— Вы либо  пытаетесь установить связь с Фукуо Омурой, либо хотите что-то у него выведать, не так ли? Ведь ничего иного предположить нельзя.

— Но почему вы не хотите поверить, что он мой брат?

— Неужели вы все еще рассчитываете поймать меня на эту удочку? — весело рассмеялся Куросима. — Присвоив себе  фамилию Омура, вы решили обмануть меня, чтобы получить к нему доступ, и думаете, что я не разгадал вашей хитрости. Лишившись памяти, Омура забыл и свою настоящую фамилию, а эту ему скорее всего навязал сопровождавший его человек. Позавчера у психиатра я в этом  окончательно убедился. А вы твердите, что он ваш брат. Какие у вас доказательства? Никаких! И вы не случайно называете его не Фукуо, а Кадзуо. Вы решили оставить лазейку для отступления. Стараясь выиграть время, вы тайком от меня продолжали секретные действия…

— Если вы имеете в виду посещение господина Тангэ, то все очень просто. Я усомнилась в том, что он действительно считает Омуру своим бывшим подчиненным подпоручиком Угаи, и решила это проверить.

— То  есть вы хотите сказать, что вы делали то же самое, что и я?..

— Да. Возможно, господин Тангэ вначале и подумал, что Омура — подпоручик Угаи. Но это было для него не столь важно. Прежде всего ему хотелось выпытать у него новейшие данные о положении в Лаосе. Но и это не главное. Считая Омуру бывшим военнослужащим японской армии, он хотел проверить, нельзя ли его использовать. Ведь господин Тангэ в своих кругах известен не столько как разведчик, сколько как вербовщик?

— Вербовщик?.. Вы хотите сказать, что он подыскивает и вербует шпионов?

Куросима слышал о такого рода вербовочных пунктах. Они делали ставку, главным образом, на репатриантов. Омура как человек без подданства тем более мог показаться подходящим кандидатом. А если он уже был чьим-то шпионом, можно было рассчитывать его перевербовать.

Однако Куросиме до сих пор в голову не приходило, что бывший офицер разведки Ундзо Тангэ занимается сейчас такой деятельностью Он считал его просто бездарным руководителем одного из дочерних предприятий Особого разведывательного  бюро при кабинете министров и в душе подсмеивался над ним. Значит, и золотые аксельбанты штабного офицера, и высокопарная речь, которую он произнес тогда перед Омурой, и зловещая атмосфера так называемой исследовательской лаборатории — все эти аксессуары служили темной цели: вербовать шпионов? Изумленный Куросима некоторое время молчал. Его удивлял не столько сам факт темной деятельности Тангэ, сколько то, что Фусако все это было известно. Желая восстановить свое превосходство над ней, он сказал:

— А вот Тангэ, например, утверждает, что вы коминтерновская шпионка.

— Ну, а если и так?.. — как бы дразня его, спросила Фусако и вдруг оглянулась.

В кафе вошли двое в белых рубашках с отложными воротниками, с виду похожие на мелких служащих.

— Вы, я вижу, зорко следите за тем, что происходит у вас за спиной, — засмеялся Куросима.

— Тише, — приложив палец к губам, прошептала Фусако и затем продолжала: — А если даже так, что вы мне сделаете? Вы ведь чиновник иммиграционной полиции и к таким делам отношения не имеете.

— Это как сказать, — тоже понизил голос Куросима. — Все зависит от ваших действий в отношении Фукуо Омуры. В нужных случаях мы имеем право проводить и формальное следствие. Понятно? Послушайте, давайте начистоту. Вам ничего не известно о тайне Омуры. И вы хотите ее узнать. Верно?

— С чего вы взяли?

— Собственно, даже не вы сами хотите узнать эту тайну, а организация, стоящая за вашей спиной. — Не давая ей отвертеться, Куросима все наступал, тщательно подбирая слова. — Вы со своими друзьями разнюхиваете все, что касается не только Тангэ, но и Намиэ Лю из Иокогамы. Ведь правда? Это вы, прибегнув к хитрости, пригласили их позавчера в лагерь? Мужчина, который назвался моим именем и позвонил им по телефону, был человек из вашей организации. Ничего не скажешь, довольно смело… Как вы и надеялись, я сообщил о результатах психиатрической экспертизы и даже о намерении побывать сегодня у антрополога, а вы собственными глазами увидели их реакцию. Тонко рассчитано. Как и ваше посещение лаборатории Тангэ на другой день после того, как вы его выследили. Каждый ваш шаг заранее предусмотрен и запланирован. Вы явно действуете по чьему-то указанию. За вашей спиной наверняка организация.

Лицо ее все больше бледнело. Куросиме, который смотрел на нее сквозь облачко табачного дыма, показалось, что она сразу осунулась и подурнела.

Она прикусила верхнюю губу, видно решив не отвечать. Но вот ее губы зашевелились, и со своим неизменным упорством она выговорила:

— Пусть будет так. Но вы ничего не знаете…

— Ничего, сейчас узнаю, — весело возразил Куросима, взглянув на часы. С тех пор как они вышли из кабинета Сомия, в общей сложности прошло два с половиной часа. — У вас в запасе всего тридцать минут, — с усмешкой продолжал Куросима. — Через тридцать минут, вероятно, станет известно, японец Омура или китаец. Если он окажется китайцем, ложь ваша станет совершенно очевидной.

— А если японцем?..

— А если японцем, вы тоже ничего не выиграете. Мы не сможем ни держать его больше в лагере, ни принудительно выслать за границу как лицо, нарушившее закон о въезде в страну… Тогда мы его поместим в психиатрическую лечебницу, и там, в полной изоляции, он, возможно, постепенно вспомнит прошлое. — Фусако промолчала, а Куросима вдруг строго спросил: — Ну, а если он японец, вам-то что?

И он неожиданно протянул руку через столик и схватил лежавшую у нее на коленях белую кожаную сумочку.

Молодые люди, похожие на мелких служащих, тут же обернулись и уставились на Куросиму. «Что за наглый тип!» — как бы говорил их взгляд. Заслоняя от них Куросиму, Фусако привстала и умоляюще прошептала:

— Ну зачем вы… прошу вас, отдайте!

Не отвечая, Куросима открыл сумку. Впервые в жизни он позволил себе подобную грубость по отношению к женщине. Только из-за уверенности, что в сумке хранится кое-что важное для выяснения дела. В сумке лежали губная помада, пудра, флакончик духов, а под ними, в белом носовом платке, что-то твердое.

Отвернув концы платка, он увидел гладкий вороненый корпус небольшого дамского кольта.

— Так и есть!.. Помните, как вы у нас в приемной уронили сумочку и я ее поднял? Она тогда мне показалась тяжеловатой, и я уже с тех пор подозревал!

Фусако молчала. Она, казалось, вот-вот заплачет.

— Не беспокойтесь, я верну вам ваше добро. Но неужели вы считаете, что эта штука может вам пригодиться! Лучше и не думайте об этом.

Отдавая ей сумочку, Куросима прикоснулся пальцами к ее гладким, холеным рукам. Руки были холодные. Холоднее, чем корпус пистолета.

Весь путь от кафе до университетского двора они прошли молча. Когда показалось увитое диким виноградом пятиэтажное здание естественного факультета, первой нарушила молчание Фусако.

— Вы не находите, что мы похожи на ссорящихся любовников? — улыбнулась она.

Хмыкнув в ответ, Куросима остановился. Фусако остановилась тоже. В этом месте от панели вдоль университетского двора начиналась боковая дорожка через сад — кратчайший путь к зданию естественного факультета. Вокруг росли тенистые хвойные деревья. Легкий ветерок, дававший прохладу, играл мягкими рыжеватыми волосами Фусако.

— В самом деле? — наклоняясь к ней и заглядывая ей в глаза, спросил Куросима.

— Да.

— Любопытные у пас с вами складываются взаимоотношения.

— Вы с головой ушли в работу и больше ничего не замечаете, — сказала Фусако, щуря большие глаза, как от яркого солнца.

— Так говорят все мои противники, — сказал Куросима. — Но противники нередко и сотрудничают друг с другом!

Вдруг он обнял Фусако и прижался губами к ее губам. Это не был податливый, влажный и сладкий поцелуй кореянки, которую он безумно ласкал три месяца назад. Поцелуй Фусако отдавал горечью незрелого плода.

Но когда Фусако заговорила, он подумал, что сцена эта очень похожа на начало связи с кореянкой в ту памятную ночь. И ту и другую обстоятельства толкнули в его объятия. Сейчас он лишь поиграл с Фусако. Но все говорит за то, что рано или поздно она будет принадлежать ему. Он почувствовал, что даже одна эта игра доставляет ему несказанное удовольствие.