«В дебри не забирайся». Что это значит? Сайдзё вышел из кабинета, без конца повторяя про себя эти слова.

В дверях он столкнулся с каким-то стариком корейцем. Несмотря на преклонный возраст, тот держался еще довольно прямо и шагал твердо и уверенно. Его присутствие в этих засекреченных комнатах, куда посторонние почти не допускались, казалось странным.

— Как зовут этого старика?.. — спросил Сайдзё у директора бюро Амати с таким видом, будто эта фамилия только что выскочила у него из головы.

— Разве ты с ним еще не встречался? Это же Цой Пхиль Сон — дядя фабриканта Цоя. Он приехал из Сеула и живет в гостинице «Тото».

Глава вторая

Охотники пролива

Станция Симоносеки. 9 часов 59 минут утра. От платформы отходит дополнительный экспресс Токио — Хаката. И вот уже черные багажные вагоны проносятся мимо продуктовых палаток и неподвижно стоящих станционных служащих, провожающих поезд. В стороне остается лес мачт на судах, и поезд мчится все дальше под хмурым, дождливым небом вдоль мутного ржавого моря.

Сайдзё, ехавший в вагоне второго класса, вслушивался в несмолкающий рокот волн. Потому ли, что экспресс этот был дополнительный, или по другой причине, но колеса вагонов стучали, как в обыкновенном скором поезде, да и трясло тут так же, как там. Особенно раздражал и не давал уснуть шум от вентилятора. Сайдзё не выспался, голова у него была тяжелая, а тут еще ему все время слышались какие-то странные крики.

Чхим Йоль сейчас укрылся где-то в этом угрюмом портовом городе. На платформе Сайдзё видел стоявших кучкой несколько корейцев. Сразу же вспомнился Чхим Йоль, и теперь мысль о нем не давала покоя. Это было похоже на зубную боль. Зачем он здесь, этот нелегально проживающий в стране эмигрант, которому на каждом шагу угрожает арест? По личным делам? Нет, это исключено.

Тридцатого сентября… По словам того шалопая, на вокзале в Токио Чхим Йоль несколько раз называл эту дату. Если Чхим Йоль ведет розыски Ли Кан Мана, то, возможно, он опередил Чон Су Капа и уверен, что сможет поймать сбежавшего до тридцатого сентября. Может быть, как раз об этом у них тогда и шла речь? Разумеется, цель этой охоты — пятнадцать миллионов иен, которыми завладели Ли Кан Ман и Канако.

Поезд въехал в Каммонский подводный туннель. За окнами выросли черные стены. Сайдзё сомкнул веки. Открылась дверь, и из тамбура в вагон вошло несколько пассажиров, севших, по-видимому, еще в Симоносеки. Один из них занял место против Сайдзё.

Поезд уже прошел туннель и подходил к станции Модзи. Открыв глаза, Сайдзё оцепенел от удивления. Человек с красным лицом, который сидел напротив него и, повернувшись к окну, рассматривал станцию, был, несомненно, кореец. Искривленный и приплюснутый нос, какие встречаются у боксеров, придавал его лицу свирепое выражение. Но когда он повернулся к Сайдзё, оказалось, что у него довольно приветливое лицо не то приказчика, не то коммивояжера. Лишь небольшое лукавство, свойственное людям этой профессии, светилось в его глазах.

— Вы едете из Токио? — спросил он Сайдзё.

— Да.

— Должно быть, устали?

Говорил он с сильным корейским акцентом.

— Конечно. Целых шестнадцать часов в пути! — ворчливо ответил Сайдзё.

— А далеко едете?

— Пока в Хаката. А вы куда?

— Тоже в Хаката. По торговым делам. Всегда с удовольствием езжу туда. Хорошие там женщины, нежные, умеют любить. А здесь вот плохо, много бродяг и всякого пришлого народа… — Кореец презрительно кивнул подбородком в сторону окна, за которым проплывал черный от копоти город.

Сайдзё усмехнулся. Нервы, что ли, стали шалить? Если это действительно кореец, то… Его вдруг словно ударило электрическим током. Да нет, чепуха! Простая подозрительность, вошедшая уже в привычку.

— Значит, плохо, что много пришлых? — сказал он, еще раз взглянув на соседа.

— Ну да. Тут много пришлых корейцев. Но я совсем другое. Я уже тридцать лет живу в Симоносеки, на Бакане, — выпячивая грудь, самодовольно заявил кореец. — Вы знаете там район Хигасиоцубо? Не знаете? А Нагато-Нитё? Тоже не знаете? Хигасиоцубо — это корейский район. Там даже тюрьма есть. В ущелье, где раньше была свалка, стоит множество старых домов под цинковыми крышами. А на Нагато-Нитё находится корейский рынок. Только это грязные и вонючие места… И работа там грязная и вонючая. Когда шла война, люди там мерли как мухи. Трупы валялись прямо на улицах. Я сам это видел. Но есть там и хорошие вещи. Корейские свадьбы и похороны у нас там пышнее, чем на родине. И кухня у корейцев хорошая, и товары дешевые. Радио, телевизоры, фотоаппараты, одежду, даже автомобили и всякие новинки можно купить там за полцены. Обязательно побывайте там.

— Как-нибудь побываю.

— Да вот будете ехать обратно и заезжайте. Найдите меня, я вам там все покажу. А вы по какому делу направляетесь?

— Я сотрудник газеты и еду в служебную командировку, — ответил Сайдзё, снова внимательно разглядывая соседа. Внезапно ему пришла в голову мысль «проговориться» насчет цели своей поездки, и он добавил:

— Пропал без вести один человек, вот об этом нужно достать материал. Еду на розыски, да вряд ли чего добьюсь.

— А этот человек не кореец? А то, может, я бы мог вам помочь?

— Нет, это японец, — ответил Сайдзё.

— А мне почему-то показалось, что вы имеете дело с корейцами. Да не кореец ли вы сами-то? И лицом похожи… Неужели я ошибся?

— Странное предположение! — Сайдзё смущенно улыбнулся. Ему вспомнился парень, с которым он имел дело в Осака на вокзале. Здесь тоже много корейцев — не меньше, чем в Осака. Разобраться в их среде трудно. Это все равно что блуждать по лабиринту. Конечно же, ему понадобится «проводник». А этот «боксер», пожалуй, для такой роли подойдет, хоть, видно, и плут. Надо только в руках держать…

Кореец подался вперед и, понизив голос, сказал:

— Среди корейцев есть очень плохие люди…

— Вы кого имеете в виду?

— Этих северных лазутчиков, которые действуют против Юга.

— Лазутчиков? Какое старое слово вы употребляете. Однако, если они и есть в Японии, как их передашь в руки южнокорейских властей?

— Очень просто. Они же нелегально приехали в Японию и ведут здесь работу по объединению Южной и Северной Кореи. Так что стоит лишь сообщить японской полиции, и все будет в порядке. Японская полиция обязательно отошлет их в Южную Корею. А там с ними не церемонятся. Ведь они нелегально покинули страну, а за нелегальный выезд дают минимум три года. Когда же попадается крупная «рыба», ей по закону об охране государственной безопасности прямой путь на виселицу. Это уж непременно.

— Значит, среди вас есть и такие, кто выдает своих соотечественников и посылает их на виселицу. Ведь это же предательство!

— Этому есть и другое название — сотрудничество с военной революцией, помощь в строительстве корейского государства.

— Так, по-вашему, это патриотический поступок?

— Да. Именно так поступают патриоты.

— Что-то от таких патриотов дурно пахнет, — сказал Сайдзё, зевая и поднимаясь с места. — Извините, я еще не завтракал, пойду в вагон-ресторан, перекушу.

Но в ресторане он заказал только чашечку кофе. За окнами проплывало все такое же пасмурное, задымленное небо, но пейзаж изменился: экспресс мчался теперь среди полей и садов. Выпив в два глотка кофе, Сайдзё почти бегом вернулся назад. Не доходя до своего отделения, он остановился и стал осматриваться с видом человека, забывшего, где его место.

В проходе вагона к оконным рамам вверху приделаны небольшие прямоугольные зеркальца. Это сделано не только для удобства пассажиров, зеркальца расположены так, что проводники вагонов, проходя мимо, видят все, что происходит в отделениях. Сайдзё посмотрел в зеркальце, висевшее напротив наискосок. «Боксер» не спеша закрывал его дорожную сумку. Это была небольшая сумка, какими обычно пользуются пассажиры самолетов. Задернув молнию, «боксер» встал на нижнее сиденье и закинул сумку на багажную полку. В зеркальце промелькнула разочарованная — столько провозился, и зря! — физиономия. Сайдзё достал сигареты и с незажженной сигаретой в зубах вошел в отделение.