Утром Антон проснулся бодрым и жизнерадостным. Собрал чемодан, положил в него большую часть наличных денег и убыл в Станислав. Он ехал на встречу со своей суженой и единственной любовью, овеянной таинством благословения его матери.
Все остальные события в жизни Антона промелькнули наяву, как во сне.
На вокзале Светлана встретила его одна. Выйдя из вагона, Антон сразу же приметил её лёгонькую и стройную, загоревшую фигурку в ситцевом платьице. Он направился к ней. Она выжидательно-растерянно сделала несколько шагов ему навстречу и остановилась. Антон подошёл к ней, поставил чемодан и, не отрывая от неё глаз, тихо промолвил:
— Ну, здравствуй!
В свою очередь, она посмотрела ему в глаза и, утонув в них, доверясь полностью своим чувствам, потянулась в его объятия. Ощутив их нежность и надёжность, прошептала:
— Здравствуй!
Они поцеловались и, взявшись за руки, как малые дети, согретые теплом двух любящих сердец, медленно, уверенной поступью пошли навстречу неизведанной для них семейной жизни.
Заручившись поддержкой местного горсовета, не выжидая установленные сроки, их брак был зарегистрирован в Станиславском бюро ЗАГС.
Для неизбалованных гастрономическими излишествами студенток — подружек Светланы в ресторане при гостинице, в которой жил Антон, был накрыт праздничный стол. Девчата весело щебетали и остались довольны: уж очень хороши и обильны были блюда для непритязательного студенческого желудка. Особым вниманием пользовались, потрескивающие с жару румяной корочкой, свёрнутые спиралью кольца домашней колбаски.
Первая брачная ночь молодых из-за отсутствия какого-либо супружеского опыта прошла больше в учёбе, но и не без удовольствия.
Все эти события, столь эмоциональные и судьбоносные для нашей пары, были действительно похожи на сон. Ибо на третий день своего супружества Антон получил телеграмму: «Срочно прибыть в часть. Командир». Делать было нечего. Не дав возможности почувствовать себя замужней женщиной, флотская действительность дала Светлане первый урок науки каково быть женой морского офицера.
На четвёртый день со дня женитьбы Антон сидел в железнодорожном вагоне и слушал перестук по рельсам его железных колёс: ты уже не сам, ты уже не сам, ты уже не сам….
База атомных подводных лодок в губе Западная Лица продолжала строиться ударными темпами. Наращивали новые плавпирсы, вырос корпус санпропускника, военный городок радовал первыми жилыми домами. Во всём остальном же блеск и нищета военно-морской службы по прибытию Антона в свою войсковую часть осталась неизменной. Блеск заключался в том, что у государства нашлись сотни миллиардов рублей, потраченных на строительство атомоходов, нашпигованных самой передовой техникой и оружием. Нищета же состояла в том, что командиры этих кораблей были бесправней и беднее церковной мыши. Наличие денег даже на мелкие расходы им не предусматривалось выдавать никаких и никогда. Даже для своего вызова из отпуска в часть каждый отпускник составлял текст телеграммы и деньги для её оплаты. Из прерванного отпуска прибыл не только один Антон, но и остальные отпускники по телеграммам, оплаченным ими же.
В то бурное время окончательно разрушалась колониальная система владений капиталистических государств. Под боком США, можно сказать, на самом глазу их видения шаблона политического развития мира рождалось новое социалистическое государство Куба. В том, что оно в противостоянии с США выстояло благодаря воле девятимиллионного населения во главе с Ф. Кастро, не менее важную роль сыграл Н.С. Хрущёв.
Со всей взвешенной решительностью расчётливого и опытного руководителя государства, он бросил всю мощь Советской державы на защиту маленькой Кубы. «Родина или смерть!» — провозгласили кубинцы и при мощной поддержке СССР победили.
Вот и сейчас атомоход «К-55» являясь частицей этой мощи, загружал оружие, продовольствие и другие запасы для того, чтобы выйти в море и стать весомым аргументом в противостоянии, которое в дальнейшем разразится под именем «Карибский кризис».
Антон вместе со всем экипажем включился в работу и перед короткими часами сна смотрел на фотографию своей юной жены. Он засыпал, как убитый — на мечты времени не хватало совсем. Несмотря на напряжённую интенсивность и занятость делами, в целом служба у Антона вроде бы то ладилась и с множеством её обязанностей он справлялся успешно. Однако, как в песне поётся: «Однажды их вызвал к себе командир…»
— Липовецкий, что там за конфликт у вас возник по линии особого отдела? — задал неожиданный вопрос Сберев.
— Понятия не имею о чём идёт речь, товарищ командир, — вполне искренне ответил Антон.
— Если честно, то у меня к вам претензий по службе нет. Даже наоборот. Но работник КГБ капитан Ущербный, курирующий экипаж, требует отправить вас к нему для дачи пояснений по поводу какого-то письма и хранению секретных документов в казарме под подушкой. Так что идите к нему на беседу в казарму. О результате доложите мне, — закончил разговор командир.
С капитаном Ущербным Антон встречался один раз: вместе искали немецкую гранату перед приездом Н.С. Хрущёва. Тогда это был задёрганный службой офицер.
— У каждого свои заботы, — подумал Антон, поругивая себя за недоброжелательное отношение к клану КГБистов вообще. Ведь и среди них должны быть честные и порядочные люди. Однако теперь перед Антоном сидел переполненный важности чинуша, который перебирал в руках исписанный лист бумаги. Это было то самое письмо, которое Липовецкий несколько месяцев назад написал Светлане. Припоминается, что он попросил Веселова опустить его в почтовый ящик в городе Мурманске.
Антон молчал. Он вспомнил, что в письме сообщал о своей службе на атомных кораблях.
Это военная «тайна», о которой знают все жёны подводников. Только круглый дурак может за эти познания привлекать их мужей к ответственности.
— Дело даже не в ответственности, — подумал Антон, — неужели Веселов отдал письмо в особый отдел?!
— Нет! Быть этого не может. Тогда что: военная цезура существует даже в городе Мурманске? Иначе, как письмо попало в руки этого идола, возомнившего себя не менее божества земного. До чего же на душе противно, когда государство разрешает грязными руками вот таких служак трогать самые тайные и интимные святыни людей. Людей, которые за государственные интересы своей страны готовы драться насмерть.
Антон молчал. Молчал он и тогда, когда Ущербный «обрисовал» перечень нарушений, допущенных Липовецким при переносе и хранении секретных документов в казарме.
— Пишите объяснительные записки по каждому из этих нарушений, — закончил особист.
— Вам нужно, вы и пишите, а я писать ничего не стану! — сказал Антон, — небось у вас и так бумаг от осведомителей полно. От меня вы их не дождётесь.
— Ах так! Тогда с вами будет разбираться партийная организация и ваш командир, — пообещал Ущербный.
— Зря! — сказал Сберев, выслушав доклад Липовецкого, — зря. Поймите, теперь наказание вам обеспечено. Здесь даже я бессилен. А впрочем, ничего страшного, до очередного воинского звания служить вам больше года, так что снять «фитили» хорошей службой время есть.
Действительно, схлопотал Антон по «строгачу» и по партийной, и по строевой линии. На душе у него было тошно и сейчас, и тогда, когда слушал упрёки некоторых сослуживцев, выступивших на партийном собрании. Особенно старался «заклеймить» проступок «попытки разглашения военной тайны» лейтенант Селищев. Замполит Аристарх «старался» по долгу службы. Командир сказал, что нужно быть осмотрительным, думать о себе и подобных вещей больше не допускать. Николай Веселов молчал. Володя Разуваев прятал глаза и делал вид, что он тут ни при чём.
Никто даже намёком не упомянул, что должен же быть разумный предел этой дурацкой всеобъемлющей секретности. Никто не сказал, что завтра же нужно будет проводить спецподготовку и все эти мелкие нарушения с «секретами» будут вынужденно повторятся. Ибо: чемоданов для переноски секретных документов нет, учебных классов нет, сейфов в казармах нет — денег для их приобретения нет и не предусмотрено.