вдохновлённый восходом нового дня,

и прекрасным солнцем.

И как только запели птицы,

я покинул свой дом.

Через шторм и всю ночь пройду я,

пойду новым путём.

В этот день мне открылось свыше,

Что тебя я найду.)

Не ожидал я такого проникновенного кавера одной из самых любимых песен всех времён и народностей. И где? Здесь, в горах, в монашеской келье? Недоумение и восторг застыли на моём лице, будто в предынсультном параличе. Слова этой знаменитой, сотни раз переслушанной песни открылись вдруг по-новому, наполнились особым смыслом, посланием лично для меня, через десятки лет, через моря и страны, - точно в цель.

- Вот уж не думал, что монахи рок уважают.

- Дело не в роке, - пояснял Димитрий. – Дело в красоте слов и музыки. Человеку обязательно нужно утолять духовный голод: молиться, размышлять о вечном, о главном, или хотя бы слушать музыку, только настоящую музыку, высокую, читать стихи, рисовать. Мы же утоляем физический голод. Как только человек потерял аппетит – он слабеет и умирает. Так и с духовным голодом: если пропала потребность сопереживать, испытывать душевную радость, творить, общаться, любоваться живописью и природой, петь и танцевать, - человек умирает, как человек, умирает. Как животное он ещё может долгие годы существовать. Как корова, например. Пожевать пищу, отложить лепёшку, облизать телёнка, помычать, поспать и снова пожевать. Я недавно беседовал тут с одним мирянином, так он пытался возражать, мол живёт ради детей, будто это и есть высшее предназначение его, как человека. Но это наивное заблуждение! Это всего лишь животный инстинкт продолжения рода. Точно так же и корова, и кошка заботятся о потомстве. Другое дело – духовное воспитание, образование. Это уже духовная пища для ребёнка, тут даже не буду спорить. Но ловушка в том, чтобы считать воспитание детей единственной и самой главной целью жизни! Зачем столько усилий, столько стараний и жертв? Неужели только для того, чтобы твои дети выросли и потом точно так же воспитывали уже своих детей, исключительно для того, чтобы те потом тоже своих детей растили и воспитывали? Чем это принципиально отличается от жизни животных? По большому счёту – ничем! Воспитание детей может быть только сопутствующей миссией, и уж гораздо нужнее самим родителям, чем несмышлёным младенцам. Главная же цель жизни каждого сына божия – познание себя.

Мне почему-то стало душно и тоскливо в этой тёмной норе, захотелось на воздух, на солнце, захотелось к людям, к беззаботному веселью, без самокопаний, без покаяний, без молитв и проповедей. Монах заметил моё замешательство и растерянный вид, предложил пройтись по холмам за территорией монастыря. Две тропинки разбегались по сторонам прямо от входа в его жилище. Мы двинулись в правую сторону, на запад от келий и старинной крепостной стены, и вскоре вышли на просторную лужайку с разнотравьем и одинокой кривой сосной, но главное – с завораживающим обзором во все стороны. Долго ещё разговаривали на разные темы, часто скатываясь к политике, к женщинам, пока Димитрий не ударил в ладоши два раза и произнёс выразительно:

- Благодарю тебя, Андрей, что слушал, что спорил, размышлял. Это великое дело. Буду рад, если хоть чем-то помог тебе призадуматься, оглянуться на свою жизнь и может быть изменить в себе что-то, стать чуть счастливее.

- Это тебе спасибо, - искренне ответил я, коснувшись плеча монаха.

- А ты знаешь, что японцы не крестятся, как мы, а хлопают в ладоши? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Ну, а сейчас ступай на станцию подвесной дороги, там в пять последний спуск, не опоздай. С Богом!

- Димитрий, у вас же тут интернет. А Viber на твоём телефоне есть? – для приличия спросил, понимая, что сотру этот контакт уже завтра.

- Да, конечно, давай обменяемся номерами. Буду рад твоему звонку.

Напоследок я поинтересовался:

- Скажи, в России ведь полно монастырей? Знаменитых, крутых. Валаам, или ещё какие-то. Почему ты забрался так далеко, аж за бугор? Разве нельзя было с таким же успехом молиться и размышлять о вечном на родной земле?

- Я уже объяснял тебе, тут нужно спрашивать зачем, а не почему. Вопросом «почему» пусть мучаются ревнивые жёны или пытливые учёные возле микроскопа, в обсерватории. Разумный же мужчина должен задавать себе всегда только один главный вопрос – зачем?

Хорошо, что он отправил меня пораньше на конечную станцию канатки, - столпотворение перед закрытием было кошмарное. Размеренность философской беседы с монахом совсем не вязалась с крикливой суетой возле посадочной площадки, мне казалось, что я спустился с небес в муравейник. Пока кресла плыли над верхушками сосен, я рассматривал серпантин дороги, небольшие пещеры на краю ущелья, цеплявшийся к ним алый кустарник и кружившую в потоке воздуха над ним птицу с большим размахом крыльев. Природа вокруг казалась совсем другой, чем при подъёме. То ли из-за разницы утреннего и вечернего освещений, то ли из-за порывов ветра, - а может, ехал я сюда в очках и где-то потерял их? Руками машинально постучал по карманам куртки и только сейчас вспомнил про видеокамеру, которую даже не достал ни разу в монастыре. Да что там камера? Даже ни одного селфи не сделал! Как и вовсе не был на экскурсии! Сейчас ведь только так, как говорит Дениска: не выложил фотку, значит не был! А может и вправду – всё привиделось?

На территории отеля, возле бассейна, царило карнавальное оживление: громкая танцевальная музыка, разноцветные шары, сотни улыбок и взлетающих рук повсюду, подносы с шампанским, хохот и гомон людей в ярких нарядах. За длинным рядом составленных столов пожилые немцы, положив руки на плечи друг дружки, весело раскачивались в такт песни. Что это? Что за праздник? Глазами я искал своих. Выпил пару бокалов вина и набрал Лолу. Ответом были гудки. Да разве в таком шуме услышишь звонок? Набрал Дениса, - тоже гудки. Решил подняться в номер, за одно спросить на ресепшене: что происходит?

Оказалось – день рождение какой-то вип-гостьи из Германии. Она заказала банкет, музыку, развлечения, и всех постояльцев угощает. Лола такого, конечно же, не пропустит. В номере моих тоже не оказалось. Умылся и в этот момент из комнаты полились знакомые до каждой ноты звуки рингтона «Girl». Я метнулся к столу и схватил айфон.

- Алло! Жулько! Ты где? Уже вернулся? Сколько можно? Давай сюда, к нам! Мы на набережной! Сегодня, оказывается, ДР у Риты Бонн! Знаешь такую? Да неважно! Она выставляется! Сейчас на скутерах с факелами будут гонки! А потом – сумасшедший гала-концерт! Круто? Давай беги! Мы возле пирса! Да, захвати мои электронные сигареты! И подушись как следует, чтобы монастырской вони от тебя никто не услышал…

В сладкий утренний сон вмешались неприятные звуки и тряска за плечо:

- Жулько! Ты всё проспал! Вставай! Это же надо так набраться шаровым пойлом!

- Что? Что случилось? – встрепенулся я, так и не привыкший за десять дней отпуска к совместной постели: дома мы спали на разных кроватях и в разных спальнях.

- Там уже всю первую линию заняли, наверное! – причитала жена. – Беги, брось полотенца хоть на второй ряд! А то будем возле самой барной стойки, как последние лохи, загорать! Сегодня же наш последний день!

- Тем более! Дай хоть в последний день спокойно понежиться в постели! Пусть Дениска разок сбегает! – натянул подушку на голову.

- Он же с нами не загорает! Ты забыл? Да и зачем ребёнка грузить нашими заботами? Пусть поспит хоть здесь. Давай же, вылезай! – жена яростно вступила в бой за мой щит-подушку.

- Лола, - выглянул одним глазом, - почему только мы и русские бегаем каждое утро на пляж и занимаем лежаки? Почему немцы не бегают? Итальянцы. А?

- Потому что они по три раза в год ездят на курорты, а мы один раз за три года! Усёк разницу? Давай, беги уже! – и Лола смачно приложилась отвоёванной подушкой по моей голове.

- Ай! Ухо!

- Какое ухо! – последовал удар по другой стороне.

- Правое! – закричал я и испугался, прикладывая ладонь к ушной раковине: кроме свистящего шума ничего не было слышно.

- Что случилось? – насторожилась Лола.

- Вчера на канатке ухо просквозил, - гулко и раздражённо постучал ладонью по правой стороне головы, - теперь шумит, как в морской ракушке. У нас есть перекись или борный спирт?

- Говорила же, возьми панамку! Правильно, зачем жену слушать? Да не тарабань ты по голове! И так пустая! – Лола наклонилась к тумбочке и стала вываливать из ящичка флакончики с лекарствами.

Жена оказалась права, все шезлонги первой линии побережья были заняты ещё до завтрака: полотенца и шортики, сумочки и панамки гордо пестрели на всех пляжных точках прямо возле кромки лазурной прозрачной воды.

- Ну и делов-то? – отшутился я чуть позже, намазывая масло и клубничный джем на горячий тост во время завтрака. – В последний день можем позволить себе не напрягаться.

- Окей, - скривилась жена. – Но апельсины всё равно не забудь с собой прихватить!

- Лола! Ну сколько можно? У нас уже весь номер в апельсинах! Мы их что, домой повезём?

- А вот представь себе!

- Да ладно? Вот удивятся таможенники в аэропорту!

- Пусть удивляются, - Лола стала незаметно сгружать фрукты в пляжную сумку, - а ты дома попросишь, а я не дам, заставлю в супермаркет бежать.

- Денис! Денис! – обратился я к сыну. – Ты можешь хоть за завтраком наушники из ушей вытаскивать?! Помоги матери вынести сумку.

«А ведь монах в чём-то был прав, - пронеслось в голове. – Сын уже не с нами, - будто с другой планеты приземлился. И теперь все время на связи с портами внеземных цивилизаций».

Мы с Денисом отнесли две сумки ворованных апельсинов в номер, а потом пошли на пляж искать нашу маму. Лола призывно махала рукой прямо с лучшей зоны первой линии. Как ей это удалось?

- Вот, знакомьтесь: это Лена, а это Рифат. Ребята из Ростова. Рифат углём занимается. Мы вчера в баре познакомились, - Лола расплылась в голливудской улыбке, представляя наших эмиссаров и спасителей по оккупации лучших пляжных мест. – Они и нам места заняли. А это моя банда: Андрей и Денис. Сынуля, ну сними же ты эти гаджеты, наконец!