Антон снял шахтные крышки перископов, открыл напорные и сливные клапана гидравлики, проверил связь с центральным постом и прислушался, осматриваясь в этой герметичной железной бочке. За бортом, переливаясь между шхер лёгкого корпуса рубочной надстройки, хлюпала вода. В рубке было тихо, сыро и холодно.

— Бр-р-р, — содрогнулся Антон! Он посмотрел на свои хлипкие сандалеты и хебешный, продуваемый сыростью, костюм.

— Господи, помоги и помилуй! — подумал он. — На «улице» зима, мороз, ветер, вода холодная, море от штормов горбатое….

— Всплываем на перископную глубину, — отвлёк его от смутных мыслей голос старпома, исходивший из динамика переговорного устройства.

Антон посмотрел на глубиномер, его стрелка дрогнула и начала медленно отсчитывать метры теряемой глубины. Лодка всплывала.

В рубку поднялся командир. Нижний люк он оставил открытым, на глубине 30 метров приказал:

— Поднять перископ!

Антон привычно перевёл ручку гидроманипулятора в положение «подъём» и гидравлика, наполняя исполнительный пресс, через систему блоков и тросов начала выдвигать перископ из шахты прочного корпуса в студеные воды Мотовского залива.

В лодке никто не знал и не мог предположить, что в это время гидроакустическое судно, в связи с хреновой, явно нерабочей штормовой погодой, снялось со стенда по замерам шумности подводных лодок и, сокращая путь, через запрещённый полигон следовало в пункт укрытия от непогоды.

Стечение обстоятельств было роковым: всплывающая подводная лодка и тралец, переоборудованный в гидроакустическое судно, встретились в одной точке мёртвой зоны гидроакустической слышимости.

Командир подводной лодки капитан 1 ранга Сберев, крутанув перископ, справа увидел надвигающийся корабль, вернее не корабль, а его форштевень.

— Что за чёрт? — подумал он и автоматически нащупал переключатель увеличения. Переключатель оптики перископа стоял на минимальном увеличении.

- Да, тут нужно спасаться, кто может, — мелькнула у него мысль. Он замельтешился, перебирая короткими ножками, довольно шустро нырнул через открытый нижний люк в отсек. На этот раз за собой он нижний люк закрыл прочно. Уже из центрального поста Сберев дал команду:

— Опустить перископ!

Но было поздно…. Выполняя команду, Антон установил рукоятку гидроманипулятора в положение «опустить». Перископ сначала вроде бы вниз пошёл. Но тут же послышался глухой скрежет разрываемого металла, из люка вместе с форсирующими струйками воды посыпалась пробка и облупившаяся краска. Затем последовал мягкий удар, лодка немного накренилась, перископ прекратил движение вниз и завибрировал: туда-сюда, туда-сюда.

Тральцу происшествие было нипочём: ходом по форме киля он пропорол борозду в надстройке лёгкого корпуса ограждения рубки. Наткнувшись на более прочную сталь рубочного люка, тралец был приподнят и по инерции, соскользнув с препятствия, свободно закачался в штормовых волнах залива.

— Да, дела не столь хороши, а прямо-таки совсем хреноваты, — подумал Антон и переставил манипулятор в нейтральное положение. Перископ затих, зависнув в промежуточном состоянии. Полностью заклиненный верхний люк рубки субмарины прогнулся, но не разрушился. Однако, вода в рубку довольно интенсивно начала поступать. Антон весь промок. Он посмотрел на свои лёгкие сандалеты и подумал:

— Чёрт с ними, когда отняли все деньги, то кошелька не жалко. Как следует испугаться он не успел. Позже, набравшись опыта, он поймёт, что настоящий страх приходит вместе с невыносимой болью, беспомощностью и потерей надежды. Когда жизнь и смерть сближаются настолько близко, что места для человека остаётся ничтожно мало. И если вера — последнее, что у него осталось, крепка, то погибая или продолжая жить такие личности навсегда остаются людьми разумными.

В случае с Антоном обстоятельства были таковы, что жизненное пространство хотя и было необычным, но жить пока было можно. О чём он и доложил в центральный пост на ГКП корабля. Оттуда его обнадёжили, сообщив, что лодка, поднырнув, сейчас будет всплывать, продувшись аварийным способом.

Действительно воздух, рванувшийся в цистерны главного балласта, вытеснил воду и лодка пробкой выскочила на поверхность моря.

Спустив воду из рубки, Антона освободили из «заточения». Прибывший врач, утащил его к себе в амбулаторию. Там, не обнаружив видимых повреждений, для «сугрева» налил полстакана спирта. Антон его выпил, запил дистиллятом и, почувствовав, как по телу распространяется тепло, сказал:

— Я пошёл к себе в каюту. Ничего. Главное — жить теперь, откушав такое лекарство, буду.

В это время аварийная команда, выйдя через люк первого отсека, поднялась на мостик. Они обнаружили, что прочный корпус лодки не повреждён, пострадала только надстройка лёгкого корпуса рубки. Подводный крейсер вместе с виновным тральцом вернулись в базу.

Море-океан… — эту малоизученную стихию огромных водных пространств и объёмов планеты, люди по воле судьбы, попавшие в сферу его влияния, могли любить или не любить. Но изучать природу и постигать норов его существования они должны были обязательно, ибо вес этих знаний зачастую определял цену жизни моряков.

В любом случае, после знакомства с морем, даже кратковременного, равнодушных людей не оставалось. Те из них — кто выбрал море, как объект профессиональной деятельности или же избрал профессию моряка, в первую очередь, море уважали и относились к нему как к одушевлённому всемогущему существу. Это живое существо будет сопровождать моряка и оказывать огромное влияние на его судьбу где бы он ни был: на земле или в море на протяжении всей его жизни.

Земля — земная твердь в сознании моряка ассоциируется с женским началом — с прародительницей матерью, любящей женой и самой жизнью, которая в силу профессии, временно на период плавания, капсулизировалась в оболочке корабля лицом к лицу с морем.

Земля для моряка — это желанное, всеобъемлющее, возобновляющееся чувство обладания, концентрирующее любовь, счастье, надежду, веру — всё то, из чего состоит жизнь.

Для моряков-подводников подводного крейсера «К-55» земная жизнь ограничивалась искусственно созданным рамками служебной действительности, которая сосредотачивалась в сверхсекретной базе первых атомных подводных лодок в губе Западная Лица. Она была одной из самых обширных губ Мотовского залива, которая многоколенно врезалась в материковую твердь Кольского полуострова. В свою очередь, губа конфигурацией береговой черты образовывала ряд внутренних губ помельче. Река Западня Лица, впадающая в губу, стала известной, как рубеж непоколебимой стойкости и мужества защитников Заполярья, не дрогнувших и не отступивших в боях с войсками фашистской Германии во время Второй Мировой войны.

На самом входе в губу расположился остров Кувшин, восточнее его — остров Блюдце. Эти названия, присвоенные первопроходцами, как-то настраивали экипажи судов, входящих в губу, на гостеприимство уютного крова с чаепитием. Но практически — по жизни в начале шестидесятых годов в Западной Лице базы, как таковой, не существовало. Кроме троп — наследия войны, другой сухопутной дороги не было вообще. Сообщение морем осуществлялось посредством небольшого теплоходика под названием «Кировабад». Правда, подводникам он был больше известный под, прилипшем к нему, названием «Санта Мария». Судно курсировало один раз в неделю по маршруту: «Мурманск — Североморск — Западная Лица».

Собственно, вся база состояла из нескольких плавпирсов, к которым швартовались подводные лодки. Здесь же, чуть в сторонке за импровизированной на скорую руку зоной строгого режима радиационной безопасности, стояли плавучая одноэтажная плавказарма финской постройки «ПКЗ-104», трофейная немецкая плавбаза подводных лодок «Двина», переоборудованный впопыхах под жильё старый эсминец с оторванным носом, да несколько барж-грязнух для жидких радиоактивных отходов. Ещё дальше, испуганно прижавшись к пирсу, стояла заводская плавбаза «Полярная», в основном, с малярами женского полу. Они прибыли для окончательной покраски внутренних помещений и оборудования отсеков подводных крейсеров, вытолкнутых из завода в Северодвинске не докрашенными в связи с всеобщей гонкой вооружений и надвигающейся зимой.