— Я просто умру от разочарования, — вздохнула она, закатив глаза. — Выходит, я зря такой путь проделала? — Бетани недоуменно пожала плечами, отчего халат на груди слегка распахнулся. — И что я теперь скажу соседке?

Герберт смотрел и не узнавал прежнюю секретаршу. Глаза ее сделались огромными и выразительными, губы матово поблескивали, обещая неизъяснимые восторги. И он снова ощутил прилив чувственной страсти.

— А, вот зачем ты накрасилась! Все ради Ронни!

— Ох, Герберт! — шутливо воскликнула молодая женщина, радуясь ноткам ревности, отчетливо прозвучавшим в его голосе. — Даже мы, провинциальные простушки, отлично знаем, что к торжественному ужину неприлично являться в затрапезном виде!

А жаль, машинально подумал Герберт, скользнув взглядом по строгому черному платью, висящему на вешалке в гардеробе.

— Ты вот это собираешься надеть?

— Да. А что, не нравится?

— Не совсем в стиле вчерашних желтых брюк. Или сегодняшних розовых… — отозвался Герберт, осторожно подбирая слова. — Вне офиса у тебя… э-э-э… совсем иной имидж. Я и не ждал, что ты окажешься такой…

— Какой же?

— Экстравагантной и яркой, — докончил он.

— Это вообще не мой стиль, — возразила Бетани, стремясь вывести босса из заблуждения. — Все эти наряды я одолжила у подруги.

— Одолжила?

— Ну да. А с какой стати ты так шокирован? Женщины часто заимствуют друг у друга одежду или украшения.

Взгляд синих глаз смягчился. Было в подобной откровенности нечто невероятно трогательное.

— Но зачем тебе понадобилось одалживаться?

— Да потому, что весь мой гардероб до отвращения зауряден. Для офиса — в самый раз, но не для развеселого уик-энда за городом. Только я все равно промахнулась, верно? Все эти тряпки слишком кричащие. Гости смотрели на них да носы морщили.

— Ничего подобного, — возразил Герберт. — Лично мне желтые брюки очень даже понравились. Да, немножко экстравагантные, зато как тебе идут! — Как именно, уточнять не стоило. Незачем говорить, сколь пикантно выглядят обтянутые канареечным атласом упругие ягодицы и как изящны длинные ноги. Не затем ли он отправился после ланча на долгую прогулку, чтобы выбросить из головы все эти милые подробности. — Очень идут, очень, — докончил Герберт со вздохом.

— Спасибо за комплимент!

Бетани улыбнулась, глядя на него в зеркало. Белая рубашка просвечивала на солнце, не скрывая очертаний мужественного торса. А кровать под балдахином на четырех резных столбиках во всем своем золотисто-зеленом великолепии служила превосходным фоном…

Герберт заглянул в гардероб. Позади черного платья загадочно переливался изумрудный шелк.

— А это что там за зеленая штуковина?

— Эту «зеленую штуковину», как ты мило выразился, одолжила мне та же подруга, у которой позаимствованы желтые брюки. Да только платье это для истинной леди не подойдет: оно облегающее, с низким вырезом да еще и просвечивает… Так что я подумала…

— Звучит просто здорово, — перебил ее Герберт, не считаясь с доводами здравого смысла.

— Ты шутишь?

— Ничуть, — покачал он головой. — Может, наденешь, пока я приму ванну, а потом… — Герберт многозначительно улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд собеседницы, — я выскажу свое мнение.

Обещание «высказать свое мнение» было произнесено с такими чувственными интонациями, что сердце Бетани сладко заныло. Наверное, Герберт именно на такой эффект и рассчитывал.

— А с чего ты взял, что я прислушаюсь к твоему… мнению?

Последнее слово Бетани произнесла, вкрадчиво растягивая гласные, — удивительно, до чего легко давалась ей наука флирта!

Герберт не сдержался. Он наклонился вперед и коснулся пальцем голубой жилки у нее на шеи. И возликовал, когда ее пульсация заметно участилась.

— Вот с чего, — прошептал он. — Видишь, как у тебя сердце бьется?

— Просто я волнуюсь, — возразила Бетани, нервно сглотнув.

— Вижу. — Герберт провел рукой по атласной коже. — А с чего бы вдруг?

— Да из-за Ронни Коннолли, конечно! — ответила молодая женщина, убеждая скорее себя, чем собеседника.

Герберт улыбнулся. Он ни единому ее слову не поверил. Дело в ней самой и в нем тоже, а вовсе не в популярном актере, которого она только на экране и видела. Больше всего на свете ему хотелось проследить пальцем очертания округлой груди, а затем накрыть ее ладонью, чувствуя, как оживает чуткая плоть. Но не хватало еще обольщать женщину только для того, чтобы доказать свою правоту!

— Так примерь платье — хотя бы ради интереса, — повторил он, хватая халат и исчезая за дверью.

Ради интереса! — возмущенно подумала Бетани, с трудом застегнув неподатливую молнию. Сам бы попробовал втиснуться в такое платье!

Тесный корсаж непостижимым образом уменьшил ее талию на пару дюймов, а грудь, напротив, казалась еще пышнее благодаря низкому вырезу. Юбка отличалась простотой покроя, зато интимно льнула к телу везде, где с ним соприкасалась. Особенно сзади. При такой юбке разумнее отказаться от пудинга, а то гости станут спрашивать, кого Бетани ожидает, девочку или мальчика. Ну да ладно, Бог с ним, с пудингом! Все равно она сладкого почти не ест.

Бетани повернулась на каблуках — и тут на пороге возник Герберт. Небрежно стянутый поясом махровый халат не скрывал загорелых ног, влажные волосы казались темнее, чем обычно. Бетани открыла рот, но все, что собиралась сказать, тотчас же выветрилось у нее из головы. Потому что она внезапно осознала: под халатом на Герберте ровным счетом ничего нет…

А он как вошел, так и замер в дверях, не веря собственным глазам. Неужели красавица в вечернем платье — та же самая женщина, что каждый день в бесформенных брюках и свитере усаживается за письменный стол напротив него и принимается за организацию его деловых встреч и переговоров?

— Ого, — тихо выдохнул он.

Изумрудный шелк и нежная кожа груди создавали просто-таки обольстительный контраст! Бетани сделала высокую прическу, закрепив волосы крохотными черными заколками со стразами. В ушах у нее болтались серьги: нелепое сочетание фальшивых бриллиантов и жемчуга, но их кричащая яркость лишь оттеняла чистую свежесть лица.

Бетани застыла под его взглядом, не в силах сделать и шагу. Впервые в жизни она ощутила себя воплощением желанной, манящей женственности.

— Нравится? — небрежно спросила она, скрывая волнение.

— Нравится? — словно недоумевая, повторил Герберт. — Знаешь, Бетани, если ставить вопрос на голосование, то мой голос можешь заранее приплюсовать к тем, что «за».

— А… это прилично?

— Повернись-ка.

Бетани медленно повиновалась. Герберт жадно сглотнул. Что за сладостное искушение! Это зрение его обманывает или в ход пошли колдовские чары? Он всегда считал Бетани худенькой и довольно-таки бесцветной. Кто же знал, что под нелепыми одеждами скрывается тело, ради которого и разум потерять не жаль!

— Ну как?

Тщетно Бетани ждала комплимента. Потеряв терпение, она обернулась к собеседнику — и упрек замер у нее на губах: в синих глазах читалась неуемная, первобытная страсть.

— Что такое? — переспросил Герберт, так и пожирая ее взглядом.

— Стоит ли мне показываться в нем гостям?

— Безусловно, стоит. Почему нет? — Герберт улыбнулся, изо всех сил противясь искушению подойти поближе. — По правде говоря, нравится мне этот эффект Золушки.

— Неужто я настолько преобразилась?

— Ты сама отлично знаешь, что да.

Может, все-таки стоило бы переодеться в строгое черное платье — так, для надежности? — подумала Бетани. Но она знала, что ни за что этого не сделает. Ведь сегодня ей нисколько не хотелось предстать в образе благоразумной и во всех отношениях респектабельной провинциалки. Она собиралась изобразить сирену-обольстительницу, роковую женщину, как говорят французы.

— Повернись-ка спиной, — попросил он.

— Мне казалось, видом сзади ты уже налюбовался.

В голосе Герберта послышался сдерживаемый смех.

— О да. Мне просто хотелось пощадить твою скромность: я намерен переодеться.