Она проснулась ранним утром. Она снова проснулась в слезах. Нет, она никогда не расскажет этого Ка. Это невозможно. Рассказать — значит пережить все заново. А пережить это заново нет и не будет никогда сил. В конце концов, это ее горе. Это самое большое предательство, которое она сотворила по отношению к жизни. Не к своей — к жизни вообще. Тело предало ее. А значит, и сознание, которое упорхнуло птичкой, все-таки таило где-то в глубине мысль об этой измене. «Мне все равно, — думала Неля. — Я не дам ему жить, как он не дал жить крохотной душе… Даже если это мой грех, мое предательство — он заплатит за то, что пробудил во мне все это. За то, что заставил предать…»

Она прошла через веранду и покосилась на висевшее на стене дедово ружье. Вышла в сад. Осыпались сирени. Белые цветы на кустах жимолости засохли и приобрели погребальный вид. Но где-то там, у самого забора распускался жасмин, обещая снова медвяные запахи, снова теплые дни. Ей пора. Не то этот мед заставит мечтать о чем-то большем. Только что будет с Ка? Еще недавно ее ничто не удерживало в этой жизни, а сегодня… Он любит ее. Не может быть в жизни столько любви. Но он — любит ее. Кто-то, быть может, перешагнул бы через это, но ведь не она, правда?

А потом она вспомнила, как не смогла перешагнуть через любовь Юры и что из этого вышло. Но ведь она не любила Юру. А Ка, выходит, любит? Еще нет, но вот-вот сердце ее будет привязано навсегда. Опять навсегда? Нет, нельзя в третий раз начать жить заново. Во второй можно. А в третий нельзя. Даже если этот третий раз самый сладкий, самый долгожданный. С Ка ничего не будет. Он сильный. Она тихонько исчезнет из его жизни. И он никогда не узнает, где она и что с ней.

Отдав должное немецким друзьям, повозив их по городу, Ка оставил их ужинать в «Астории», а сам под предлогом неотложного визита поехал в сторону Васильевского острова. Он больше не заходил к Юрию домой, он решил сразу поискать его в том же баре. Они заметили друг друга сразу, как только Ка переступил порог. Он стоял в дверях, Юра сидел за столом, и они напряженно смотрели друг на друга. Ка еще минуту колебался, а потом решительно направился к Юре.

Как ни странно, Юра смахнул с ближайшего стула дремавшего собутыльника и широким жестом предложил Ка сесть.

— Давай, — жестко сказал он. — Говори.

— Вы приняли меня за кого-то другого в прошлый раз…

— Уже понял. Не похож ты на этого звонаря.

— На кого?

— Что тебе, собственно, надо? — начал заводиться Юра. — Ходишь, подглядываешь. Кто тебя послал?

Он почти перешел на крик. Благо в зале было слишком шумно, чтобы кто-то обратил на них внимание.

— Подожди, подожди, я помочь хочу.

Больше всего на свете Ка боялся, что разговора опять не получится.

— Мне?

— И тебе тоже, в конце концов! — убежденно сказал Ка.

Юра как-то сник и посмотрел на него вяло:

— Так ты врач? Значит, точно не ты ей звонил тогда…

— О господи. Да вы мне слова не даете сказать…

— Понятно. Значит, врач. Значит, информацию о ней собираешь. Думаешь, она такая, потому что муж до ручки довел? Это я такой, потому что она меня довела, — заревел он, и дремлющий рядом сосед очнулся и закивал головой.

— Я ничего не думаю, я только хочу знать…

— Знать? Что ты можешь знать? Как я ходил за ней? Год ходил. Думал, счастье мне улыбнулось. Как в лотерею выиграл. Но счастливых билетов в этой лотерее не бывает, понял? Обман все. Да что там, с самого начала все было нереально… Чтобы такая девушка и я… Но я поверил, — сказал он, наливая водку из-под стола в пустую кружку. — Смешно, да? А я поверил. Я тогда как дурак был…

Юра задумался, глядя в кружку, помолчал, медленно выпил и снова уставился на кружку:

— А может, я дурак и есть. Может быть… — Снова что-то щелкнуло в его голове, он начал злиться. — Только ты знаешь, как я ее любил? Я пылинки с нее сдувал. Я за ней как за ребенком ходил. Думал, жизнь теперь совершенно другая будет. Я про такую жизнь только кино смотрел. Я планы строил, я человеком стать хотел. Таким, чтобы ей не стыдно было со мной рядом. А потом — рухнуло все!

— Что же случилось?

Но Юрий плакал, по щекам катились пьяные слезы, глаза безучастно смотрели в пространство, куда-то между столами, в беспросветный сигаретный смог. Уж не Неля ли там выплывала из тумана?

— Вы нашли ее? — спросил он Ка.

— Да, — ответил Ка, не представляя, откуда Юре знать о том, каким образом он встретил Нелю.

— Где она сейчас?

— У меня, — осторожно ответил Ка.

— Я понимаю, что вы ее врач. Но номер палаты-то вы можете мне назвать?

Ка ошеломленно молчал.

— Я понимаю, — смирился Юрий. — Боитесь, что все будет как в прошлый раз?

— Почему вы плачете? — спросил Ка.

Юра, кажется, только теперь заметил, что по лицу его все еще текут слезы, и, отерев их кулаком, криво усмехнулся:

— Плачете… Ха! Ну конечно, мужчины не плачут. Не плачут, слышишь ты, когда не мрут их дети! — А потом зачастил: — Я понимаю — она сумасшедшая. Она уже пыталась его убить один раз, когда он не родился еще. Что? Что? Вы хотите сказать — мне не повезло? Мне страшно не повезло. От слова «страшно». Слушай сюда, мужик. Эти психи, они ведь точно как нормальные на первый взгляд. Я ведь ее два года знал — и ничего.

Юра опять наливал водку, на этот раз открыто, над столом, выпил, налил еще, снова выпил. Язык его уже заплетался, а он все бормотал:

— Слушай сюда! Я тебе говорю: она еще многих погубит, и больших, и маленьких. У нее сердца нет. И ты осторожней с ней, доктор. Ты знаешь, он был такой маленький, такой… У меня крови выкачали пол-литра, но не помогло…

И Юра заплакал, всхлипывая совсем как баба, уткнувшись в газету с рыбой. А Ка не выдержал, встал и пошел сквозь мутный туман бара…

Так и не сумев оправиться после разговора с Юрием, Ка позвонил Лене.

— Я приеду?

— Приезжай, — сказала она.

Он приехал и спросил:

— Ты ничего не сказала мне в прошлый раз про ребенка Нели.

Лена посмотрела на него изучающе:

— Неля рассказала тебе?

— Нет, Юрий.

— Да, — сказала Лена, — их ребенок умер. В шесть месяцев.

— А что с ним случилось?

— Воспаление легких, сгорел за неделю.

— То есть он заболел?

— Спроси у Нели.

— А что с ней было потом?

— У нее было сильное нервное расстройство. Ее положили в клинику неврозов.

— И?

— Что — и? Ты представляешь, что такое для матери потерять ребенка? Скажи, это можно выдержать? Пережить?

— Так она…

— Нет. Она нормальная. Я сама разговаривала с врачами. Меня приглашали.

— Как давно это было?

— Полгода назад.

— Я запутался, — сказал Ка. — Давай по порядку, Лена. Полгода назад она лежала в больнице, так?

— Так.

— Долго?

— Около месяца.

— А потом?

— Потом она пропала.

— То есть как? Сбежала оттуда?

— Нет. Ее должны были выписывать. Юра поехал за ней, а ее уже не было. Оказалось, что за два дня до этого приехал какой-то человек, назвался отцом и уговорил врачей отпустить «дочь» с ним.

— Она не рассказала тебе, где была?

— Она сказала только, что теперь это не важно. Что теперь ничто не имеет значения.

— Лена, — сказал Ка, — я хочу, чтобы вы поняли: я люблю Нелю. И хочу всегда быть вместе с ней. Я никогда не расстанусь с ней по собственной воле. Поэтому я должен знать все.

— Может быть, именно поэтому и не стоит? — спросила Лена.

Старик никогда ничего не откладывал. Пока жена Михаила Семеновича возилась с Аликом, выписывала какие-то средства, Старик снял телефонную трубку и набрал сложный многозначный код. Через час ему перезвонили, он записал номер. И, запершись в кабинете, снова стал нажимать кнопки.