-- Ты не можешь знать этого наверняка, -- возразила Луиза.

-- О, еще как могу, дорогая, еще как. Не хочу хвалить сам себя, но что касается вин, то тут я довольно хорошо подкован. И потом не забывай, дитя мое, что я твой отец. Неужели ты думаешь, что я вовлеку тебя во что-нибудь, чего ты сама не хочешь? Я просто пытаюсь раздобыть для тебя немного деньжат.

-- Майк! -- резко воскликнула его жена. -- Прекрати, Майк, прошу тебя!

Он опять не обратил на нее никакого внимания.

-- Если этому пари суждено будет состояться, -- сказал он своей дочери, -- то через десять минут ты станешь владелицей двух больших домов.

-- Но мне не нужны никакие два дома, папа.

-- Тогда продай их. Тут же продай их ему обратно. Я это для тебя устрою. И тогда, представь себе только, моя ласточка, тогда ты будешь богата! Независима на всю жизнь!

-- Папа, мне это не нравится. Это легкомыслие какое-то.

-- Я тоже так считаю, -- энергично заявила мать и закивала при этом головой, как курица, стучащая клювом. -- Как тебе не стыдно предлагать такое, Майкл! И к тому же собственной дочери!

Майк даже не удостоил ее взглядом.

-- Соглашайся! -- настаивал он, в упор глядя на дочь. -- Не тяни, соглашайся! Я гарантирую тебе, что ты не проиграешь.

-- Но мне все это не нравится, папа.

-- Давай же, хорошая моя, соглашайся!

Майк вовсю напирал на свою дочь. Он нагнулся к ней через стол, неотступно буравил ее своими строгими, светлыми глазами, и Луизе было нелегко сопротивляться ему.

-- А что, если я проиграю?

-- Пойми же наконец, что ты не можешь проиграть. Ручаюсь тебе.

-- Ах, папа...

-- У тебя будет целое состояние. Ну, давай. Ты согласна, Луиза? Да?

Последнее колебание. Потом она беспомощно повела плечами.

-- Ну, хорошо. Но только, если ты клянешься, что я ни в коем случае не проиграю.

-- Отлично! -- воскликнул Майк. -- Тогда все в порядке. Наше пари в силе.

-- Да, -- подтвердил Ричард Пратт и посмотрел на девушку. -- Пари состоялось.

Тотчас же Майк схватил бутылку с вином, налил чуть-чуть в свой фужер и возбужденно стал перебегать от одного к другому, наполняя бокалы. Мы все наблюдали теперь за Ричардом Праттом, с напряжением всматривались в его лицо, когда он медленно протянул правую руку к бокалу. Этому человеку было около пятидесяти, и у него было не очень приятное лицо. Казалось, оно состояло только из одного рта, одного рта и губ -- мясистых, влажных губ профессионального гурмана. Нижняя губа слегка отвисала вниз, мягкая, выдающаяся вперед губа дегустатора, которая, похоже, только и ждала момента, чтобы прикоснуться к краю бокала или к какому-нибудь лакомству. Как замочная скважина, подумал я, разглядывая его; его рот похож на огромную замочную скважину.

Он медленно поднес бокал к носу. Кончик носа опустился в бокал и, принюхиваясь, стал кружить над поверхностью вина. Пратт слегка взболтал его, чтобы дать подняться букету. Глаза он закрыл. Он весь сосредоточился. Верхняя часть его тела, голова, шея и грудь, казалось, превратилась в большую, чувствительную нюхательную машину, которая ловила, фильтровала и анализировала послание, передаваемое сопящим носом.

Майк, как я заметил, удобно откинулся назад и напустил на себя безучастный вид, хотя внимательно за всем наблюдал. Миссис Скофилд, вся застыв, сидела за другим концом стола и неодобрительно смотрела прямо перед собой. Луиза чуть повернула стул так, что сидела теперь лицом к гурману и, как и ее отец, не сводила с него глаз.

Нюхательная проба продолжалась не менее минуты; потом Пратт, не открывая глаз и не двигая головой, опустил бокал и опрокинул в рот почти половину его содержимого. Он сидел со ртом, полным вина, и ловил первое вкусовое впечатление. После этого он, сглотнув, отправил немного вина в горло, и я увидел, как при этом двинулся его кадык. Однако большую часть он оставил во рту. И теперь, не сглатывая еще раз, он втянул в себя губами немного воздуха, который смешался в полости рта с ароматом вина и проник в легкие. Через какое-то время он выпустил воздух через нос и начал перекатывать и "пережевывать" вино под языком. Он буквально разжевывал его зубами, точно кусок хлеба.

Это был церемониальный, впечатляющий номер, и, я должен сказать, гурман делал свое дело хорошо.

-- Гм, -- произнес он, поставив бокал на стол и облизав губы своим розовым языком. -- Гм, да... Весьма интересное винишко, мягкое и приятное, с почти женственным привкусом.

Во рту у него собралось много слюны, и когда он говорил, ее светлые капельки время от времени летели на стол.

-- А теперь можем начать элиминацию, -- сказал он. -- Прошу извинить меня, если при этом я буду действовать с крайней тщательностью, ведь в конце концов на карту поставлено немало. В нормальном случае я, может, и рискнул бы, быстро перебрал бы все варианты и остановился бы на наиболее подходящем винограднике. Но на этот раз, на этот раз мне нужно быть очень осторожным, не так ли?

Он посмотрел на Майка и улыбнулся толстогубой, влажногубой улыбкой. Майк сидел с каменным лицом.

-- Итак, во-первых, из какого района в Бордо это вино? Это нетрудно угадать. Оно слишком легко по своей субстанции, чтобы могло быть сент-эмильонским или гравским. Скорее всего, это Медок. Да, вне всякого сомнения, Медок... Теперь второй вопрос: из какой коммуны Медока это вино? Если мы будем элиминировать, то определить это тоже будет несложно. Марго? Нет, определенно не Марго. Оно не обладает пылким букетом "Марго". Пойак? Нет, и не Пойак. Для этого оно слишком нежное, слишком мягкое и томное. Вино из Пойака имеет вкус, который по своему характеру почти величествен. И в "Пойаке" я всегда чувствую этот своеобразный аромат, удивительно землистый, плотный аромат, который лоза впитывает в себя из грунта той местности. Нет-нет. Это... это очень нежное вино, сдержанное и стыдливое, нерешительно, но грациозно раскрывающееся на второй стадии пробы. Оно, пожалуй, немного плутовато на второй стадии, а также немного шаловливо, поскольку дразнит язык остатком, крошечным остатком танина. А в послевкусии оно бесподобно -умиротворяюще и женственно, с той известной радужной щедростью, которую можно найти только в винах коммуны Сент-Жюльен. Несомнено, это "Сент-Жюльен".

Ричард Пратт откинулся на своем стуле и, держа руки на уровне груди, аккуратно свел друг с другом кончики пальцев. Он вел себя до смешного самонадеянно, но, видимо, делал это умышленно -- хотел потешиться над хозяином дома. Я в немалом напряжении ждал, что же будет дальше. Луиза достала сигарету. Пратт услышал шипение загоревшейся спички и резко повернулся, охваченный неожиданным негодованием.

-- Я попросил бы вас! -- вскричал он. -- Пожалуйста, прекратите! Это отвратительная привычка -- курить за столом.

Она посмотрела на него, все еще держа горящую спичку в руке; взгляд ее больших, спокойных глаз задержался на несколько секунд на его лице и потом медленно, презрительно удалился. Она опустила голову и задула спичку, однако оставила незажженную сигарету между пальцами.

-- Извините, моя дорогая, -- сказал Пратт, -- но я терпеть не могу, когда за столом курят.

На этот раз она на него не посмотрела.

-- Итак, идем дальше -- где мы остановились? -- продолжил он. -- Ах, да. Это вино, значит, из региона Бордо, коммуна Сент-Жюльен в Медоке. Чудесно. Однако теперь мы подходим к самой трудной части -- названию виноградника. Ибо в Сент-Жюльене имеется великое множество виноградников и различие между вином одного и вином другого виноградника, как справедливо и точно заметил до этого наш радушный хозяин, зачастую довольно незначительно. И все же...

Пратт сделал паузу и закрыл глаза.

-- Я попробую сейчас определить категорию, -- пояснил он. -- Если мне это удастся, то победа будет наполовину в моем кармане. Секундочку... Это вино явно не первой категории, даже не второй. Это не "великое вино". Ему не хватает качества, не хватает... -- как бы это назвать? -- огня, силы. Но третья категория -- это может быть. Впрочем, нет, сомневаюсь. Наш гостеприимный хозяин сообщил нам, что это вино хорошего года и тем, вероятно, немного польстил ему. Мне надо быть осторожным. Очень осторожным.