— Мне до конца моих дней хватит той боли, что я испытала и испытываю. Больше я не вынесу, так что не бери на себя смелость судить меня или мое решение. Я его выстрадала. Этот шаг — один из самых тяжелых в моей жизни.

— Тобой движет страх.

— Мной руководит здравый смысл! — со злостью парировала она.

— Ты дорога мне, — тихо сказал Тейт, не обращая внимания на ее агрессивный тон.

«А я тебя люблю, — теперь уже безмолвно отозвалась она, — и что из этого следует? Мы все равно остаемся двумя разными людьми, каждый из которых ждет от жизни своего».

— Ты меня слышала?

— Слышала, разумеется.

— Ты не веришь мне?

— Я тебе верю, — прошептала Клер. — И от этого мне еще тяжелее.

Она опустила взгляд на свою руку, стискивавшую телефонный шнур с такой силой, что косточки пальцев стали белыми.

— Я ни к одной женщине так не относился, Клер. Ни одна из них не была мне так дорога. Никогда.

От охвативших ее переживаний ком встал у нее в горле. Клер проглотила слезы и постаралась, чтобы ее голос прозвучал со всей убедительностью, на которую она только была способна:

— Я сказала, что верю тебе, и я понимаю, что и ты веришь сейчас своим словам, но моя жизнь — не лабораторный эксперимент. Это обычная человеческая жизнь. В ней есть прошлое, а в этом прошлом есть определенный эмоциональный багаж. И я не стану отмахиваться от него, не стану игнорировать ни малейшую его частичку, потому что без него это буду уже не я. Я разбираюсь в себе, я знаю, чего хочу, и я больше никогда не удовольствуюсь меньшим.

— Я не прошу тебя чем-то довольствоваться, Клер. Впервые в жизни я готов к серьезным отношениям, именно к таким, о которых ты мечтаешь и которых ты вправе ожидать от мужчины. Я очень хорошо понимаю, как тяжело тебе было переносить в одиночку смерть сына, но тебя бросил и предал Даррен, а не я. Не заставляй меня платить за его грехи. Не лишай нас шанса самим убедиться, есть ли у нас будущее. Единственное, что я могу тебе пообещать, — это что в критический момент, если, конечно, он наступит, я ни за что не покину тебя. Боюсь только, что ты не позволишь своему сердцу в это поверить, — с безнадежностью в голосе закончил Тейт.

Она съежилась.

— Дело не в доверии. Просто я вижу реальное положение вещей и имею дело с реальной жизнью. Я не могу сама себя дурачить иллюзиями, рисуя тебя не таким, какой ты есть на самом деле. Я не стану жить в мире фантазий, Тейт. Не стану даже ради тебя. Потом бы мне пришлось заплатить слишком дорогую цену за подобный обман. Однажды я уже принимала желаемое за действительное, я знаю, чего это стоит, и будь я проклята, если повторю ту же ошибку!

Между ними повисло молчание, а потом Тейт заговорил — сдавленным, вымученным тоном:

— Мне нужно видеть тебя. Трогать. Засыпая в одиночестве, я все еще слышу запах твоей кожи. Я помню твое тело, я не забыл жар твоей страсти.

Клер задрожала под лавиной обрушившихся на нее ярчайших образов.

— Я отчетливо помню вкус твоих губ, — продолжал он. — Я знаю, что мне не забыть то, что произошло между нами. Никогда не забыть.

Снова наступила пауза. Клер упрямо отказывалась ее нарушить.

Когда он наконец заговорил, его слова были пронизаны горечью и сожалением.

— Ты разрушаешь наши отношения из страха, Клер. Меня терзает одна мысль, я никак не могу избавиться от нее. Мы слишком долго ждали этой встречи, мы слишком много лет искали друг друга, чтобы все вот так и закончилось. Неужели ты этого не понимаешь?

— Мне жаль, — только и смогла ответить она.

Ее убежденность в том, что их отношения зашли в тупик, глубоко пустила корни в сознании, и, хоть измученное сердце и молило ее отбросить все тревоги и сомнения раз и навсегда, Клер не поддалась этой мольбе.

— Мне тоже. Мне чертовски жаль нас обоих.

Спустя несколько секунд Клер услышала в трубке щелчок. Беспомощно поникнув в кресле, Клер заливалась слезами, проклиная Даррена за его былые жестокие уроки, коверкающие ее последующую жизнь, корила судьбу за то, что она безжалостно отняла у нее сына. Она проклинала жестокость своих душевных мук и себя за то, что принесла столько боли Тейту. Она не верила, что сможет когда-нибудь простить себе его страдания.

12

Три недели спустя Клер готова была отдать полжизни за то, чтобы оказаться рядом с Тейтом. Теперь она видела его лишь по телевизору да на газетных страницах, посвященных репортажам о процессе над Сантьяго. Уже много ночей подряд она не могла сомкнуть глаз и знала наверняка, что выглядит так же, как и чувствует себя. Ужасно.

Поэтому ее совсем не удивило, когда отец с тревогой заметил:

— У тебя совершенно измученный вид, малышка. Ты здорова?

Они встретились в семь часов утра. Клер уже вышла из дому и открывала дверцу машины, когда на подъездной дорожке показался «Мерседес» ее отца. Мигель Альварес вышел из машины, взял дочь за руки и обвел изучающим взглядом. Раскрыв наконец объятия, крепко прижал к себе. И лишь тогда высказал свое мнение.

— Да, я немного устала, пап, но скоро все пройдет, — поспешно заверила она отца, надеясь избежать дальнейших расспросов.

— Правда?

Нежная забота, прозвучавшая в его вопросе, проникла ей в душу и возродила ту маленькую девочку, у которой он всегда с такой любовью залечивал разбитые коленки. У Клер задрожал подбородок, но она нашла в себе силы справиться с эмоциями.

— Я очень на это рассчитываю. Убеждаю себя, что каждый следующий день будет лучше, чем предыдущий.

— И ты веришь своим собственным словам? — пытливо допытывался отец. — Пока нет, — призналась она. — Но надежды не теряю.

— Должно быть, ты его очень любишь.

Сердце на миг замерло у нее в груди. Она недоумевающе уставилась на отца.

— Кого?

Тот сдвинул густые брови.

— Я имею в виду твоего друга — Тейта Ричмонда.

— Откуда ты знаешь? — едва слышно произнесла она. Ведь они так тщательно скрывались ото всех. Кто и как мог узнать о них? — Тома, — высказала Клер вслух свою догадку.

Мигель покачал головой.

— Он слишком уважает тебя, чтобы посягнуть на твою личную жизнь.

— Но тогда откуда ты можешь это знать, папочка?

— Я уже довольно давно догадывался. К сожалению, теперь ваш секрет известен всему миру.

— Не понимаю. — Клер казалось, что она сходит с ума.

— Сейчас поймешь.

Он потянулся сквозь опущенное окно в машину, достал газету и нетерпеливо развернул ее.

Если бы даже кто-нибудь заранее предупредил ее о том, что с ней случится, Клер все равно бы не поверила, что ее жизнь попадет в такой ураган, что ее сорвет с якоря и унесет без руля и ветрил навстречу всем враждебным стихиям.

Уставившись расширенными от ужаса глазами в газету, она поняла, что перед ней открылась прямая дорога в преисподнюю и дверь туда ей услужливо распахнула пресса — кричащим заголовком на самом верху первой страницы: «Предосудительная связь свидетелей обвинения по делу Сантьяго».

Клер заморгала, увидев под заголовком сероватый снимок. Качество фотографии оставляло желать лучшего, но никаких сомнений в его подлинности у Клер не было.

Снимок запечатлел последние минуты перед выходом из уединенной бухты «Моргана», а на борту судна обнимающуюся пару в купальных костюмах: Клер Альварес Дункан, судебного медэксперта, дочь почтенного адвоката Мигеля Альвареса, а также Тейта Ричмонда, следователя по особо важным делам министерства юстиции, производившего арест Сантьяго и являющегося свидетелем со стороны обвинения. Какая разница, что в тот миг Тейт всего лишь поддерживал ее, потому что яхту раскачивало на волнах, которые поднял вторгшийся в их уединение катер! На снимке все выглядело так, словно их застали в недвусмысленной интимной обстановке.

Клер, вся вспыхнув, выпрямилась и повернулась к отцу.

— Просто не верю, что все это происходит наяву.

— Защита, разумеется, потребует твоего вызова в суд. — Спокойный тон отца произвел на Клер отрезвляющее действие. — Очень даже может быть, что повестку принесут буквально через час прямо к тебе в кабинет. Адвокаты Сантьяго не замедлят воспользоваться благоприятной для них ситуацией и поспешат поставить под сомнение твою объективность. Ты готова к такому повороту?