— Как вы быстро позавтракали! — как ни в чем не бывало приветливо заулыбался кореец. — Скучно что-то! Но ничего: через полчаса будем в Хаката.

«Ну и хамелеон! Видно, опытная бестия!» — подумал Сайдзё. Он, разумеется, не сомневался, что этот человек не дорожный вор.

— Так скоро? А вы не знаете там района Исидогава? — спросил Сайдзё.

— Знаю. Там тоже живет много корейцев, особенно между мостами Эбису и Тиё. У них там бараки на сваях.

В 11 часов 20 минут, точно по расписанию, экспресс прибыл в Хаката. Сайдзё на вокзальной площади сразу же взял такси. Он попросил шофера ехать как можно медленнее, ему хотелось проверить, не увязался ли по его следу «боксер». Подозрительный тип! Но неужели ему известна цель его поездки? Тогда кто же он? Но кто бы он ни был, такой «хвост» Сайдзё не устраивал. Если этот тип увяжется за ним, он может все испортить. Однако вопреки ожиданию слежки за собой Сайдзё не обнаружил.

Было еще тепло, но чувствовалось, что душное южное лето уже на исходе. У моста Тиё Сайдзё остановил такси. В этом месте Исидо несет свои мутные воды прямо в Хакатский залив. По берегам в этом месте тянутся здания пароходных компаний, конторы по морским перевозкам, различные склады. Значит, где-то совсем близко и гавань.

За широкой улицей, по которой ходит трамвай, вверх тянется лабиринт узких улочек, застроенных разной величины домишками. Позади этого столпотворения крыш и кровелек, близ берега, наверно, и торчат те бараки на сваях…

Сайдзё направился по улице, змеей извивавшейся вдоль реки. Ему сразу бросилась в глаза большая вывеска: «Туристская компания „Корея“», висевшая на трехэтажном деревянном доме — самом высоком здании на этой улице. Он остановился у закрытых дверей погруженного в безмолвие дома и огляделся. Улица была еще более неприглядной, чем окраинные улочки в Осака. Низенькие, темные, похожие на сарайчики лавчонки и закусочные. По улице проходили мужчины, похожие на матросов, женщины с детьми за спиной у самой поясницы, как носят детей кореянки. По взглядам, которые прохожие бросали на Сайдзё, чувствовалось, что в нем они видят чужого. Сайдзё бросил взгляд на табачную лавку, затем на мастерскую по ремонту велосипедов, что находились на противоположной стороне. Вот так, осматривая каждый домишко, он и будет отыскивать контору «Кёкай», о которой ему было лишь известно, что она якобы находится где-то недалеко от моста Тиё. Но вот он прошел уже домов пятнадцать, а конторы все не было. Видимо, эта контора находится на какой-то другой улочке. Он уже повернул было назад, но, увидев японскую галантерейную лавку, решил зайти порасспросить своих. Кстати, ему вспомнилось, что Кэйко Такано имела дело с парфюмерными товарами.

— Вы сказали «Кёкай»? — удивленно переспросила молоденькая продавщица.

— Да. Это какая-то корпорация разъездных торговцев, — пояснил Сайдзё.

Девушка повернулась к двери, которая вела во внутреннее помещение, и кого-то позвала. В дверях появилась женщина, очевидно мать девушки, она на ходу вытирала руки подолом фартука: ее, видно, оторвали от стряпни. Подозрительно взглянув на Сайдзё, она сказала:

— Хм! «Кёкай»? Нет, о такой конторе я что-то не слышала.

— Значит, и поблизости нет такой конторы?

— Нет. Но многих разъездных торговцев мы сами хорошо знаем. Они у нас часто бывают.

— В таком случае вы, наверно, знаете и Кэйко Такано? Не заходила ли она к вам неделю назад?

— Кэйко-сан? Как же, была, была.

— Это правда? — оживился Сайдзё. Наконец-то ему повезло. Как это он удачно выбрал улицу и зашел именно сюда. Японка, живущая среди корейцев! Вряд ли можно найти более надежный источник информации! — А скажите, с ней не заходили еще двое: молодой мужчина и девушка?

— Видите ли, Кэйко-сан не занимается оптовой торговлей. Она привозит лишь небольшие партии новинок. Но на этот раз для меня у нее ничего интересного не было, и она зашла ко мне просто так, навестить.

— Значит, с ней не было спутников?

— Нет.

— Мама, — вмешалась тут в разговор девушка, — а ведь Кэйко-сан, кажется, говорила, что у нее на этот раз много товара и ее сопровождают двое молодых людей.

— Это, кажется, она действительно говорила, — подтвердила мать.

— Вот как? А куда она собиралась ехать отсюда? — У Сайдзё невольно радостно засветились глаза.

— Она, как всегда, поехала на Цусиму. Там она, вероятно, пробудет до конца месяца.

— На Цусиму! — воскликнул Сайдзё. — Как же мне ее там разыскать?

— В Идзухара, в гостинице «Ивахимэ Кан». Там останавливаются все разъездные торговцы.

— Здесь одни только цифры? — поднимая на Сайдзё удивленные глаза, проговорил телеграфист в почтовом отделении на станции Хаката.

— Ну и что же? Разве такую телеграмму отправить нельзя? Это коммерческий код, — сказал Сайдзё.

— Да нет, можно, конечно…

— В последнее время развелось много коммерческих шпионов. Вот и приходится прибегать к коду, — улыбаясь, пояснял Сайдзё. — Иначе от них не укроешься! — Сайдзё казался веселым, но на самом деле он был крайне раздражен и взволнован.

С виду несложный шифр в действительности представлял собой основанный на принципе подстановки код, ключ к которому не так-то просто было отыскать. Как было условлено, телеграмму он закодировал по еженедельнику «Сюкан тёрю» за последнюю неделю. Журнальный текст был использован со страницы, номер которой совпадал с числом посылки телеграммы. Цифры кода последовательно обозначали абзац, строку и взятую букву. Таким образом, хотя телеграмма была не такой уж большой, цифр набралось несколько строк. Уже одно это вызывало у Сайдзё досаду.

Неожиданное и маловероятное предположение, высказанное шефом как бы в шутку, приобретало вдруг черты реальности. Если Хаката принять за вершину воображаемого равнобедренного треугольника, обращенного к северу, то одна из сторон этого треугольника будет явно нацелена на Цусиму. Но какое значение в таком случае имеет вторая вершина — Симоносеки? Означает ли она, что находящийся там Чхим Йоль тоже отправится, как и Сайдзё, искать беглецов на Цусиму? Если да, то какую траекторию он себе начертит? Вывеска «Туристская компания, Корея“», которую Сайдзё видел у моста Тиё, была теперь для него больше чем намеком. Она неотступно стояла перед его глазами.

Словно преследуемый кем-то, Сайдзё помчался на пристань. «Цусима! Цусима! Цусима!» Ему казалось, что это слово отстукивает сердце, что в ушах раздается чей-то призывный голос. Почтово-пассажирский пароход, курсировавший между Кюсю и Цусимой, делал ежедневно только один рейс. Пароход отправлялся из Хаката в 8 часов 30 минут утра. Следовательно, нужно торчать здесь еще почти сутки. А потом целых восемь часов плыть по известному своим неспокойным нравом морю Гэнкай. Зато до корейского порта Пусан с островов Цусима можно доплыть даже на небыстроходном рыбачьем суденышке за каких-нибудь три часа. А в Японии эти острова считались далеким, глухим краем.

Сайдзё вышел на людную улицу, носившую громкое название Гион-мати[10]. В действительности же это была жалкая узкая улица с ветхими полинявшими домами. Сайдзё замедлил шаг у небольшого бара, из открытых дверей которого на него пахнуло спертым пыльным воздухом. Бар, по-видимому, только что был открыт. У входа стояла молодая девушка, по всей вероятности служившая здесь. Она искоса взглянула на Сайдзё и улыбнулась. Он кивнул ей, и они вместе вошли в заведение. Подойдя к стойке, Сайдзё сказал:

— Ты очень похожа на одну девушку, которую я разыскиваю.

— Правда? Вот интересно-то! А вы откуда приехали?

— Из Токио.

— Ого! А как зовут ту девушку?

— Ясума Канако.

— Ясума Канако?.. Нет, такую не знаю. Странное немножко у нее имя.

В речи девушки чувствовался местный диалект, но она очень хотела казаться образованной и воспитанной. Своей красивой внешностью и глуповато-невинным видом она действительно напоминала Канако, которую Сайдзё видел всего лишь один раз. Правда, в последнее время он изучал ее на десятках фотографий, и теперь ее образ был словно выжжен в его голове. Сайдзё угостил девушку фруктовым соком, а себе заказал виски с содовой. Он подряд выпил пять или шесть небольших рюмок.