливого и невзыскательного племени, которое с такой безропотной покорностью несло тяжелое бремя своей жизни &raquo .Белорусы здесь для нее еще племя. Точнее уже племя. Свои администраторы, политики, интеллигенция этого племени либо уничтожены в присоединительных боях, либо, оставив край, подались в Польшу и далее, где ополячились, офранцузились и т.д. Массово «обрусевших&raquo еще не было, еще не выросли. В крае запрещены университеты, повешен домоклов меч сепаратизма, новая администрация преподает свои «уроки восстания&raquo…«Она знала, что только доведенное до крайности притеснение могло истощить терпение этого терпеливейшего народа настолько, чтобы вызвать его на отпор&raquo.Замечательная деталь. Сколько еще будет сделано для поддержания этого стереотипа «терпеливейшего народа&raquo впоследствии! Белорусы самые скромные, смиренные, безответные. Словно сам наш патриотизм это культ собственного убожества. Мол, нас не поймут, не признают за белорусов, ежели не стерпим, не промолчим, ежели высунемся. Так воспитывался этот культ лжи, подобострастия, иждивенчества, комплекс младших…Результаты комиссии не удовлетворяют Татьяну Николаевну, и она решает разобраться во всем сама.«Собрав положительные сведения и цифровые данные, заручившись некоторыми официальными документами, Татьяна Николаевна облегчила свое горе тем, что приготовила корреспонденцию в одну из петербургских газет и написала письмо губернатору…Прошло две недели. О происшествии в Волчьей волости стали понемногу забывать. Гвоздика по-прежнему производил суд и расправу. Кулак был возвращен к должности старшины… а шестеро обвиняемых крестьян сидели в остроге, искупая чьи-то чужие грехи&raquo.И тут, словно гром среди ясного неба, вот она, роль средств массовой информации! письмо Татьяны Николаевны в газете.«Петр Иванович, ударив себя по лбу, воскликнул: