Затем лейтенант Липовецкий пробрался между хитросплетений конструкций ракетного комплекса на срезе открытых шахт, подошёл к Ковтуну и взял из его рук «папу». Неторопливо поглаживая и постукивая ладонью, соединил его с «мамой» и плотно затянул накидной гайкой.

— Понял? — спросил он у Ковтуна, заканчивая работу.

— То хай его чертяка схопыть! Як це у вас, товарищ лейтенант, так ладно получается? Почти так, как у нас из мыски! — поцокал языком Христенко.

— Христенко, ну-ка марш на палубу распаковывать второй комплект кабелей для учебно-действующего макета ракеты. «Распатякался» уж больно, говорун ты мой! — проворчал Глебов.

— Товарищ лейтенант, не балуйте их. Они вам «лапшу на уши» понавешивают — не успеете ахнуть!

Работа спорилась и вскоре, разведённые стойки стартовых столов, и весь бортовой лодочный комплекс стараниями ракетчиков был готов принять в свои объятия ракеты.

Пользуясь случаем стоянки корабля практически в городе Североморске, по просьбе офицеров за покупками в город Мурманск командир разрешил отправить старшего лейтенанта Веселова. Антон отдал письмо, написанное Светлане, чтобы тот опустил его там в почтовый ящик. Восторженный и наивный, воспитанный в уверенности, что «всё вокруг колхозное и всё вокруг моё» Липовецкий свято верил, что «экипаж — одна семья». Он не хотел верить, что подводники, которые «побеждают, либо погибают вместе» не так уж дружны, правдивы и чистоплотны в своём отношении друг к другу в повседневной жизни на берегу.

Эта повседневная жизнь готовилась преподнести ему под нос фигу и дать оплеуху, которую перенести было очень трудно не только потому, что она была первой, но и потому, что была не совсем справедливой.

В дальнейшем эти «оплеухи» он переносил не так болезненно, ибо понял, что мужественные люди, загнанные судьбой в прочный корпус подводной лодки, были обречены бороться за жизнь вместе, либо погибать. На берегу же это братство единства экипажа, встретившись с рутиной государственной машины, пропадало и тут каждый «помирал» в одиночку. Только настоящие друзья, насколько это позволяла жизнь, оставались рядом.

Ракеты на подводную лодку подавались полностью снаряжёнными, но заправленными только одним компонентом топлива — окислителем. Горючее — триэтиламин подвезли в спецмашине и заправщики в спецодежде и противогазах, протянув шланги, быстро перекачали его в корабельную топливную цистерну. При этом меры предосторожности и безопасности соблюдались неукоснительно. В полной готовности к действию на причале стояла пожарная машина. Там же — машина с растворами для нейтрализации пролитого ракетного горючего. В герметичной подводной лодке все средства пожаротушения были подготовлены к немедленному использованию. Корабельная помпа работала на пожарный шланг.

На мостике в химкомплектах стояли командир корабля и командир ракетной боевой части. Все остальные подводники по боевой тревоге — внизу в прочном корпусе, кроме ракетопогрузочной партии, действующей по специальному расписанию.

— Лейтенант, — обратился Рахматуллин к Липовецкому, — налил бы нам по стопарику «горючки» и мы смогли б полететь хоть на луну, к лешему или к тёще в гости….

— Насчёт тёщи ничего сказать не могу, а вот к лешему улететь всегда успеете, товарищ капитан, — ответил Липовецкий. — Луну же, глотнув стопарик такой ракетной горючки, можно будет запросто увидеть совсем близко сквозь прожжённую дыру в «очке» задницы любителя острых ощущений, — под смех присутствующих закончил он.

— Нам такие «развлечения» ни к чему, — поддержал его корабельный врач. — Горючее и окислитель — это высокотоксичные яды. Их незначительные концентрации в тысячные доли миллиграмм на литр воздуха вызывают тяжелейшие поражения органов человека.

— Человека — человека…, а мы, что не человеки!? — возразил ему Рахматуллин. — Они же, — он указал вниз на приборную палубу четвёртого отсека, — они же это горючее каким-то образом должны из корабельной цистерны запихнуть в ракету. Иначе она не полетит. Верно я говорю? — и он опять вопросительно посмотрел на Антона.

— Всё верно, — сказал тот, — это баба Яга летает без горючки на метле. Но низко и малой скоростью. Ракета летит на тяге, создаваемой горением самовоспламеняющихся компонентов топлива: горючего и окислителя. Сгорая в специальном устройстве — сопле Ловаля, топливо создаёт реактивную тягу, способную разогнать ракету до огромных скоростей. От величины этой скорости, наряду с углом тангажа, в основном, и зависит дальность полёта ракеты. Пока конструкция ракет такова, что существуют опасения самопроизвольной разгерметизации её полностью заправленных топливных баков и магистральных трубопроводов при длительном хранении и транспортировке этого оружия на подводной лодке. Поэтому заправка ракет горючим производится непосредственно перед их пуском. Под избыточным давлением азота, создаваемом в лодочных топливных цистернах, по специальным магистралям горючее перетекает к ракетам.

Чётко замеренными весовыми порциями, через байонетные пистолеты, герметично пристыкованных к ракетам, оно заполняет их баки. После заправки пистолеты отстыковываются от ракет и устанавливаются внутри шахт в специальные герметичные ёмкости, люки шахт закрываются.

— А как же происходит старт ракеты? — допытывался до истины Рахматуллин.

Антон заговорщицки подмигнул мичману Глебову и, улыбнувшись, начал рассказывать:

— Да очень просто! Вы, наверно, заметили, что наш командир боевой части всегда курит папиросы «Беломор». Хотя в его каюте на видном месте красуется пачка папирос «Казбек», которые он почему-то не курит.

— Ну и что, это его дело чем травить свой организм: «Беломором» или «Казбеком», — резюмировал Рахматуллин.

— Э-э-э, не скажите, «Беломор» он курит в связи с пристрастием организма к никотину, а вот «Казбек»… — тут совершенно другой смысл и содержание! — парировал реплику капитана Липовецкий.

— Да какой там смысл, — жестикулируя руками, включился в разговор корабельный врач.

— Травит свой организм и всё! Нужно отучиться от этой заразы, бросить раз и навсегда!

— Отучиться не так-то просто. Говорят: «клин клином вышибают» — вот и решили на одном из эсминцев флота отучить заядлого курильщика от употребления курева. Взяли полгазеты, высыпали на неё пачку махорки и — на кури! Тот задымил, как паровоз и таки выкурил эту гигантскую «цигарку», но в итоге упал и не дышит…. Пришёл врач, пощупал пульс, развёл руками…, удаляясь, трогать и убирать тело не разрешил.

— Это почему же? — спросил нетерпеливый Рахматуллин.

— Почему — почему…. Да потому, что у него из задницы дым шёл! Вот и ждали: вдруг прокашляется и на свежем воздухе задышит нормально! — закончил байку Антон. «Отсек» разразился дружным хохотом. Неунывающий снабженец «нашёлся» и тут:

— Вы хотите сказать, что ракета стартует только тогда, когда у вашего «бачка» пойдёт из задницы дым от «Казбека»?

— Если говорить иносказательно, то при предстартовой подготовке ракет к пуску приходится «вращаться» так, что от напряжения дым, а вернее пар, у всех ракетчиков валом валит не только из задницы, но и из ушей. В последний момент командир «бече» закуривает «Казбек» и пускает папиросу по кругу личного состава ракетчиков. Вернувшийся к нему окурок, он бережно раздувает и суёт в дымящуюся задницу ракеты. И тут уж не зевай: руку нужно убирать быстро, иначе погоришь! — Последние слова Антона поглотила вторая волна смеха, сквозь которую из динамика прозвучала команда «По местам стоять к погрузке ракет!»

На причальной стенке уже урчал, выруливая в исходное положение, тягач с зачехлённой ракетой на специальной тележке. Рядом расположился вспомогательный подъёмный кран для вывешивания ракет в вертикальное положение. Две пожарные машины стояли немного в стороне. Ракетопогрузочные партии — технической базы и лодочная заняли свои места.

Командир БЧ-5 капитан 3 ранга Веселов «колдовал» подгоняя подводную лодку на «нули» по крену и дифференту.

Пятидесяти тонный плавкран, стоящий между причалом и лодкой в готовности к работе, задрав свой «хобот», слегка покачивал, навешенной на гак, погрузочной траверсой.