Ему сказали, что в глубине черепа возникло новообразование, которое имеет тенденцию роста. Стив спросил, что его ждет на последней стадии. Ему объяснили. В ответ на вопрос, сколько ему отпущено нормальных полноценных месяцев, лет, указали вверх.
И Стив согласился. Книга Судеб у Бога.
По дороге домой, в Штаты, он сделал остановку в Лондоне. Повторил обследования. Не потому, что не поверил индийским врачам, но чтобы уже не было никаких сомнений. Диагноз подтвердился.
Сходя по трапу самолета в нью-йоркском аэропорту, он не знал еще, как распорядится собой. То ли использует пятидесятипроцентный шанс и ляжет в госпиталь на операцию, то ли махнет в Лас-Вегас... Его натуре подходило как первое, так и второе. Первое — потому что он был борец и ничто не могло остановить его в достижении намеченной цели.
Но он был и игрок, не любивший сидеть без козырных. Второй путь привлекал Десмонда возможностью уйти из жизни «красиво», как и подобает настоящему мужчине.
Третий вариант преподнесла судьба: смерть брата, забота о племянниках... Точно Господь посылал ему спасительную возможность предстать перед Ним очищенным.
Поначалу Десмонд неохотно принял возложенные на него обязанности, но вид полуразвалившегося отчего дома что-то всколыхнул в нем. И он энергично принялся за дело. Загруженный с утра до ночи работой, Стив временами даже забывал о своей болезни. И лишь тогда, когда кто-то безжалостный вонзал в его виски острые иглы, он с особой остротой ощущал неотвратимость приближающейся развязки.
8
Эйбел надела куртку, открыла двери, ведущие из холла во двор, и замерла на пороге. В лицо пахнуло морозной свежестью. У нее даже дыхание перехватило. Она жадно потянула ноздрями, наполняя грудь пьянящим воздухом. Сегодня все было не как всегда: радостное состояние внутренней обновленности усиливало присущую Эйбел восприимчивость. Вот и теперь ей показалось, что подсвеченные солнечными лучами горные отроги похожи на сказочных великанов, снисходительно взирающих с высоты на крошечное существо, пристально вглядывающееся в их лица.
Эйбел отметила, что впервые после происшедшей там, в этих горах, трагедии, ее не пронзила острая боль, возникавшая в ней всякий раз, когда она всматривалась в эти бесчувственные, как она думала, громады.
Однако почему Стив так странно себя ведет? Эйбел сквозь лобовое стекло успела заметить его неестественно напряженную позу.
Неприятно удивило и то обстоятельство, что он не вышел ей навстречу, точно не заметил ее.
— Эй, — позвала она, постучав в дверцу. Она вложила в свое «эй» все, чем были наполнены ее сердце, душа, тело.
Стив, стараясь не встречаться с ней взглядом, впустил ее внутрь кабины.
— Что-то не так? — робко спросила она, увидев его мрачно насупленные брови и выставленный вперед подбородок.
Стив враждебно посмотрел на нее.
— В самую точку, мисс.
Эйбел, никак не ожидавшая ничего подобного, растерялась. Может быть, она ей самой неведомым образом успела разочаровать его.
Но... Не может быть. Вчера это лицо выражало нежность, любовь, страсть...
— Может быть, опять разболелась голова? — неуверенно спросила она.
Стив молчал. Остаток ночи и все утро он обдумывал, как ему быть. Хуже всего, что он ни на что не мог решиться.
Продолжать как ни в чем не бывало только-только начавшиеся отношения с Эйбел — подло, мерзко. Сказать ей правду — означает выжать из нее слезу, заставить ее из одного лишь сочувствия к нему быть рядом. Она ведь из таких. Но это место, сэр, занято Батлом.
Стив вспомнил вздорного, капризного старика, представил, как трудно с ним Эйбел. И ему стало тошно. Ты не имел права втягивать в это Эйбел.
Оставалось третье — прогнать ее, ничего не объясняя. Пусть лучше думает, что я законченный негодяй. Зато я уберегу ее от жизни с уходящим в маразм неизлечимо больным.
Эйбел, повергнутая поведением Стива в шоковое состояние, между тем начала понемногу приходить в себя. Ее до глубины души возмутило вероломство Стива. Но погоди! Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело. Она, как бы там ни было, дочь Бетти Ф. Честер, черт возьми, а это значит, что подобные штучки с ней не пройдут.
Эйбел повернулась к Стиву. Ее брови как бы сами собой вскинулись, отчего лицо приняло высокомерный вид.
— Извольте посмотреть мне в глаза, мистер Десмонд, — чеканя каждый слог, холодно обратилась она к Стиву.
Тот упрямо продолжал смотреть прямо перед собой в лобовое стекло грузовика, точно рассматривал на нем невидимые Эйбел узоры.
— Видите ли, Стив, до прошедшей ночи мне бы и в голову не пришло требовать объяснений причин, вызывающих у вас столь резкую смену настроений. Но теперь вы как джентльмен обязаны привести веские доводы, извиняющие ваше поведение.
Стив оторвал наконец глаза от лобового стекла и перевел их на Эйбел.
Она оторопела, увидев перед собой искаженное мукой, страдальческое лицо, отдаленно напоминавшее лицо Стива.
Стив, слушая Эйбел, терзался от осознания ее правоты. Мне нет оправдания, в который раз повторял он. Что я могу ей сказать? Видите ли, вчера я несколько не сдержался, а сегодня одумался... Или: похоже, что у нас нет будущего. Я не могу жениться на вас, сударыня, потому, что в моем мозгу имеется опухоль. Правда, не злокачественная, но и неоперабельная. Примите мои уверения в искреннем раскаянии, мадам...
В это же самое время Эйбел лихорадочно соображала, что на самом деле мучает Стива. Его что-то гнетет, это ясно как божий день. Я давно заметила, что с ним творится что-то неладное. Он скрывает от меня, возможно не только от меня, какую-то тайну... Вчера у него был приступ головной боли... Позвольте...
Эйбел осенило, но до поры до времени она будет молчать об этом. Мысленно она поздравила себя еще и с тем, что нашла верный тон в общении со Стивом.
— Я подожду, пока вы наберетесь мужества сказать, что на самом деле с вами происходит, а сейчас я покину вас.
Эйбел заметила, что Стив вздрогнул.
— Не бойтесь, не надолго, — усмехнулась она, — всего лишь на полчаса. Через тридцать минут будет готов завтрак.
Стив остался в машине. Он наблюдал, как Эйбел решительными шагами направляется к дому.
Он отчетливо понял, что его самый надежный план рухнул: ему не удастся прогнать Эйбел, ничего не объяснив ей. Она не позволит ему это сделать. Стив остался в машине... Ему вспоминалось, как допытывались врачи о том, когда и как произошла травма, вызвавшая столь серьезные последствия.
Иногда Десмонду казалось, что это было не с ним. Они возвращались из города. Вечерело. Они очень торопились. До лагеря оставалось всего километров десять, когда заглох мотор. О том, чтобы отправиться туда пешком, не могло быть и речи: темнота накрывает джунгли чуть ли не мгновенно. Оба понимали серьезность ситуации, но делать было нечего. Они развели костер, вскипятили воду для кофе, приготовили ужин.
Андрей принес из машины бутылку виски и гитару. Покончив с едой, Стив раскурил сигару, а не куривший Андрей взял свои три аккорда и запел. Стив уже понимал по-русски. Песня была про то, как оставшийся в живых тоскует по своему погибшему в бою товарищу. Стив, несмотря на языковой барьер, уловил, что в песне удивительно точно найдены слова, выражающие боль потери... Это были настоящие слова, и песня настоящая. Ему нравилось, как Андрей поет, то есть даже не поет, а как бы читает нараспев стихи.
— Ты сочинил? — спросил он Андрея, когда тот закончил петь и грустно уставил свои серые глазища в огонь.
— Нет, — покачал тот головой, — это написал настоящий поэт. Великий. Его зовут Владимир, то есть владеющий миром, понимаешь? Стив, скажи, а этот гуру действительно пришел за тигром, точно знал, что зверю нужна его помощь?
Сегодня город, куда они приехали затем, чтобы продлить лицензию на промывку речного песка, подкупить продуктов и повидаться со знакомым оценщиком-ювелиром, был неузнаваем. Обычно спокойные и несколько флегматичные, на взгляд Стива, горожане вели себя необыкновенно: главная улица и прилегающие к ней скромные, обычно тихие переулки взбудоражены. Толпа забила всю главную улицу, так что Стиву пришлось до полицейского управления добираться в объезд, или, как говаривал Андрей, «огородами». Там они и узнали, что случилось.