— Да, заглянули. Мы искали кого-нибудь, кто мог бы объяснить нам дорогу.

— И вы забыли закрыть дверь? — Дэвид улыбался.

Ответила ему я, довольно холодно: разговор принимал странный оборот некоего расследования:

— Нет, мы не закрыли эту дверь не потому, что забыли. Мы специально оставили ее открытой, так как она была уже распахнута кем-то.

Глаза Дэви смотрели прямо в мои зрачки.

— Не беспокойтесь, я вам верю.

— Весьма польщена.

— Чтоб она провалилась, эта дверь. Тебе она все время мерещится, — зло проворчала мисс Клеверли, наливая воду в серебряный чайник.

— Ошибаетесь, Флора! Я не подвержен галлюцинациям! Прежде чем сесть вчера в машину, я проверил эту дверь, и убедился, что она плотно закрыта, а когда вернулся, нашел ее распахнутой настежь. Я разрешил вынести печку из пещеры. — Маквей обратился к тете Мэгги, глядя в ее смущенное лицо. — Если бы погода вдруг изменилась, и пошел дождь, то температура в пещере могла бы резко понизиться. И каких-то нескольких градусов вполне могло хватить, чтобы свести на нет шестимесячную работу. Эта катастрофа грозила бы мне окончательным разорением. — Он горько усмехнулся. — Никогда не связывайтесь с выращиванием грибов, мисс Фуллер, если только вы не очень богаты. Это опасное увлечение.

— Вы уже пробовали что-нибудь написать? — спросила я у Роя Маквея.

Мне хотелось разрядить обстановку в гостиной, отвлечь внимание Роя от брата, на которого младший Маквей продолжал вызывающе смотреть. Услышав мой вопрос, Рой повернулся в мою сторону, и я увидела промелькнувшую в его взгляде неприязнь. Закусив зубами нижнюю губу, он отрицательно покачал головой.

— Нет. Пока нет, — ответил он голосом обиженного ребенка.

— Тебе не из-за чего расстраиваться, Рой. Если ты хочешь написать книгу, ты ее напишешь. Ты сможешь все, к чему лежит твоя душа. — Флора Клеверли обратилась ко мне, словно к профессиональному арбитру: — Мисс Дадли, разве я не права?

— Бесспорно. Если человек стремится к цели, я уверена, он добьется желаемого.

Я не была в этом уверена. Я всего лишь говорила слова, которые от меня хотели услышать. В сегодняшней беседе был какой-то неуловимый подтекст, ускользающий от меня. Мирное чаепитие незаметно превратилось в поле битвы, хотя, вероятно, поединок завязался задолго до нашего появления в этом доме. У меня уже сложилось впечатление, что вспыхнувший на наших глазах конфликт является продолжением длительного противостояния несовместимых друг с другом сил. Я поняла, что Флора Клеверли любит одного из братьев и ненавидит другого. И этот другой был Дэвид Маквей.

Обменявшись с тетей Мэгги многозначительными взглядами, мы уже были готовы подняться из-за стола, но вдруг кто-то постучал по стеклу большой двустворчатой двери, открытой из гостиной на террасу. В ее проеме стояла Франни. Я увидела, как Дэви Маквей рванулся к девушке, но у застекленной двери, словно из-под земли, возникла Флора.

— Франни, пойди во двор и там поиграй. Будь умницей. — Экономка, словно скала, преграждала дорогу хрупкому, нежному существу.

— Оставь ее в покое, — властно произнес Дэви Маквей.

Он оттеснил Флору Клеверли, наклонился к растерявшейся девушке и ласково с ней заговорил. Я еще ни разу не слышала в его голосе такой трепетной нежности.

— Где ты была? Мы не видели тебя несколько дней… Что случилось с твоей ручкой?

Дэви Маквей, приподняв руку Франни. что-то внимательно рассматривал. Затем тщательно осмотрел и другую ее руку.

— Кто посмел это сделать?! — прогремел Маквей.

Он бережно ощупал пальцами рассеченную бровь Франни.

— Не трогай ее. Бабушке пришлось ее наказать. — Флора Клеверли безмятежно сидела за столом, отпивая чай маленькими глотками.

— Девица совершенно отбилась от рук, — пожаловалась экономка тете Мэгги. — Она становится просто невыносимой. Ее престарелая бабушка вынуждена прибегать к розгам. Это единственный способ, которым эту безумную можно утихомирить.

Маквей ласково обнял дрожащую униженную Франни.

— Когда-нибудь я заставлю старую перечницу попробовать ее собственное лекарство, — пригрозил он, усаживая Франни на деревянную скамеечку рядом с камином.

— Это не бабушка, — быстро сказала девушка.

— Как? — воскликнул Маквей, изумленно глядя на поникшую головку девушки-ребенка. — Так кто же осмелился?!

Франни молча смотрела в черную пустоту камина.

— Эта притворщица накличет на себя беду, — злобно пророчествовала Флора Клеверли.

Дэви Маквей окинул доморощенную Кассандру взглядом, полным ненависти.

На какой-то миг светловолосый гигант показался мне добрым волшебником. Но мое предубеждение против Дэви Маквея было настолько сильным, что светлое чувство быстро угасло.

Наступившую было тишину взорвали душераздирающие рыдания Франни. Дженни опустилась на колени перед девушкой, приговаривая: «Франни, не плачь. Мы все любим тебя!»

Флора Клеверли бессмысленно заметалась по комнате, гремя посудой. Рой Маквей понурил голову, закусив губу. Я давно обратила внимание на этот характерный для него жест. Дэви Маквей выбежал на террасу, крикнув:

— Франни! Франни, иди сюда!

Девушка покорно встала и, роняя крупные, как жемчужинки, слезы, вышла из гостиной. Дэви Маквей взял ее за руку, и они направились по дороге к нашему коттеджу.

Рой Маквей, сказав: «Прошу меня извинить», вежливо поклонился тете Мэгги и поспешно вышел из гостиной в холл.

Флора Клеверли, уродливо осклабившись, сочла нужным объясниться:

— Я не думаю, что мне следует извиняться. Нет ничего противоестественного в том, что при более близком знакомстве вы узнаете не только хорошее, но и не совсем приятное. Мы не лучше, но и не хуже других семей.

— Не оправдывайтесь, мисс, в этом нет необходимости. — Тетя Мэгги держалась надменно.

— Я и не оправдываюсь, мисс Фуллер, а просто рассуждаю. Но вы со временем во всем разберетесь. Это была бы сказочная семья, если бы она состояла только из святых, и в ней не оказалось бы ни единого мошенника. Ведь это так? — улыбнулась Флора Клеверли, лукаво взглянув на меня.

— Не спорю, — вновь ответила тетя Мэгги.

— Я испекла утром пирог. Думаю, он вам понравится. Если вы подождете, я его мигом принесу.

Даже если бы мы и не согласились, она все равно бы ничего не услышала, так как исчезла из комнаты с быстротой испуганной лани. Оставшись без опеки Флоры Клеверли, мы с тетей Мэгги молча воззрились друг на друга, а на нас пристально смотрела маленькая Дженни.

— Дэви — хороший, — убежденно сказала девочка.

В ее голосе прозвучал вызов, словно она думала, что мы винили в случившемся только Дэви Маквея.

— Все шишки валятся на его голову. Всегда.

Мы удивились, услышав столь взрослые рассуждения от десятилетнего ребенка.

Я не сразу нашлась с ответом, и, как обычно, меня выручила тетя Мэгги.

— Тебе очень нравится мистер Маквей? — спросила она у девочки.

— Да, очень. И мне, и Дорис. Сказав это, Дженни выбежала из комнаты.

Спустя несколько минут в гостиной появилась Флора Клеверли с пирогом в руках и вручила его тете Мэгги. Я обрадовалась, что не мне: у меня было искушение отказаться даже попробовать это произведение кулинарного искусства противной экономки.

Мы молча обогнули холм, направляясь к нашему коттеджу. Боясь, что Флора Клеверли подслушает нас, мы заговорили, отойдя далеко от большого дома.

— Складывается впечатление, что младшая часть подданных верна своему господину, — заметила проницательная тетя Мэгги.

— Он нуждается в поддержке, — ответила я, — ведь Флора Клеверли ненавидит его.

— Я бы сказала иначе: они оба исполнены ненависти друг к другу. Тебе не кажется, дорогая, в Роджерс-Кросс происходит подозрительно много необъяснимых пока вещей? Будь я писательницей, как ты, я бы себе сказала: «Подумай, ведь это завязка для интересного романа».

Возможно, тетушка и права, подумала я. И правда, передо мной было все необходимое для сюжета хорошего увлекательного детектива. Особенно накаленная обстановка, на фоне которой стремительно разворачивались захватывающие воображение романтические события. Обитатели дома Лаутербек неумолимо двигались к яростному столкновению противоречивых интересов и неминуемой драматической развязке. И я была уверена, что для почти неразрешимого конфликта у обеих противоборствующих сторон имелись серьезные причины. Но как раскручивать сюжет без любовной интриги? А в этом мрачном доме, насколько я могла судить, не было ничего похожего на любовь.