Эйбел потянулась к нему, прильнула, обхватив его шею.

Их губы встретились. Долгий поцелуй точно переместил Стива и Эйбел в какую-то волшебную страну, где им было свободно и просто, где нет места сомнениям, невзгодам, грусти...

Стив развязал ленту, поддерживающую волосы Эйбел, и они заструились по ее плечам и спине. Его пальцы потянулись к ее лицу и, точно пальцы слепого, изучали ее лоб, щеки, подбородок.

— Со мной случилось что-то невероятное, Эйбел. Чем бы я ни занимался, я всегда думаю лишь о вас. Вспоминаю эти изумительные глаза, чудесный изгиб этих губ. Слышу ваш голос.

Его руки скользнули по плечам Эйбел, затем по ее груди, тронули напрягшиеся соски, проникли под свитер.

Эйбел охватла дрожь. Она почувствовала, что ее тело тает в его огромных ладонях.

— Я хочу видеть тебя всю, — услышала она голос Стива.

И, как сомнамбула, покорно разрешила себя раздеть. Стив поспешно снял с себя рубашку и джинсы.

Они стояли друг против друга. Отблески пламени играли на их обнаженных телах.

Стив не решался прикоснуться к ней, опасаясь, что это всего лишь видение. Стоит ему пошевелиться — и оно исчезнет. Он был заворожен безупречными линиями тела Эйбел.

— Ты похожа на боттичеллевскую Венеру. Такой же изгиб шеи, грудь, бедра...

Спохватился:

— Какой же я болван! Это она похожа на тебя!

— Она была прежде.

— Это ты была прежде, потому что была всегда, — возразил Стив. — Я хочу обладать тобой... выпить тебя всю...

Стив опустился перед ней на колени.

Эйбел сделала то же самое.

Он погладил ее — сначала вдоль бедер, затем по их внутренней стороне...

У Эйбел перехватило дыхание, она замерла. Его руки остановились.

— Нет?

— Да, — прошептала она.

Стив помедлил, глядя ей в лицо. Инстинкт говорит ему, что Эйбел отдает ему всю себя — полностью, целиком, ничего не утаивая. И он продолжил. Осторожно, почти благоговейно. Под его пальцами ее кожа увлажнилась. Она наклонилась к нему, подставляя себя его рукам.

И это только начало, подумал Стив.

У нее изумительные плечи. Он коснулся языком ее ключиц, покрыл поцелуями пульсирующие на шее жилки. Притянув ее, он обхватил ртом ее набухший сосок.

Эйбел показалось, что кровь закипает у нее в жилах, стучит в ушах, разливается горячими волнами по всему телу, пульсирует в такт движениям языка Стива.

Она хотела ответить Стиву тем же неземным удовольствием, которым одаривает ее он. Ее руки ищуще скользили по его телу.

Он чуть приподнялся, давая возможность добраться до цели и вскрикнул от ее прикосновения.

— Стив, может быть, это нам снится?

— В какие-то моменты я тоже боюсь, что это всего лишь мираж. Но если это сон, то самый прекрасный на свете.

Он вновь приник к ее груди, поцеловал ложбинку.

Эйбел чувствовала его губы все ниже, ниже. Они коснулись лона Эйбел. Его язык раздвинул розовые лепестки и проник внутрь. Острота наслаждения заставила Эйбел вскрикнуть. Его язык проник еще глубже. Эйбел тихо постанывала.

Губы Стива оторвались от ее лона, но лишь затем, чтобы проделать обратный путь. И вот они у цели.

Стив целовал Эйбел мелкими легкими поцелуями, потом притянул к себе.

Эйбел почувстовала, как его тугое мужское естество касается ее кожи, уперлось в ее упругий живот.

Их объятия стали теснее и теснее, тела задвигались в едином ритме. Эйбел почувствовала, как его плоть гладит ее лоно, точно дразнит. Она раздвинула бедра.

Высокий накат страсти, как океанская волна, накрыл их с головой, заставил забыть обо всем на свете. Сейчас для обоих важно было не пропустить ни одного мгновения близости, с особо обострившейся чувственной остротой ловить каждый миг наслаждения.

Эйбел затаила дыхание, ожидая первого волшебного толчка. И вот это случилось. Что-то горячее подхватило их, подняло на самую высокую высоту. Кажется, что они переместились в край вечного блаженства. Может, это называется блаженством вечности?

Эйбел проснулась от яркого света, бившего ей в лицо. Она открыла глаза, на секунду зажмурилась, а когда вновь открыла их, обнаружила, что находится в спальне Стива, что зимнее солнце успело подняться довольно высоко и что Стива в комнате нет.

Она вскочила и лихорадочно принялась одеваться. Ее одежда была аккуратно повешена на спинку стула.

Эйбел чувствовала, как улыбка гуляет по ее лицу. Тело, точно освободившись от тяжкого бремени, легкое, почти невесомое. Ее переполнила радость.

Одевшись, она подошла к окну, чтобы полюбоваться видом гор, заслонявших горизонт. И увидела, как из-за них поднимаются тяжелые свинцовые облака. Наверно, к полудню погода испортится, подумала Эйбел, такие тучи всегда приносят снег.

В этот момент открылась дверь. Эйбел ожидала, что войдет Стив. Но вместо него на пороге возникла Сандра.

— Ты спала в мешке Стива, а где же спал он? — ехидно спросила девочка.

— Право, не знаю, — просто ответила Эйбел, выдерживая столь внезапное нападение.

Она на самом деле не знала, как оказалась здесь. Очевидно, она заснула и Стив перенес ее сюда, но где он провел остаток ночи, ей было неизвестно.

Эйбел провела рукой по своим растрепавшимся волосам, окинула взглядом взлохмаченную головку девочки, вспомнила, что не захватила с собой косметику.

— У тебя есть расческа? Нам нужно причесаться.

— И повязаться лентами? — выпалила Сандра.

Эйбел оглядела комнату. На гвоздях висели ремешки, которыми перевязывал волосы Стив.

— Возьмем эти, — сказала она.

— Стив рассердится.

— С каких пор ты стала бояться его рассердить?

Было видно, что комплимент доставил Сандре удовольствие. Десять минут спустя, не скрывая радости, она разглядывала французскую косу, которую ей заплела Эйбел.

— Где Стив? — спросила Эйбел.

— В грузовике. Слушает по радио прогноз погоды. У нас пока нет телевизора.

— Я пойду скажу ему «доброе утро», а потом приготовлю завтрак.

Стив, съежившись, сидел в кабине грузовика, неподвижно уставив глаза в одну точку. Все его существо пронизывали ярость и стыд. По мнению Десмонда, самое унизительное для мужчины чувство. Невозможность что-либо исправить — пленочку назад не прокрутишь — заставляла яростно сжимать кулаки. Проклятая голова. Она мешает ему жить, любить эту изумительную женщину.

Близость с Эйбел все перевернула в нем. Усугубила горечь безысходности, которую он и без того постоянно испытывал.

Когда Эйбел под утро уснула, он, склонившись, любовался прекрасными чертами ее лица, совершенными формами ее тела. Когда Эйбел во сне повернулась, он заметил небольшую родинку под левой лопаткой и осторожно поцеловал ее. Спи, любимая, спи. Как бы отвечая ему, Эйбел улыбнулась. И Стив почувствовал, что уголки его губ сами собой растянулись, придав его лицу бессмысленно-счастливое выражение.

Стив, боясь разбудить Эйбел, завернул ее в одеяло, легко поднял и понес наверх. Все-таки в спальном мешке удобнее.

Устроив ее, вернулся в гостиную, чтобы собрать одежду Эйбел и отнести в спальню. На лестнице не удержался и зарыл лицо в ее пушистый свитер, вдыхая смешанный аромат ее тела и каких-то горьковато-душистых трав.

Ему не хотелось спать, и он вернулся в гостиную. Принес из кухни дрова, подбросил в догорающий камин, поворошил тлеющие угли, чтобы они разгорелись, и раскурил сигару.

Первая глубокая затяжка вернула его в реальность. Он ужаснулся. Что я наделал? Как я мог воспользоваться ее доверчивостью? Я — законченный негодяй. Ведь я же знаю, что меня ждет. А ее? Он задохнулся. Вместо счастья ты подаришь ей еще одну могилу, сэр. Вот, вот. Ей мало тех двух...

Постоянные головные боли, на которые вначале Десмонд не обращал внимания, в конце концов вынудили его лечь в одну из лучших клиник Дели. Ему сделали все возможные, на самых современных аппаратах, обследования, которые и подтвердили его собственные, самые худшие, подозрения.