Когда Альбер, оглядываясь и посылая Анне воздушные поцелуи, вернулся в дом, она, что было сил, бросилась в беседку у фонтана и сразу попала в объятия Владимира.

— Как ты оказалась здесь? — шепотом спросил он, едва насладившись первыми объятиями и долгим поцелуем. Но только Анна собралась ответить ему, как услышала: — Зачем ты приехала сюда?

— Я? — растерялась она, с удивлением, к которому примешивалась доля ужаса, вглядываясь в его лицо. — Я искала тебя…

— Вот как! — усмехнулся Владимир, и в его глазах промелькнула такая знакомая холодность и отстраненность. — Для чего? Что ты потеряла в этом Богом забытом краю? Когда мне рассказали, что какая-то женщина, похожая на тебя, приходила в тюрьму и расспрашивала обо мне, я не поверил. Я предположил, что это провокация. И вот я вижу тебя — настоящую, и пытаюсь понять, что ты делаешь здесь…

— Я потеряла своего горячо любимого мужа, — тихо сказала Анна и высвободилась из объятий Владимира, — но, похоже, я искала не того человека. А тот, кого нашла, вообще чужой мне…

— Послушай! — прервал ее Владимир. — Мне казалось, мы все решили, и ты приняла мою жертву. И тогда, и сейчас, я убежден — это был единственный выход из той ситуации, в которую я попал в Париже. Или ты полагаешь, что я принимал решение уйти из вашей жизни, руководствуясь какими-то иными соображениями, чем желание защитить свою семью от несправедливых подозрений и коварных наветов? Да вы — первые, о ком я подумал тогда, ты, дети… И где они теперь? Ты и их подвергла смертельной опасности, рискнув взять с собою через океан, или бросила на произвол судьбы в чужой стране? Посмотри мне в глаза, отвечай, Аня, не молчи! Где дети?!

— Они дома, — Анна готова была разрыдаться: она так часто представляла себе этот миг, миг их встречи с Владимиром после долгой разлуки, и вот все случилось, но как!.. Словно ожили химеры болезненных снов и сейчас запугивали ее, выглядывая отовсюду: из-за плеча Корфа и из темного угла беседки.

— Они там, а ты здесь? — Владимир осуждающе покачал головой. — Ты всегда была своенравной и поступала по-своему, но в последние годы мне стало казаться, что этот юношеский максимализм выветрился из твоей прелестной головки, что ты, наконец, стала взрослой женщиной, матерью двоих чудесных детишек. Боже, как я ошибался! Ты даже не представляешь себе, что наделала, чего лишила меня!

— Чего же? — в голосе Анны вдруг послышались жесткие нотки. — Права не принадлежать никому и никому не быть обязанным?

— Ты сошла с ума, Аня! — Владимир даже отшатнулся от нее. — Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Ты лишила меня покоя и надежды. Еще вчера я мечтал как можно быстрее сесть на корабль и отправиться обратно, в Европу, чтобы вернуться к вам. Мысль о том, что вы — одни, и ждете меня, грела и вела вперед. И вот ты здесь, и мне некуда больше спешить, не для кого проявлять чудеса героизма и самоотверженности — ты все уже сделала сама! И, кроме всего прочего, поставила наши жизни под угрозу — теперь я стал вдвое уязвим, и если прежде я боялся только одного — уже никогда не увидеть вас, то сейчас я боюсь, что дети действительно могут остаться сиротами, лишившись одновременно и отца, и матери!

— Вот, значит, какова твоя благодарность! — воскликнула Анна. — Я проделала такой опасный и тяжелый путь, чтобы помочь тебе! Я привезла деньги, чтобы подкупить тех, от кого зависит твоя свобода! Я страдала — от дорожных тягот и сердечной муки, переживая об оставленных мною в Петербурге детях! И я, достигла счастливого завершения своей экспедиции — я нашла тебя, того, кого люблю, отца моих детей! И что я слышу вместо слов радости при встрече? Обвинения в эгоизме и равнодушии!

— Ты так ничего и не поняла, — Владимир сокрушенно пожал плечами, но Анна не дала ему договорить.

— Я все поняла! И все прекрасно понимаю! Мне известна причина твоей жестокости. Это все из-за нее! Из-за той девочки, которая влюбилась в тебя!

— Аня! — Владимир хотел снова обнять ее. — Аня, умоляю, остановись!

— Нет-нет! — Анна уже не могла успокоиться. — Ты больше не обманешь меня! А я-то сочувствовала ей! Но мне даже и в голову не могло прийти, что человек, о котором она говорит, — это ты. Я искренне пыталась убедить ее не жертвовать женихом ради какого-то пирата, даже не догадываясь, кто этот разбойник и убийца!

— Довольно! — повысил голос Владимир. — Я никогда не был разбойником и убийцей, и, если и проливал кровь, то лишь на полях сражений и в честном бою. И кому, как не тебе, знать это! Мне невыносимо слышать от тебя подобные упреки. Мои руки чисты, как и прежде, моя честь не запятнана, мои обязательства перед тобой и детьми не нарушены.

— Неужели?! — недобро усмехнулась Анна, снедаемая ревностью, но Владимир так взглянул на нее, что она тотчас устыдилась своей вспышки недоверия.

— Послушай же! Я никогда не был ангелом, разве что в твоем воображении, но яникого не предавал, и ты не можешь меня в этом обвинять. Все это время я хотел толькоодного — вернуться домой. И когда плыл в ужасных условиях на том корабле, и когдасдерживал этих людей от расправы над своими бывшими тюремщиками, и когда обещал им помочь добраться до Европы. Среди беглецов с «Массалии» я один был по-настоящему сведущ в науках, в том числе, и военной. Я спас их жизни, и они отвечали мне взаимностью. Я торговался и играл с корсарами, людьми без чести и совести, но своих не терял. И мы собрали уже довольно много денег для того, чтобы закупить провизии и кое-что для снаряжения корабля, но, пока меня не было, мои спутники решили выйти в тренировочное плавание и были застигнуты врасплох сторожевым кораблем. Их схватили, заточили в подземелье, а корабль отбуксировали в Форт-Рояль. Что я должен был, по-твоему, делать? Бросить их на произвол судьбы или спасти их?

— Вопрос, насколько я понимаю, риторический, — промолвила Анна.

— Да, — с вызовом ответил Владимир. — Я сделал то, что должен был сделать. И все шло хорошо, пока не появилась ты! Своим приходом в тюрьму и настойчивыми расспросами ты едва не сорвала наш план.

— И, кажется, это не единственное, чему я помешала, — вновь вспыхнула Анна.

— О чем ты? — не понял Владимир.

— О твоем отъезде в Америку с мадемуазель Селестиной де Танжери! Она все рассказала мне.

— Аня, Аня… — вздохнул Владимир. — Я знаю, что ревность всегда стояла между нами и в прошлом, но мне казалось, что мы навсегда избавились от этого страха и научились доверять друг другу. Я уже объяснил тебе, почему позволил заковать себя в цепи и отправить на острова, но я не утратил надежду на встречу с вами — с тобой и детьми. Я рассказал тебе, почему не смог сразу после своего неожиданного освобождения броситься обратно к вам, домой. И я уже в который раз повторяю тебе — ты моя жена, и я возвращался к тебе. Так почему же ты снова и снова терзаешь меня нелепыми подозрениями и мучаешь нас обоих?

— Но Селестина… — начала Анна.

— Фантазии этой девочки принадлежат только ей, — покачал головою Владимир. — Но ты же взрослая, умная женщина, и я надеюсь, сможешь, наконец, взять себя в руки и перестать ревновать меня. Аня, что ты, что ты?..

— Это все моя любовь к тебе, — разрыдалась Анна, позволив Владимиру обнять и утешить себя. — Мне стало так пусто, так тяжело без тебя… Как будто я потеряла опору и смысл жизни… Я как одержимая бежала за тобой, желая лишь одного — сократить расстояние, отделяющее нас друг от друга. Мне так не хватало тебя, и я только и думала о том, чтобы все вернуть — тебя, покой в семью и нашу любовь.

— Все так и будет, — прошептал Владимир, нежно целуя завитки ее волос у виска. — Но сейчас ты должна все сделать так, как я скажу. И не отступать ни на шаг от моего плана.

— Я сделаю все, как ты скажешь, — с готовностью кивнула Анна.

— Во-первых, — улыбнулся Владимир, — утри слезы и постарайся выглядеть так, как это было при твоем приезде в имение. Веди себя, как ни в чем не бывало, и помни — мы по-прежнему не знакомы. Ты выйдешь из беседки первой и вернешься на бал. Оставайся там до конца праздника и лучше всего с тем же кавалером, который привез тебя сюда.