Куросима вскочил и стал осматривать стеллажи с казенным имуществом. В картонной коробке он обнаружил штук пять или шесть ножей. Он тщательно осмотрел каждый. Следов мыла ни на одном не было. Впрочем, Соратани мог обтереть нож носовым платком. Держа нож в руках, движимый непонятным ему самому побуждением, Куросима присел на корточки. Перед ним лежали два целых, нетронутых куска мыла. Лишь на одном была чуть заметная трещинка. Куросима воткнул острие ножа в этот кусок.

Мыло оказалось на редкость твердым. Нож отскочил от фабричной марки «999». Не мыло, а брусок цемента! Куросима обливался потом. Прошло минут семь, а он едва добрался до середины. Соратани, по-видимому, исследовал только один кусок, просто потому, что у него не хватало времени. Работа оказалась слишком трудоемкой, и он испугался, что его кто-нибудь застанет за этим занятием. Куросима удвоил усилия. Десять минут ушло у него на то, чтобы распилить проклятый кусок засохшего мыла пополам. Но и в этом куске ничего не оказалось. Со вторым куском он провозился пять минут. Результат был тот же.

«Ни черта», — безнадежно махнул рукой обессилевший Куросима и криво усмехнулся. Дурацкая фантазия! Зря только потратил столько сил. Хоть в пену его смыль, и то наверняка ничего не найдешь.

Когда Куросима вернулся в приемную, Фусако там уже не было. Возле дремавшего на стуле Фукуо Омуры скучал охранник.

— Она вспомнила про срочное дело и убежала, сказала, что еще раз придет, — пояснил охранник.

— Она ничего не просила мне передать?

— Нет, только привет.

Куросима взглянул на часы. В общей сложности он провел на складе двадцать восемь минут. По-видимому, и сегодняшнее ее свидание с Фукуо кончилось ничем. Это он и предполагал, и все же ему было жаль Фусако, так цеплявшуюся за надежду.

— Ну и беспечный малый! — проговорил охранник, давая легкий подзатыльник похрапывающему на стуле Омуре. Но тот не просыпался и сидел, свесив до пола длинные руки, напоминая гориллу, мирно дремавшую на дереве в джунглях.

— Либо беспечный малый, либо искуснейший актер, — отозвался Куросима.

— Вы что-то сказали?

— Нет, ничего. Покараульте еще немного. Я зайду к начальнику. Там у него дожидается еще один посетитель.

Куросима направился к двери, но охранник остановил его:

— Это тот, что в мундире? С золотыми штуками? Так он уже ушел.

— Ушел?

— Да. Пришел сюда, а тут женщина. Заворчал, схватил чемодан, пошел в бюро пропусков, переоделся в пиджак… А за ним и она, будто вдогонку.

— Вдогонку?

— Да вроде бы.

— А когда они ушли? — невольно тоном следователя спросил Куросима.

— Да минут десять назад. Они еще, наверно, на станции электрички.

Фусако, конечно, могла вспомнить и про какое-то срочное дело, но могла и побежать вдогонку за Тангэ. Это на нее похоже. Когда Тангэ при упоминании загадочного слова «жар» усмехнулся с таким видом, что ему, мол, все ясно, на ее лице отразилась решимость во что бы то ни стало заставить его раскрыть карты. Но зачем за ним бежать? Внезапно Куросиме пришло на ум профессиональное словечко «слежка». Но оно как-то не вязалось с образом Фусако.

— Отведи, пожалуйста, Омуру в первый корпус, — попросил Куросима охранника и быстро вышел.

Перед лагерем простирался голый, без единого деревца, двор. Здесь же была автомобильная стоянка. За двором начиналось заводское шоссе, над которым в ветреную погоду клубилась белая пыль. Чуть подальше высился перекинутый через канал Камосаки арочный мост, а сразу за ним небольшой муниципальный причал. Рядом с причалом находилась станция частной электрички, проходившей через новый промышленный район.

Как раз и тог момент, когда Куросима приблизился к станции, состав электрички из трех грязновато-оранжевых вагонов проезжал через переезд заводского шоссе. Куросима остановился у шлагбаума. Во втором вагоне он увидел Тангэ в белом полосатом пиджаке. В третьем, последнем вагоне показалась фигура Фусако в шелковом платье. Разыскивая свободное место, она проходила мимо служебного купе. В следующую секунду поезд тронулся. «Не иначе как она и в самом деле установила за ним слежку», — подумал Куросима. Шлагбаум поднялся, и мимо Куросимы в облаке пыли прогромыхала восьмитонка. Некоторое время он за пылью ничего не видел.

— Эй! Послушайте! — раздался чей-то голос.

Хотя шлагбаум был поднят, у переезда напротив все еще стоял большой автомобиль иностранной марки. Человек за рулем в гавайской рубашке, похожий на американского японца, делал рукой какие-то знаки. Куросима был в форме и подумал, что тот принимает его за городского полицейского. Он подошел к машине.

— Кто-нибудь сбежал? — спросил шофер.

— Сбежал? — Неожиданный вопрос насторожил Куросиму, и он уставился на квадратное лицо жевавшего резинку шофера.

— Вы ведь из иммиграционной полиции? Наверное, кого-то ловите?

— Да нет, никто не сбежал, — небрежно бросил Куросима. Этот большой автомобиль он, кажется, видел на автомобильной^{2} стоянке у лагеря. Скорее всего это служащий какого-нибудь пароходного агентства привозил передачу опоздавшему к отплытию и находящемуся в лагере матросу. — У нас еще не было ни одного побега.

— Ни одного побега? — с расстановкой произнес шофер, перестав жевать резинку и скорчив странную мину. Затем он сверкнул глазами в сторону уходившей вдаль электрички, произнес «о’кэй!» и, помахав на прощание, тронул машину.

Огромная иностранная машина, словно хвалясь своим техническим совершенством, двинулась с места, едва он нажал на стартер, проскочила через переезд и тотчас скрылась. Куросиму обдало газом и пылью. Неприятный осадок остался у него и на душе от разговора с этим американским японцем.

Вернувшись в лагерь, он на всякий случай заглянул в бюро пропусков и спросил, не приезжал ли кто с передачей для заключенных из пароходного агентства.

Нет, сегодня никого не было, — ответил средних лет вахтер.

— А малый в гавайской рубашке, похожий на японца из Америки, ни к кому тут не приезжал?

— Да, был такой. Приезжал на прием к начальнику.

— К начальнику?

— Да. Как только я по телефону назвал его, начальник приказал сразу же пропустить.

— Как его фамилия?

— Вроде бы Дэв Ока.

— Дэв Ока? А что, он был по личному или по служебному делу?

— Вы лучше справьтесь у самого начальника, — недовольно ответил вахтер.

Справедливо. Ведь не станет же вахтер спрашивать начальника лагеря, по какому вопросу он кого принимает! Если этот Дэв Ока, случайно сболтнувший о «побеге», имея в виду не то Тангэ, не то Фусако, приезжал сюда по делу, связанному с Фукуо Омурой, то начальник лагеря, естественно, проинформирует об этом Итинари, а тот сообщит Куросиме и даст ему нужные указания.

А не следил ли этот человек за Фусако, которая увязалась за Тангэ? Нет, нелепая фантазия. Куросима напрягал память, но никак не мог ясно вспомнить, была ли машина Дэва Оки на автомобильной стоянке возле лагеря в тот момент, когда он выходил из ворот. Отчетливо он помнил одно: из окна приемной он видел сверкавший на солнце черный корпус машины.

«Что-то нервы стали пошаливать», — качая головой, пробормотал Куросима. Дикие фантазии лезут в голову. И все из-за этого запутанного дела. Остается одно: выяснить, наконец, кто же такой этот Фукуо Омура.

Начальник отделения встретил Куросиму с кислой миной.

— Ты где это пропадаешь?

— Я снова пересмотрел вещи Омуры.

— А ведь те двое, что приходили сегодня, вместе ушли.

— Да, мне сказали.

— И все безрезультатно. Пожалуй, зря они сюда ходят. — Выражение лица у Итинари смягчилось. — Может, и в самом деле лучше отдать его на попечение хозяйке китайской харчевни?

— Неплохой вариант. На худой конец можно и так. Но, по-моему, лучше подождать еще несколько дней.