На обратном пути Фиона взяла такси. Бобби позвонил сразу же, как только она зашла в номер:

— Я думал о тебе, дорогая. Ты очень плохо провела время? Как тебе понравился Лоррингэм?

— Он был вполне любезен.

— Значит, он не сказал тебе, что ты должна носить очки все время, — жизнерадостно заключил Бобби. — Надеюсь, он хотя бы избавит тебя от этих головных болей.

— Он посоветовал мне лечь в клинику на несколько дней. Просто чтобы отдохнуть и провериться. — Фиона чувствовала себя чревовещателем, вкладывающим слова в рот своей куклы. — Не о чем беспокоиться, Бобби, дорогой.

— Точно?

— Абсолютно.

Он сказал, что находится сейчас в клубе. Его пригласили составить компанию в бридж. Но только он никак не может сконцентрироваться, пока не узнает результаты обследования.

— Играй спокойно, дорогой, — великодушно приказала ему Фиона.

— Я приеду около семи. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да, милый.

Фиона всегда останавливалась в роскошных отелях. Но сейчас она стояла возле телефона и оглядывалась по сторонам с широко раскрытыми от удивления глазами, словно девушка из трущоб. Разглядывала обитую атласом мебель, толстые ковры, словно видела их впервые. Она замечала мельчайшие детали, которые раньше ускользали от ее внимания, — например, мягкий розовый свет, который отбрасывал светильник над туалетным столиком в зеркало, стоило его только включить; крошечное пятнышко на атласном покрывале цвета слоновой кости. Ее норковое манто было небрежно брошено на спинку стула. Она закрыла глаза и протянула руку, чтобы ощутить шелковистый мех, храня в памяти его темный глубокий блеск. Но тут же яростно напомнила себе: «Не сейчас. Ты не должна думать о том, как это будет, пока это не случится».

Фиона надела халат и легла на кровать. Потянулась к книге и очкам, лежащим на столике рядом. С самообладанием, о котором не подозревали даже те, кто близко знал взбалмошную миллионершу, она сконцентрировалась на чтении. Прошло минут пятнадцать, как ее потревожил телефонный звонок.

Лоррингэм проконсультировался с доктором Грейнджером и назначил дату госпитализации на семнадцатое, то есть через два дня после вечеринки.

Она поблагодарила врача и продолжила чтение. Это была биография знаменитого политика времен королевы Виктории. Толстая книга. Фиона засомневалась, что успеет прочесть ее до семнадцатого числа. И сможет ли когда-нибудь потом прочитать ее? Она сорвала очки с глаз и швырнула их на пол. Они почти бесшумно упали на ковер. Слезы выступили у нее на глазах. Фиона отчаянно беззвучно зарыдала.

Вечером Бобби пришел к ней в номер. Перед тем как спуститься вниз к приглашенным на обед друзьям, он внезапно замешкался в гостиной, усиленно заморгав, словно от яркого света.

— Я никогда не видел тебя такой прекрасной, — возбужденно прошептал он.

— Балу неплохо справляется с работой, не так ли? Налей нам выпить, дорогой, — весело приказала Фиона.

Печаль пронзила его обычно легкомысленное сердце. Бобби стало жаль, что он не любит Фиону так, как она этого заслуживает. Но именно сегодня он вновь встретился с Линдой, и его любовь к ней разгорелась с новой силой.

Это случилось, когда они переходили дорогу на Пикадилли. Он вышел из кинотеатра, где смотрел хронику, а она покупала перчатки в «Свон и Эдгар» — так Линда сказала ему, — и они буквально столкнулись лицом к лицу на островке посреди оживленной дороги.

— Чаю? — лаконично предложил он, и Линда ответила, слегка выгнув бровь, что получалось у нее так выразительно:

— Почему бы и нет?

Сейчас, когда он пил шампанское и болтал с Фионой о предстоящей вечеринке, он так и не мог выкинуть мысли о Линде из головы. Ее образ стоял у него перед глазами — яркое пламя волос, ниспадающих на плечи, широкая задорная улыбка… Она не работала, хотя уверила его, что перед ней открываются прекрасные перспективы — есть предложения даже из Голливуда, а на счете в банке у нее достаточно денег. Но Линда скорее отрезала бы себе язык, чем призналась, что дела идут неважно.

— Интересно, Фред Гардинер появится сегодня или нет? — вслух размышляла Фирна.

Бобби рассеянно поинтересовался:

— Я его знаю?

— Разумеется. Тот ершистый журналист, которого я спутала с Брайаном Клоком.

— Теперь вспомнил. Но откуда тебе известно, что он ершистый?

— Я же рассказывала, дорогой, — он водил меня обедать в экстравагантный ресторан в Челси, а затем в паб, и он сердился на меня каждые полчаса. Но все равно было ужасно весело!

Она улыбнулась, и Бобби не заметил внезапной отстраненности в ее темных глазах. В тот вечер, думала Фиона, Фред ругал меня за то, что я не ношу очки. Потом мы цитировали Дороти Паркер и высмеивали ее. А все это время я постепенно слепла!

Она не поняла, почему вдруг стало ужасно важно, чтобы Фред пришел сегодня. Она знала наверняка, что у него нет других встреч. Он нарочно так вел себя. Хотел дать понять, что ему она не сможет покровительствовать. Глупый гордый парень не понял, что приглашение в «Ритц» и в «La Vie en Rose» означало не более, чем его приглашение в ресторан Челси и в паб. Но вдруг ей пришло в голову, что если бы она узнала Фреда поближе, то… ему единственному могла бы сообщить о том, что случится с ней послезавтра.

Он познал бездонность человеческих страданий. Кто же лучше его поймет, что ей предстоит испытать. К тому же Фред не станет посыпать солью жалости ее душевные раны.

— Ты внезапно так посерьезнела, моя любовь, — забеспокоился Бобби.

— Разве? — Фиона быстро улыбнулась. — Я не почувствовала. Эта ночь, наверное, будет очень веселой. — Нас ждет море развлечений.

— Море развлечений, — эхом отозвался Бобби, думая о Линде.

Какой испуганной она выглядела, рассказывая о многочисленных предложениях от кинокомпаний. Он не поверил ни единому слову и молил Бога, чтобы ее слова о том, что в банке у нее есть деньги, не оказались ложью.

Следующие пять часов Фионе порой казалось, что она не справится. Смех и болтовня гостей, которые приехали, чтобы вовсю повеселиться, звучали для нее словно хор злобных голосов, насмехающихся над отчаянным положением бедной миллионерши. Для каждого из них она была той, кому при рождении достались и луна, и солнце, и звезды; той, кто может откупиться от всех неприятностей. Наверное, не было женщины среди присутствующих, которая бы не завидовала Фионе.

Она только что сошла с танцевального подиума и все еще разговаривала со своим партнером, когда позади нее раздался глубокий, звучный голос:

— Добрый вечер, Фиона. Или доброе утро?

— Фред! — Она стремительно обернулась, у нее внезапно стало легче на сердце. — Вы все-таки сумели выбраться. Я так рада.

Она представила его своему партнеру, затем, пробормотав извинение, что должна угостить нового гостя, отвела Фреда в сторону.

— Я рада, что вы пришли, — повторила она.

— Вы слишком любезны. — Взгляд его раскосых глаз скользнул по ее лицу.

Фред заметил, что даже в тусклом розоватом свете видна напряженность улыбки. «Что теперь не так?» — подумал он.

— Вы хотите познакомиться с кем-нибудь конкретно, Фред? — Она старалась вести себя как образцовая хозяйка, сделав знак официанту, который поспешил к ним, балансируя подносом с шампанским.

— Я бы лучше поговорил с вами, если это не слишком дерзко с моей стороны.

— Дерзко? Но почему?

— Держать при себе хозяйку вечеринки…

— Я не могу допустить, чтобы вас это беспокоило. Расскажите, что вы делали все это время.

— Вел скромную жизнь.

Фред вернул ей улыбку, вспоминая, как до последней минуты раздумывал, идти ли на пирушку. Он уже почти решил раздеться и лечь в постель, но вместо этого вдруг нацепил на себя лучшие лохмотья.

Косвенно в этом была виновата Джун, пообещавшая поужинать с ним сегодня. Он уже купил билеты на концерт в «Фестивал-Холл». Но днем она позвонила ему. Ее страдающий от гриппа шеф пообещал, что отправится домой, если Джун заменит его и отведет вместо него известную женщину-писательницу поужинать, а затем в театр.