Тропинка резко сворачивает, огибая огромный, заросший цветущим кустарником, замшелый валун. И из-за поворота я вдруг слышу крик человека, рычание какой-то зверюги — а мимо меня галопом пролетает взнузданная и осёдланная лошадь.

Ничего себе! Кто-то из аборигенов попал в беду неподалеку от тракта и от деревни! Я выхватываю из ножен тесак и бегу на помощь.

Успеваю к развязке. Лежащий на земле парнишка сбрасывает с себя "дикого кота" — пятнистое существо ростом с азиатскую рысь. Кот распорот мечом парнишки от шеи до брюха, а его победитель — весь в крови от удара лапой. Мцыри с барсом.

Я подхожу, герой смотрит на меня, отирая кровь со щеки. Одежонка бедненькая, но из-под потрепанной куртейки торчит широкий вышитый родовым орнаментом воротник рубахи, и штаны благородный молодой человек носит в обтяжку, с зашнурованным вышитым гульфиком. Меч тоже хорош — не то, что тесаки крестьян. Итак, Мцыри — нищий, но настоящий аристократ, я думаю. Ему лет шестнадцать-семнадцать, тот катастрофический возраст, который здесь называют Временем Любви — период созревания, когда выброс гормонов делает тело эротической игрушкой непонятного пола, а норов — совершенно нестерпимым. Я вспоминаю "енотов" в лаборатории.

Надо обратиться к нему "Господин", но я — мужик-лапотник. Я ни чёрта не смыслю. Я говорю:

— Ты серьёзно ранен, Мальчик?

Он улыбается через силу.

— Рана пустяковая. Серьёзно, что лошадь убежала. Этот гад её испугал, а я не удержался в седле… — пропускает "Мальчика" мимо ушей. Очень недоволен собой.

— Я помогу её поймать, — обещаю я. — Лошадь найдётся, если ты цел.

Смотрит на разодранную руку.

— Поцарапал. Крови много, но царапина неглубокая, только рукав порвал, — поднимает глаза на меня. — А вот нога ужасно болит. Колено. Я ушибся.

Колено — это да. Это, судя по положению ноги, вывих. Он пытается встать, я его останавливаю.

— Не стоит. Ты вывихнул сустав. Я могу вправить — но это больно…

Смотрит с любопытством, которое сильнее боли.

— Ты — лекарь?! Никогда не подумал бы…

— Я не лекарь, — говорю я и улыбаюсь. — Я горец. Моя бабка умела лечить — и я кое-чему от неё научился.

Горец — это святое. Проще всего создавать так легенду на равнине. В горах живут интересные дикари по определению, тем более, что Хен-Ер необитаемы. Это мы, лаборатория — гипотетическое племя интересных дикарей. Мне поверили — Мцыри кивает.

— Я ничего не знаю про горцев. Ты очень издалека? У тебя такой акцент…

Он желтовато бледен, и зрачки — как блюдца, но дворянская честь велит поддерживать светскую беседу даже если подыхаешь от боли. Я чувствую невольное уважение.

— Я потом тебе расскажу, — обещаю я, осматривая его. — А сейчас твою ногу нужно крутануть и дернуть. Будет больно, но недолго. Держись за что-нибудь.

Мцыри лихо улыбается, хватается за корень, выступающий из тропы — и я вправляю его колено. Он на минуту отключается; я перевязываю его руку лоскутком чистого холста из своей сумки. Царапины смазываю стимулятором регенерации — должен же быть у настоящего горца бальзам, подаренный бабкой на дорогу?

Действие стимулятора клинически проверено на здешних млекопитающих. Он действует медленнее, чем на землян, но безотказно.

Я оттаскиваю Мцыри с тропы на траву — и он приходит в себя. Я спрашиваю:

— Легче?

Он кивает.

— Горячо, но уже не так болит. Ты здорово это сделал, как ученый костоправ… Вправду поможешь мне поймать лошадь?

— Конечно.

— Как тебя зовут?

Меня зовут Николай Дуров. Имя вполне горское, я считаю, одна беда — они его не произнесут. Так что я собираюсь назваться Ником. Ник. Чудесное сочетание звуков. Со здешними фонетическими вывертами на местном языке его можно произнести шестью разными способами. Что, соответственно, будет значить Ухват, Лист Молочая, Красный, Оса, Подожди и Ищу. Я выбираю последний вариант.

Мцыри смеётся.

— Это — твое имя? И что ты ищешь?

Улыбаюсь в ответ. Улыбкой настоящего горца, мудрого от природы.

— Как знать… истину, быть может.

— Юноша Ник? — спрашивает Мцыри.

Выясняет мой статус. Непременная добавка к имени означает состояние твоего пола на данный момент. Необходимая вещь в этом мире абсолютной нестабильности.

— Мужчина Ник, — говорю я. Я уже был женат у себя в горах. Сражался, победил, женился и у меня были дети. Потом я всё потерял по трагической случайности — и покинул свой опустевший дом. Такова моя легенда.

Все этнографы рвутся посмотреть, как в этом обществе обстоят дела на верхних ступенях власти — только туда никому не добраться. На данный момент землянин не может адекватно сыграть здешнего аристократа, что бы наш брат о себе не воображал. Я не собираюсь и пытаться. Я просто горец. Я думаю, что бродить по белу свету неудобно для глубокого исследования культуры, а потому намерен пожить на одном месте. Пообщаться с людьми и посмотреть на быт изнутри, а не снаружи. Это совершенно не обязательно делать во дворце.

— У меня когда-то было всё, а теперь ничего нет, — говорю я. — С тех пор, как погибла моя семья, я — бродяга. Ушёл с гор в поисках новой жизни.

— Ах вот что ты ищешь… — Мцыри улыбается сочувственно. — Если хочешь, можешь жить у нас в поместье. Маме всегда нужна помощь по хозяйству… правда, она не может платить много.

— Я вижу, Господин, — говорю я. — Это не важно, — до меня дошло, с кем я имею дело — я чуть кланяюсь. Мцыри победительно смеётся, чувствуя себя Гаруном аль Рашидом.

Я впервые близко общаюсь с аборигеном, даже прикасался к нему — очевидно, у меня нет фобии, по крайней мере, на данный момент. Мцыри, в сущности, симпатичный парнишка. Он очень загорелый, у него тёмные глаза, смазливая мордашка злой девчонки, длинная русая челка и отлично тренированная мускулатура. Мне очень хотелось бы считать его обычным подростком, это здорово облегчило бы общение, но надо всё время держать в уме, что он — не человек. Его нормальные реакции могут отличаться от наших, отличия не должны вызывать раздражения и неприятия.

— Если так ты зовешь меня на службу, то я считаю день счастливым, — говорю я. — Как к тебе обращаться, Господин?

— Юноша Лью из Семьи А-Нор, — сообщает Мцыри с родовой гордостью и протягивает мне руку. — Помоги мне встать — и пойдем искать лошадь.

Конечно, Юноша. Я был бестактен, какой же он Мальчик! Он воспринял это обращение, как мягкий упрек — "детский сад — штаны на лямках, кошка его оцарапала и лошадь сбросила!" — и принял без обид. Не спесив. А с именем всё понятно. Лью, так, как он произносит — Верный.

В смысле — способный на преданность. У Мцыри выразительное имя, много говорящее о его семье. О его матери, скажем. Вдове.

Не будь она вдовой, не говорил бы он за всех. Надлежало бы посоветоваться с отцом, но он лично принял решение. Старший сын вдовы, вот что я думаю.

Я помогаю ему подняться, мы снимаем шкуру с убитого кота — нельзя же бросать на дороге охотничий трофей Мцыри! — и идем искать лошадь. Аборигены приняли мою легенду. Я — слуга Господина из Семьи А-Нор. Моя работа начинается просто прекрасно.

С тех пор розовая акация цвела ещё один раз, отцвела, осыпалась, покрылась узкими сладкими стручками, а потом листва на ней тронулась осенней рыжиной.

Н-До здорово изменился после того, как убил своего любимого пажа на поединке — и изменился не только внутренне: когда он шёл по городской улице, на него оборачивались прохожие. Н-До привлекал все взгляды — его лицо приобрело совершенство и законченность в выражении постоянной готовности к бою и насмешливой жестокости.

Свои волосы — не цвета мёда, а цвета выгоревших колосьев ся-и, почти до пояса длиной — Н-До заплетал в косу вместе с побегами лунь-травы; в двадцать лет он догнал ростом Отца, которого за глаза и в глаза называли Корабельной Сосной. В его компании фехтовальный стиль "Прыжок Рыси" был не в чести; Н-До начал тренироваться с наставником в стиле "Укус Паука". Кажется, это изрядно не нравилось Отцу.