— Ладно. — сжалился учитель. — Пойдем, я, так уж и быть, тебя покормлю. Но сначала — зайдем в Агентство.

…На Филигранной улице распахнулась дверь продуктового и я ускорила шаг. Заскочу, куплю близняшкам чего-нибудь вкусненького. Да и Ласточку хочется порадовать.

Внутри никого, кроме сонных мух и зевающего во весь рот продавца, не было. Зато на прилавке красовался огромный мешок с мороженными пельменями. Ого! Это я удачно зашла: сама я готовить не умею, разве что макароны с тушенкой.

Увидев ценник, я насторожилась. Помнится, как-то польстилась на дешевый фарш, а он оказался крысиным. Все домашние брюхом маялись…

— А с чем пельмени-то? — спросила я.

— А с драконятиной. — дядька равнодушно зевнул, прикрывая рот толстой лапой. — Третьего дня за рекой дракона завалили. Мяса с него сняли — пропасть, все склады забили.

Драконятина. Ну-ну…

— И… — я заговорщицки понизила голос. — Как она на вкус?

Продавец медленно оглядел меня с головы до ног, отметив и бляху Охотника, и Пищаль за спиной, и куртку, забрызганную свежей кровью, но не повел и ухом.

— А как индюшатина. Тока пожощщэ. Дак в фарше ж незаметно. — и подмигнул заспанным красноватым глазом.

— Ну, если как индюшатина… — я тоже подмигнула, — Тогда на все. — и высыпала из кошелька горсть монеток. Было их не густо. Вчера, перед дежурством, пришлось заскочить в аптеку за лекарствами.

Дядька, не считая, смахнул монетки под прилавок, а на весы бросил большой кулек из оберточной бумаги. Нагреб пельменей, высыпал в кулек. Глянул на меня, перевел взгляд на Пищаль… Нагреб еще. Кинул взгляд на весы, зачерпнул из мешка прямо горстью и сыпанул еще десяток. Пельмени глухо стукались друг о друга.

— На здоровье! — напутствовал он.

— И вам не хворать, — поблагодарила я, принимая кулек. Тяжелый, килограмма на два потянет…

Улыбнулась. Вот приду домой, а Сашка с Глашкой: — Маш, а Маш! Что ты нам принесла? А я им: — Пельмени с драконятиной… Очешуеть.

Третьего дня за рекой завалили не дракона, а динозавра. Был он и вправду здоровенный, и глупый, как курица. Пугая огнеметами, его загнали в яму с кольями, и, между прочим, это я сделала решающий выстрел.

В переулке мелькнуло что-то белое, ослепительное. Мелькнуло — и пропало.

Показалось. Наверное. А… если не показалось? Осторожно ступая, я шагнула вглубь подворотни. Опять сверкнуло!

…Он стоял в тенистом дворике под липами и пристально смотрел на меня. Длинные точеные ноги, будто сотканная из солнечных лучей шкура, длинный витой рог…

Я протянула руку — единорог, всхрапнув, отскочил. Но не убежал, а опять застыл, искоса поглядывая на меня. Вокруг никого. Только я и он. Стоит, помахивая пышным хвостом и легонько так бьет копытом. Но, как только я приблизилась, он вновь отпрыгнул. Затем заржал, мотнул головой и скрылся, мать его лошадь за ногу, в подворотне.

Нужно его поймать. Если поспешить, пельмени даже разморозиться не успеют, а я зато смогу… Ладно. Не буду загадывать раньше времени.

Я никак не могла разглядеть паршивца целиком — после первого раза глупая животина к себе не подпускала. Мелькал то длинный хвост, то изящный изгиб шеи, то хитрый, будто подмигивающий, глаз… Так и бежали: он — впереди, я — за ним. Не заметив, забрались в самую глушь, в Окраины.

Пришла в себя в глухом и узком, как колодец, дворе. Всё здесь заросло крапивой и лопухами, асфальт детской площадки взломали молодые деревца, песочница превратилась в черное квадратное озерцо. Наклонившись, я взглянула на свое отражение. Лицо бледное до синевы — сказывается бессонная ночь, волосы растрепались и торчат в разные стороны, как у тряпичной Энни…

На каждом дежурстве даю себе обещание: взять в следующий раз зеркальце и расческу. Но, вернувшись домой, благополучно об этом забываю. Пытаясь расчесаться пальцами, заметила белую вспышку. Развернулась — никого.

Пробираться пришлось по центру улицы, держась подальше от домов. С крыш в любой момент мог сорваться кусок шифера или обломок кирпича. Места были знакомые, хотя за пять лет многое изменилось. Деревья стали выше, дома еще больше обветшали и таращились пустыми провалами окон. Кучи мусора заросли травой. Но приметы остались прежними. Вон там — старая водокачка, над её крышей всё так же кружат вороны. Рядом расщепленный молнией дуб, под корнями которого вырыта обширная нора. В норе, если не находилось другого убежища, можно было переждать ночь…

А дальше был туман. Дорога уходила в лог, и туман колыхался в нем, будто белое болото. Кое-где из тумана торчали крыши домов.

Я нашла взглядом старую школу. Для нашей банды она была пиратским замком: много комнат, куча мебели для костров и решетки на окнах — легко защищать. А еще в школе была библиотека. Книжки почти все растащили и сожгли, но я спасла несколько штук. "Математика" за четвертый класс, "Книга для чтения", "Природоведение и география"… Читать я тогда не умела, и как они называются, узнала потом, от Бабули.

Единорог мог пойти в рощу, — подумала я и решила спуститься. Сделала несколько шагов по тропе и перестала видеть ноги. Туман перекатывался волнами и там, в глубине, плавали огромные призрачные тени. Одна из них, двигаясь всё быстрее, вдруг поплыла вверх и я чуть не рванула назад, но, услышав цокот когтей и прерывистое дыхание, сдернула с плеча Пищаль. Призраки не дышат, а с любой живой тварью я справлюсь.

Из тумана вышла собака. Огромный пес, весь пятнистый — даже на глазу, как пиратская повязка, чернело пятно. Выглядел он дружелюбно, и я, негромко посвистев, протянула руку. Пес её обстоятельно обнюхал, чихнул и уселся, перегораживая тропинку.

— Пропусти, пожалуйста. — вежливо попросила я. Демонстративно отвернувшись, пес стал чесать задней ногой за ухом. Но как только я попыталась его обойти, выпрямился заворчал.

Из лога послышалось негромкое призывное ржание и пес, резво вскочив, зарычал на туман. Затем оглянулся и показал глазами вверх, на тропу.

— Нет. — я упрямо мотнула головой. — Мне очень нужно его увидеть.

Все знают, что единороги исполняют желания. Нужно прикоснуться к рогу и загадать… Я, честно говоря, слухам не верила — очевидцев не встречала, а Бабуля говорит, что место единорогам — на картинках, в спальнях маленьких девочек… Но, встретив его сегодня утром, я решила: это знак.

Присев на корточки перед псом, я почесала ему голову и сказала:

— Мне очень нужно, понимаешь? Очень. — тот, шумно вздохнув, поколебался, но затем сдвинулся с тропы и негромко заскулил.

— Красава. — я потрепала его по ушам. — Да не ссы, я в курсе, что там и как.

Взяв наизготовку Пищаль и поправив рюкзак, я пошла вниз. Пес так и остался сидеть на границе.

Внутри тумана было тихо. Тропинка едва виднелась, то с одного, то с другого краю мелькали обломки стены и куски старой арматуры. Надо двигаться очень осторожно — напомнила я себе. Чтобы не споткнуться и не напороться на ржавое железо. Вытащить меня будет некому.

Заметив впереди мельтешение, остановилась. Над тропинкой вились мотыльки. Они беспомощно взмахивали истлевшими крылышками, не в силах взлететь повыше. Странно… Туман поглощал все звуки. Пахло в нем скошенной травой, мокрыми кирпичами и рекой. Чем ниже, тем он становился плотнее: я уже не видела кончиков пальцев вытянутой руки.

Вдруг перед лицом мелькнуло что-то темное, и беззвучно унеслось. От неожиданности я подпрыгнула, сердце тоже подпрыгнуло, на мгновение застряло в горле, а потом упало на дно желудка.

Нацелив в туман Пищаль, я, как безумная, завертелась на месте. И рассмеялась. За ветку, невдалеке от меня, зацепился черный полиэтиленовый пакет. У страха, как известно, глаза велики.