Ей очень хотелось поговорить об этом с Патриком. Человек, свободный от предрассудков, он всегда с охотой выслушивал соображения Свонн. И даже если его собственное мнение по тому или иному вопросу серьезно отличалось от ее мнения, он не вставал в позу и не доказывал с пеной у рта свою правоту. Он был одним из тех людей, которые не считают, что в споре рождается истина. Напротив, он был практически уверен в том, что спор губит истину, душит ее, ибо спорщики зачастую приукрашивают факты, лишь бы переспорить, одолеть собеседника.

Именно легкость, непринужденность в общении и привлекла Свонн в Патрике при первом знакомстве. В его словах не было пафоса, присущего высказываниям Уллина Макферна и большинству его друзей. Не было запальчивости, драчливости, свойственной мужчинам-петухам. Не было серости, скуки и уныния, от которых хотелось закрыть уши и глаза и впасть в спячку. В речи Патрика прекрасно сочетались разум, логика, капелька наивности, приправленная щепоткой напускного цинизма, мудрость, редкая для его возраста, и какая-то всепоглощающая любовь к человечеству. Свонн очень быстро почувствовала себя влюбленной.

Свонн вздохнула, капнула в керамическую аромолампу масла, зажгла свечу и опустила голову на пышную подушку. Она закрыла глаза, с удовольствием вдохнула аромат мелиссы и в который уже раз принялась вспоминать тот день, когда она встретила Патрика. Уютный паб, в который ее привела университетская подружка, легкое опьянение, не то от новизны ощущений, не то от «Прекрасной Леди», которую она взяла тем вечером… Патрик, владелец паба, подсел к ним и поинтересовался, как им нравится здешняя атмосфера. Свонн сразу же почувствовала его пристальный, ласковый взгляд, которым Патрик словно погладил ее по щеке, и поняла, что не просто из любопытства этот красивый парень задал свой вопрос.

Они разговорились. Патрик не мог предположить, что очаровательная девушка-студентка, которая привлекла его своим тонким, острым как бритва умом и чисто шотландским юмором, окажется дочерью того самого одержимого Макферна, который и шагу ступить не может, не опираясь на трость давно канувших в Лету традиций… Если бы он знал об этом с самого начала, едва ли стал бы ухаживать за Свонн — слишком уж явным был финал таких отношений. Иногда Свонн ругала себя за то, что не призналась Патрику сразу… Но все произошло так, как произошло, — оба влюбились и поняли, что пути назад нет. Отступление для них было равносильно смерти, потому что оба уже не мыслили жизни друг без друга.

В университете начались каникулы, и теперь Свонн потеряла большую часть той свободы, которой пользовалась во время учебы и работы. Чтобы обеспечить себе на будущее независимость от отца, Свонн добилась, чтобы ее взяли работать лаборанткой на кафедру лингвистики, и успешно справлялась с порученными ей делами. Конечно, деньги, которые она зарабатывала своим трудом, были жалкими грошами в сравнении с состоянием отца, но Свонн была уверена в том, что для скромной жизни этого будет достаточно. Уллин Макферн и не догадывался о стремлении дочери к независимости. В его представлении дочь должна была выйти замуж и хлопотать по хозяйству, стараясь угодить любимому супругу. Однако у Свонн на этот счет были совершенно другие планы, которые опасался оспаривать даже Патрик.

Свонн вспомнила лицо Коннена Лина во время «большого чая». Какой глупостью со стороны ее отца было объявить о помолвке именно сегодня! Неужели он совсем ослеп и не видит, насколько Свонн безразличен этот Коннен — жених, которого она знает без году неделя. Возможно, Коннен Лин совсем не так уж и плох, но это совершенно не меняет дела. Ведь у нее уже есть Патрик — мужчина, которого она любит и с которым никогда не расстанется. Да и потом, если бы даже не было Патрика, — выходить замуж по отцовской указке… Ну уж нет! Все-таки, слава Богу, она родилась не на востоке, а в Шотландии, и здесь такой номер с ней не пройдет. Уллин Макферн еще увидит, на что способна его дочь…

Глаза Свонн начали слипаться — усталость после тяжелого дня брала свое. В полумраке комнаты, освещенной одной-единственной свечой, уставшим глазам Свонн чудились всевозможные картины: горные массивы, украшенные пышной шапкой снегов, дымчатые облака, осколки озер, прорезающиеся сквозь лесные массивы. Веки сомкнулись, и Свонн окончательно погрузилась в мир снов — желанный оазис посреди тусклой пустыни жизни…

— Эсси, ты думаешь, что выращивать до конца жизни овес, картофель, репу и возиться с овцами — это прибыльное занятие? Если бы так все и было, я ни о чем другом просто не думала бы!

— Как же, Грэйн, не думала бы! Ты всегда хочешь слишком многого… Ты можешь сколько угодно заниматься овцами, но я никогда не поверю в то, что ты этим довольна. Ты какая-то неуемная, Грэйн. Тебе не деньги нужны, а что-то другое. Ты и сама, наверное, не знаешь, что именно…

— Брось, Эсси, не говори ерунды! — Грэйн, молоденькая, удивительно хорошенькая девушка в темном плащике и наброшенной поверх него тонкой шерстяной шали, громко засмеялась.

Ее серые глаза искрились крошечными льдинками, которые таяли тут же, как только она начинала смеяться. Видимо, для ее собеседницы, женщины лет тридцати, и смех, и фраза подружки прозвучали неубедительно, поэтому она немного раздосадованно взглянула на Грэйн.

— Меня не проведешь! Я-то тебя знаю даже лучше, чем ты сама… Что ты задумала?

— В общем-то, ничего особенного, — пожала плечами Грэйн. — Пока ничего особенного… Вот скажи-ка мне, Эсси, почему туристы так любят селение Портри?

— Ну… — немного помялась Эсси. — Думаю, потому что эта деревня большая…

Грэйн кивнула головой и лукаво улыбнулась Эсси.

— Верно. Но это не единственная причина.

— Ну… — Эсси подняла глаза и вперила взгляд в проплывающие сизые тучи, как будто в них таился ключ к разгадке. — Старое селение, — выдавила она из себя.

— Верно, Эсси. Но разве наше селение не старое? Разве здесь не жили когда-то кельты?

— Угу, — равнодушно согласилась Эсси. — Ну и что с того?

— Эсси! В этом-то вся соль! — все больше и больше воодушевлялась Грэйн, несмотря на то, что подруга слушала ее без особого энтузиазма. — Если оборудовать нашу деревеньку так, чтобы и сюда с охотой наведывались туристы… Ты только представь себе, сколько денег мы могли бы заработать на этом! А овец и коз откармливать только для собственного удовольствия!

Эсси чуть не села на бурую, совсем недавно лишившуюся снежного покрова траву, — до того ее удивили и насмешили слова подруги.

— У тебя замечательная фантазия! — засмеялась Эсси. — Только вот, к сожалению, воплотить в жизнь твои безумные мечты вряд ли удастся. Представь себе, сколько может стоить эта затея. Туристы ведь — неженки. На сене с соломой спать не будут…

— Не будут, прах их побери! — досадливо махнула рукой Грэйн. — Вот я и думаю, где можно достать деньги…

— Забудь об этом. — Эсси подняла ведро с кормом, которое поставила на землю, пока говорила с подругой. — Кому нужен Гоннуэй, чтобы вкладывать в него деньги? Богом забытое место… Это тебе не Портри…

Грэйн с укором посмотрела на Эсси. Серые глаза поблекли, они как будто потеряли свет, который изливался из них во время беседы.

— Все рассуждают так же, как ты! Вот поэтому Гоннуэй до сих пор — дыра, в которой ничего не найдешь…

— Ну ладно, фантазерка… Некогда мне тут с тобой, — пробормотала Эсси и открыла дверцу деревянной изгороди. — Заходи на днях… Я тут пудинг готовить задумала. Да и поболтаем заодно…

Грэйн кивнула и пошла прочь, кутая шею в тонкий платок, когда-то привезенный ей матерью с Шетландских островов. Апрель выдался холодным и влажным, а Грэйн боялась заболеть. Если она будет лежать в кровати, кто же тогда позаботится о скотине?

Грэйн Норфилд всю жизнь прожила на острове Скай. Мать рассказывала ей о том, что она когда-то жила на материке, в предместьях Эдинбурга, но для Грэйн прошлое матери было все равно, что старая сказка. Прожив на острове двадцать пять лет, Грэйн с трудом могла представить себе, как выглядят другие острова и материки, с которых на Скай приезжают любопытные туристы. Но самым непонятным и загадочным фактом для нее являлась причина, по которой ее мать, жившая почти в сердце Шотландии, оставила дом и отправилась на холодные, гористые Гебридские острова.