11

В назначенный день судебный процесс не начался, но не очередные махинации адвокатов Сантьяго были тому виной. Судья Бентон сам стал причиной отсрочки, поскольку слег с гриппом.

Все средства массовой информации из-за вынужденного безделья дни и ночи напролет обсуждали столь нежелательную задержку, пытались раздуть обычное недомогание до слухов о полной потери здоровья и возможной замене судьи, а также с увлечением интервьюировали друг друга. Клер подобное поведение посчитала недостойным ребячеством и твердо решила избегать всех, будь то журналисты или телерепортеры.

Следующие две недели она посвятила обычному приему пациентов и ежедневным наездам в свой дом, который, если положиться на заверения подрядчика, вот-вот должен был предстать перед ней в законченном виде. Вечера же, все до единого, она упорно билась над тем, чтобы определиться в своих чувствах к Тейту, бродяге и скитальцу — по его же собственному признанию, — завладевшему ее сердцем.

В результате этих раздумий Клер пришла к печальному и тягостному выводу. Как бы глубоки ни были ее чувства к нему и как бы искренен он ни был с ней, поведав всю правду о себе, надежды на совместное будущее у них нет.

Мысль о том, чтобы продолжать жизнь в мире, где нет его, сокрушала Клер. С каждым прошедшим днем ее тоска по нему росла. Иногда она принимала угрожающие размеры, и тогда Клер, чтобы хоть как-то прийти в чувство, приходилось напоминать себе, что он порядочный и достойный человек. Человек чести. Человек, который не захотел воспользоваться ее слабостью. Она так ценила эти качества. В такие мгновения ей даже удавалось убедить себя, что немножко — это все же лучше, чем ничего, если женщина любит мужчину так, как она любит Тейта.

Но инстинкт самосохранения, горький опыт эмоционального краха и — по выражению самой Клер — ее старомодное здравомыслие одержали верх над ее сердцем.

Тейт говорил, что она дорога ему. Очень дорога. Но он не произнес слова люблю. Ни разу.

К несчастью, сама она полюбила, хоть это признание и не было сказано вслух. Теперь она была рада, что сдержалась и не выставила себя на посмешище.

Тейт наверняка понимает, что она испытывает к нему. Иначе зачем бы он стал предостерегать ее? И к чему ему было бы утруждать себя подробностями своей личной жизни и работы?

Клер знала ответ на эти вопросы. У Тейта не было намерений что-либо в своей жизни менять. А потому выбор у нее невелик. Либо она принимает все как есть и приспосабливается к ограничениям, неизбежным в любви к такому человеку, как Тейт, либо идет своей дорогой, стараясь заглушить сердечную боль.

Она не надеялась, что перестанет любить или мечтать о Тейте, понимая, что любые попытки закончатся провалом. Но она очень рассчитывала, что справится с другой, куда более сложной задачей, что не захлопнет навсегда дверцу к своему сердцу, что оставит ее открытой для другого. Но только для того мужчины, который захочет стать ей постоянным спутником в жизни.

Клер, призвав на помощь все свое благоразумие, шла по мучительно долгому пути поиска подходящего выхода. Даже от домашних не укрылся ее непривычно хмурый и задумчивый вид, но все тот же инстинкт самосохранения подталкивал ее дойти до конца выбранной ею дороги.

Тейт позвонил ей на работу спустя несколько дней после того, как она рассчиталась за пребывание в отеле и вернулась в свой отремонтированный дом. Клер чуть было не попросила секретаршу сказать, что ее нет на месте, но трусость всегда была ненавистна ей, особенно в себе самой, а потому она взяла трубку.

— Доктор Дункан, — произнесла она официально, хоть и знала, кто на другом конце провода.

— Я скучал по тебе, Клер, — сказал он. — Не поужинаешь со мной сегодня?

— Я тоже скучала по тебе, — слетело с ее губ, прежде чем она успела собраться с мыслями. Самообладание ее рассыпалось в пыль, и ей пришлось потрудиться, чтобы обрести хоть видимость душевного равновесия.

— Эти две недели показались мне нескончаемыми.

— Полагаю, ты был по горло занят, — прохладно отозвалась Клер.

— Не настолько, чтобы не скучать по тебе.

Она отразила натиск соблазна. Соблазна поддаться искушению его сексуального голоса. Ее собственный голос прошелестел едва слышно:

— Ты только что из Вашингтона?

— Прилетел пару часов назад. И тут же обнаружил, что ты выехала из гостиницы. Признаться, меня удивило, что ты не оставила записки.

— Я переехала домой несколько дней назад, — объяснила она. — Ремонт удалось закончить раньше намеченного срока.

— Рада возвращению домой?

— Очень. — Клер чувствовала, как давит на нее необходимость высказать Тейту все, что она обязана высказать, но нужные слова, казалось, застряли в горле. — А как ты?

— Мне было без тебя одиноко, — тихо признался он.

Клер онемела.

— Что случилось? — спросил Тейт.

— Ничего. — Ответ был еще одним примером ее пресловутых рефлексов. Ей стало стыдно, что она возвращается к тому же обману, что составлял основу ее брака. — Многое, — помолчав, исправилась она.

— Клер…

Она не дала ему договорить.

— Кажется, ты собирался дать мне возможность позвонить самой, когда я буду готова к разговору.

— У меня закончилось терпение, — честно признался он.

Клер нервно теребила в пальцах телефонный шнур, чувствуя, как тает ее решимость и как неодолимо тянет ее к нему. — Мне нужно работать, Тейт. Пациент ждет.

Его молчание длилось добрых тридцать секунд.

Клер, уставившись на настольные часы, сердцем почувствовала каждую из этих бесконечных секунд.

«Будь же честна с ним, — убеждал ее внутренний голос. — Не заставляй его корчиться в муках. Это несправедливо».

— Так как насчет ужина? — переспросил Тейт.

Она уловила утомление и неуверенность в его голосе. Не желая тянуть с неизбежными словами, Клер словно нырнула с головой в ледяную воду:

— Лучше нам не видеться. У меня очень много работы, да и дома нужно привести все в порядок.

— Только сейчас — или навсегда?

Она кожей чувствовала его напряжение. В ней самой все было натянуто как струна. Слезы подступили к глазам, потекли по щекам.

Ей до боли хотелось увидеть его, прикоснуться, ощутить его тепло и силу, ее изводило мучительное желание отдаться той страсти, что не отпускала ее даже сейчас. Щемящая тоска по нему переворачивала ей душу. Она никогда в жизни не испытывала таких страданий, и все же ей удалось выстоять и напомнить себе в который раз, что он не сможет быть в жизни рядом с ней.

— Бежишь? — снова раздался его голос.

«Конечно, бегу, — в полном отчаянии мысленно отозвалась она. — А что же еще мне прикажешь делать? Перевернуть жизнь с ног на голову и принести себя в жертву твоему вольному существованию? Как бы не так!»

— Я буду жить своей жизнью, Тейт. Давай на этом поставим точку.

— Не думал я, что придет тот день, когда мне придется выслушивать твою ложь самой себе.

Обвинение во лжи больно ударило по ее натянутым от напряжения нервам. Она вспылила, несмотря на то, что заслужила эти слова.

— С моей стороны, что бы ты там ни думал, это здравое решение, основанное на несовпадении наших желаний, привычек и жизненных целей. И все.

— Ничего подобного. Все дело в твоем бывшем муже, — резко возразил Тейт. — Ты ждешь, что я буду вести себя точно так же, как он. Я уже говорил и еще раз повторю. Ты признала меня виновным в чужих преступлениях. И глупость этого твоего сравнения заключается в том, что мне даже нет необходимости совершать эти преступления. Меня просто-напросто отправили за решетку, не предоставив ни малейшей возможности для защиты. Безумное, абсолютно идиотское положение вещей, и я, прости меня, не в силах поверить, что такова на самом деле твоя позиция.

Клер решила, что самое время напомнить ему о том, что произошло с ней в жизни, поскольку ей было совершенно ясно, что память ему отказала.