Флора вдруг почувствовала себя падчерицей в доме мачехи и удивилась, что согласилась переехать к Лайму. Ведь их былую любовь уже не воскресить. Просто муж, зная, что она должна родить ребенка, будет заботиться о ней, как о курочке, несущей золотые яйца. Ему нужен мальчик, наследник, а вовсе не она, Флора!

Но что изменит появление младенца? Их с Лаймом отношения станут еще сложнее — только и всего. Каждый начнет тянуть малыша в свою сторону… Что в этом хорошего?!

Внезапный приступ тошноты застал Флору врасплох. Она не сумела подавить его и стремглав бросилась в ванную. Там ее вырвало второй раз за сегодняшнее утро. На лице и шее выступил обильный пот, и она застонала.

— Все в порядке, — раздался за ее спиной ласковый голос.

Несмотря на головокружение и слабость, Флора почувствовала, как муж осторожно убирает волосы с ее лица и гладит по голове. Она без сил оперлась подбородком на холодную эмаль раковины.

— Все хорошо, — повторил Лайм.

— Ничего не хорошо, — обиженно всхлипнула она. — Мне плохо, плохо и уже никогда не будет хорошо!

— Все пройдет, дурочка. Ну, потерпи немножко.

Он приложил к ее бледному лицу смоченное холодной водой полотенце, словно угадав, что она только об этом и мечтает.

— Я не… — начала было Флора, но тут ее снова вырвало.

Лайм, словно ребенка, умыл ее и поцеловал в висок. Можно было подумать, что ему не раз приходилось ухаживать за беременными женщинами. Он на руках отнес ее в спальню, уложил в кровать и поставил рядом тазик.

— Уйди! — не выдержала Флора.

— Нет.

Он приложил холодный влажный тампон к ее вискам, и ей стало немного лучше. Вдруг она глубоко вздохнула.

— Что? — тут же встревожился Лайм.

— Все хорошо, — успокоила его Флора. — Где это ты научился всему этому?

— Когда в школе у меня болела голова, то холод всегда помогал.

— А ты часто болел? — с любопытством спросила она и вдруг покраснела, осознав, что ее голова покоится на его руке.

Трудно представить, что такому человеку, как Лайм, могло быть плохо. Она привыкла, что ее сильный и уверенный в себе муж не мог испытывать слабости, присущие обычным людям.

Он одним ловким движением сменил примочку на более холодную.

— Впервые у меня стала болеть голова, когда я приехал в школу. Доктор сказал, что это из-за перемены обстановки. Я болел все время, пока учился.

— Ты был несчастлив?

— Очень, — Лайм усмехнулся, вспомнив свое детство. — Мне ужасно не нравилась школа, и я очень тосковал после смерти мамы.

— Ты никогда мне о ней не рассказывал, — с упреком произнесла она.

Их взгляды встретились, и на мгновение Флоре показалось, что она видит маленького мальчика, которым когда-то давно был ее муж. Но он тут же снова стал самим собой.

— Она долго и тяжело болела, и мы с отцом понимали, что потеряем ее, но, когда это случилось, нам было очень тяжело. Думать о том, что мама умерла, что мы больше никогда не увидимся, оказалось выше моих сил, и я постарался заставить себя забыть о ней. После ее смерти отец сразу сильно сдал.

Флора подавила очередной приступ тошноты. Не хватало еще, чтобы ее вырвало в такой момент!

— Уйди, Лайм! — простонала она. — Пожалуйста!

— Почему?

— Неужели тебе не ясно?!

Он покачал головой.

— Нет.

— Ну что тебе за радость сидеть рядом, когда меня тошнит!

— А что тут такого? Я вообще удивляюсь, как это у тебя получается, ведь ты ничего не ешь.

— Меня постоянно мутит.

— Потерпи, родная. Это же должно когда-нибудь закончиться? Многие женщины страдают токсикозом во время беременности. Кстати, я слышал, что это верный признак того, что родится мальчик.

Флора сердито взглянула на него.

— А я хочу девочку.

— Ты говоришь это назло мне. Хочешь рассердить меня, чтобы я ушел? — Лайм ласково вытер полотенцем пот с ее лба. — Так лучше?

Флора кивнула.

— Да.

— Ну-ка, сядь. — Он осторожно взял ее за плечи, приподнял и положил под спину подушку.

Флора застонала, злясь на свою беспомощность.

— Что такое?

Она покачала головой:

— Ты будешь смеяться.

— Тем более скажи. В последнее время у меня не было поводов веселиться.

— Я подумала, что такая реакция организма — расплата за гормональные таблетки, которые я принимала.

Лайм действительно засмеялся и заботливо укрыл ее одеялом.

— Вряд ли. Ведь противозачаточные средства придумали гораздо позже, чем женщины начали испытывать тошноту при беременности. Так тебе удобно?

— Да.

— Очень хорошо. — Он подал ей чашку крепкого сладкого чая и внимательно проследил, чтобы она выпила все до конца.

И вдруг, подняв глаза, Флора вздрогнула. Лицо мужа было полно решимости.

— Еще раз прошу: пожалуйста, без фокусов. Ты будешь жить здесь. По крайней мере, до рождения ребенка.

И снова эти проклятые слова! Он дает понять, что уже не любит ее, подумала Флора. И она явственно представила себе, как, забрав малыша, уезжает из этой квартиры.

Забрав? А вдруг Лайм захочет оставить ребенка себе, а ей просто укажет на дверь? При этой мысли Флора похолодела.

— Нет, я не хочу, — собравшись с силами, возразила она. — Зачем мне оставаться?

— Это очевидно. Я хочу и буду о тебе заботиться…

— Не обо мне, а о своем наследнике.

— И о нем тоже. — Лайм серьезно посмотрел ей прямо в глаза. — Я понимаю, что ты хочешь меня обидеть, но у тебя ничего не выйдет. Ты и ребенок сейчас одно целое. А вдруг тебя толкнут в метро или автобусе? Или ты упадешь в обморок? Ну, нет, дорогая моя, тебе нельзя жить одной. В конце концов, должен же быть рядом кто-нибудь, кто принесет чашку чаю, когда тебе снова будет плохо.

— И долго это будет продолжаться? — Губы Флоры предательски дрогнули. Если бы не эта чертова слабость! Она из последних сил пыталась сдержать слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. — Да, а когда родится ребенок, тебе сразу надоест растолстевшая и подурневшая жена!

Лайм покачал головой.

— С чего это ты решила, что станешь толстой? Соблюдай диету, следи за собой, и все будет в порядке. — Она вздохнула и натянула одеяло до подбородка. Лайм улыбнулся. — Ты мне такой даже больше нравишься…

— Какой «такой»? — испугалась Флора.

— Ты теперь не самостоятельная и неприступная, а…

— Беспомощная?

— Нет, я хотел сказать «трогательная», — ласково поправил он ее.

— Не понимаю, как приступ тошноты можно назвать «трогательным», — проворчала Флора, но не смогла сдержать улыбку.

И все-таки одна слезинка выкатилась из ее глаз, оставив влажный след на щеке. Лайм тоже улыбнулся и губами осушил соленую каплю.

— Успокоилась?

— Уходи, — всхлипнула она и попыталась объяснить: — Мне очень плохо, Лайм.

Он протянул ей белоснежный платок. Осушив слезы, Флора обнаружила, что муж внимательно смотрит на нее. Ведь он еще ни разу не видел меня плачущей, осенило ее. Все это время она играла перед ним роль, и вот пришло время показать свое истинное лицо!

— Нет, Лайм, нет! Не тешь себя иллюзиями, ничего не выйдет, — зарыдала она. — Я не собираюсь возвращаться и жить с тобой, наблюдая, как умирают последние остатки твоей любви ко мне!

— Черт побери, да что ты несешь?

— Я говорю правду! Правду о наших отношениях. Я не была честной с тобой, Лайм!

Он недоуменно нахмурился.

— Как это понимать?

Флора всхлипнула.

— Я ведь знаю, почему ты на мне женился!

— Очень интересно!

— Да, знаю! Ты видел перед собой целеустремленную деловую женщину, которая к тому же совершенно не стремилась выходить замуж, разве не так? Наверное, это и сыграло решающую роль в твоем решении жениться на мне. Я отличалась от других женщин тем, что не торопилась подставить палец под твое обручальное кольцо! Меня нужно было завоевать — это-то тебя и привлекло.

Лицо Лайма было невозмутимо.

— Продолжай, — спокойно произнес он.

— Теперь я поняла, почему ты мной увлекся. Я изображала из себя деловую женщину. Но только изображала, Лайм. На самом деле я не такая. Чем дольше мы жили вместе, тем меньше мне хотелось оставаться независимой и свободной. Как видишь, я изменилась. Я все сильнее хотела и в то же время боялась стать именно такой, какие тебе не нравились, — вешаться тебе на шею, не отпускать тебя одного ни на шаг. И эта женщина внутри меня — ревнивая и беззащитная — оказалась сильнее!