За 5 минут до подъема Флага капитан 1 ранга Сберев поднялся на палубу. Старпом подал команду «Смирно!» и доложил:

— Товарищ командир, экипаж на подъём Военно-Морского флага построен. Происшествий не случилось, лиц незаконно отсутствующих нет.

Сберев обошёл строй, остановился на его середине и поздоровался:

— Здравствуйте, моряки-подводники!

— Здравия желаем, товарищ капитан 1 ранга! — не очень слаженно, но достаточно громко ответили те.

— Вольно! — отдал команду командир и направился во главу строя. По пути остановился возле ракетчиков и сообщил:

— Во вторник мы переходим в губу Окольную для погрузки практической ракеты и учебно-действующего макета. Быть готовым к их погрузке.

За одну минуту до подъёма Флага дежурный по подводному крейсеру скомандовал:

— На Флаг и гюйс смирно!

Командир занял своё место во главе строя. Весь экипаж на палубе корабля, личный состав на пирсе и прилегающему берегу замер, приняв стойку «смирно».

— Время вышло, — доложил дежурный офицер.

— Флаг и гюйс поднять, — дал «добро» командир.

— Флаг и гюйс поднять! — ровно 8.00, как всегда, эта команда дежурного офицера звучала ежедневно, кроме выходных и праздничных дней, когда Флаг и гюйс поднимались в 9.00.

Сопровождаемый взглядами подводников, офицеров и мичманов приложивших руку к головному убору в ритуале отдания чести своему боевому Знамени, флаг и гюйс медленно подымались на фалах флагштока на корме и гюйс штока в носу подводного крейсера.

Флаг и гюйс подняты и с разрешения командира дежурный по кораблю давал команду «Вольно». В свою очередь командир давал «добро» старпому действовать согласно плану боевой подготовки и тот командовал: «Все вниз!».

Начинался ежедневный, заполненный до краёв, трудовой день экипажа: проверка и проворачивание, тренировки по специальности и по борьбе за живучесть оружия и технических средств на боевых постах. Периодично проводились регламентные проверки, уход за оружием и материальной частью; частные и общие боевые учения; погрузки и выгрузки материальных средств и всяческих запасов. Сдача всевозможных зачётов, групповых упражнений, задач и множество других мероприятий предусмотренных распорядком дня и курсом боевой подготовки, были обязательными условиями исполнения с целью подготовки корабля к плаванию и выполнению поставленных перед ним боевых задач.

Такая интенсивность и плотность занятости делали из добросовестного офицера-подводника автоматического биоробота. К концу ненормированного рабочего дня, каждый из них, выжатый, как лимон, если не заступал в суточные наряды вахт и дежурств, брошенный со своими проблемами «сам на сам», кое-как отдышавшись, попадал в ограниченное замкнутое пространство береговой или плавучей казармы. Единственные сочувствующие ему твари — тараканы, которых было великое множество, и те от него чего-то хотели, ожидая подачки.

Пытаясь как-то «уйти» от такой жизни многие офицеры пили спирт. Некоторые из них, когда обстановка и жизнь немного улучшалась, уже никогда не смогут отказаться от дружбы с «зелёным змием».

Антон не раз задавал себе вопрос: почему наше государство так много средств расходует на подбор, воспитание, учёбу, подготовку в целом грамотных с высшим образованием офицеров и, получив их, так не по-хозяйски безразлично и бездушно эксплуатирует этих классных специалистов в дальнейшем? Ну постройте на один или два крейсера меньше и на эти деньги, упреждая строительство кораблей, оборудуйте базу, жилые городки, дороги, Без должной инфраструктуры даже железо кораблей не выдерживает длительный срок эксплуатации, а тут живые люди…. Ответ на этот вопрос был — его все знали, но почему-то помалкивали.

Совершив надводный переход из губы Западная Лица, через спокойный, дышавший предчувствием лета Мотовский залив, подводный крейсер «К-55» получил «добро» оперативного дежурного Северного флота на вход в Кольский залив.

Упреждая вызовы с береговых постов наблюдения в их традиционном вопросе «стой, кто идёт?», вахтенный офицер капитан-лейтенант Голубков и рулевой-сигнальщик старшина 1 статьи Мельник прожектором настойчиво «выстукивали» семафоры с опознавательными и позывными корабля. Они успокаивали береговую службу постов, мол, не волнуйся «дядя», мы свои в доску — я «К-55». Не сделай этого своевременно, строптивый «дядя» мог и «заложить», «накапав» начальству о хреновой службе наблюдения на подводном крейсере.

Внутри крейсера оба ядерные реакторы, особенно не надрываясь на тридцати процентном уровне мощности «адской кочегарки», уверенно вырабатывали пар. Пар раскручивал турбины, которые в режиме «ГТЗА» вращали главные гребные валы, обеспечивая кораблю ход 14 узлов. Озабоченно шумящая, корабельная система вентиляции неутомимо засасывала внутрь его прочного корпуса свежие, наполненные кислородом и выбрасывала в атмосферу уже отработанные, порции воздуха.

Но вот кажущееся спокойствие на корабле было нарушено командой командира «Боевая тревога!». Исполняя команду, корабельный ревун, тревожно захлёбываясь одним длинным непрерывным звуком, разбудил спящих и вместе с бодрствующими подводниками рассредоточил их по боевым постам и командным пунктам. Всхлипнув, остановились судовые вентиляторы. Все корабельные системы и отсеки герметизировались, готовясь ко всяким неожиданностям, в преддверии боя.

— В лодке стоят по местам боевой тревоги! — последовал доклад из центрального поста.

— По местам стоять, узость проходить, — разнеслась по всем десяти отсекам следующая целевая успокаивающая команда.

Подводники выполнили эту команду и, послушный воле командира, корабль лёг на ведущие Кольские створы курсом сто семьдесят семь и восемь десятых градуса. Ход крейсера был уменьшен до 10 узлов. Без каких-либо приключений он при помощи буксира отшвартовался к стационарному причалу в губе Окольной и начал подготовку к погрузке ракет.

В губе Окольная в подземелье скалы размещалась самая крупная ракетная техническая база Северного флота (РТБ). Командир корабля предъявил доверенности на получение практических ракет и работа закипела.

Личный состав БЧ-2 в составе погрузочной партии принял на причале в ящиках сменные ракетные кабели. При помощи пятидесяти тонного плавкрана загрузил на лодку и начал прокладывать их в стартовые столы. Жгуты кабелей толщиной с руку и более, не всегда послушные всячески «сопротивлялись», но упорными усилиями ракетчиков всё-таки укладывались в изгибы шхер стартовых столов. Умиротворёнными змеями они размещались согласно предписанных схем, высунув из гнёзд многоштырьковые разъёмы в виде «пап» и «мам».

— Эти «папы» и «мамы» меня заколебали, — пожаловался старшина 2 статьи Ковтун.

— Эх, товарищ старшина, говорил же вам мичман Глебов, что тут внимательность и ласка нужна. Это же папа и мама! — сказал Липовецкий. — Небось, скучаете по родителям? Вот и нужно нам сейчас всем поработать с полной отдачей. Попадёт ракета в «колышек» и вам отпуск обеспечен! Командир корабля у нас не жадный и по заслугам воздать не забудет.

— Да мы шо, хиба против? Тильки ж эта дурёха ракета, що ж, будет спрашивать нас куда её лететь? — вступил в разговор Христенко. Выразительно, кивком головы и взглядом он указал место, где на стартовом столе должна стоять ракета. — «Пуля — она дура» — ещё Суворов говорил, — закончил он, хитро поглядывая на Антона.

— Выдающийся полководец своего времени Александр Васильевич Суворов был прав на сто процентов и тогда — в своём времени, и сейчас, и в будущем. Высказывая мнение, что «пуля дура, а штык молодец» он выражал мысль, что в жизни всё зависит от человека. Именно человек, то есть мы решаем куда полетит «пуля». Да и пуля — ракета в наше время далеко не дура. Люди, опять-таки люди, сработали её умницей и она полетит туда, куда мы её направим! Вот так получается, товарищ матрос Христенко, — сказал Липовецкий и добавил, — чтобы уразуметь мысль, высказанную умными людьми, нужно вычитывать её до конца, а не выдёргивать из контекста отдельные слова или предложения. Запомните, что я сказал — это касается всех.