Дункан спокойно попивал свой бурбон.

— Пока вы не открыли мне ничего нового.

— Допустим. В-третьих, я навестил старушку Тельму. Она бедна как церковная мышь, Толливер, и не может купить себе нового платья, чтобы прикрыть свои старые кости.

Шарлотта неожиданно почувствовала симпатию к Питеру Барнаби. Она покосилась на Дункана, который совсем не казался смущенным или виноватым.

— Она моя очень далекая родственница, — сказал он равнодушно.

Барнаби произнес краткое непечатное слово, а потом продолжил:

— Конечно. А вы знаете, сколько всего осталось Толливеров? Четверо. Вы, ваш старик, Мэри-Джо и старушенция. Вам, разумеется, и в голову не приходит, что вы можете помочь Тельме дожить по-человечески последние дни. Я всегда знал, что вы бессердечный негодяй, Толливер. Во всяком случае, Тельма, кажется, и не подозревает, что вы в Нашвилле. Она считает, что все Дунканы Толливеры безответственны и безрассудны.

Шарлотта была уверена, что Дункан не стерпел бы подобных упреков от нее, но она же не лучший репортер газеты, которую он намерен купить! Она всего-навсего женщина, которую он начал жевать, чтобы потом выплюнуть.

— Ну и что дальше? — вкрадчиво спросил Дункан.

— Дальше? В-четвертых, я решил узнать, как идут дела у этой вашей малышки. И знаете, что выяснилось? В прошлую среду она должна была проводить здесь урок рукоделия. И, представьте, ее учениц разогнал призрак одного из ваших предков — генерала конфедератов. Похож на старого негодяя как две капли воды — голубые глаза, темные волосы, высокого роста. Одет в мундир. Не смотрите так на Шарлотту. Кстати, если бы она сама мне об этом рассказала, то я бы не тратил времени попусту. Но она не рассказала.

Дункан пожал плечами и даже изобразил удивление.

— Чего только не сделает влюбленный мужчина, чтобы привлечь внимание красивой молодой женщины, — сказал он небрежно.

— Заткнитесь, Толливер.

— Может, вы все-таки будете называть меня "мистер Толливер"? Я, возможно, скоро стану вашим боссом…

Барнаби расхохотался.

— А еще вы, возможно, станете посмешищем для всего Нашвилла, если я напишу об этой истории.

— А зачем вам это нужно?

— Потому что, в-пятых… — Барнаби сделал паузу, чтобы его слова произвели большее впечатление на Дункана, — я позвонил вашему старику в Сан-Франциско и кое-что узнал. Похоже, вы приехали в Нашвилл не только чтобы купить "Телеграмму", но и чтобы наложить лапу на этот дом. Вы прекрасно знали, что Тельма не захочет продавать дом вам. И решили заполучить его иным способом, который тоже едва ли устроит ваших бедных родственниц и Шарлотту, которая оказалась причастной ко всей этой истории совершенно случайно.

Шарлотта уставилась на Барнаби.

— Купить Толливер-хаус? — спросила она.

— Купить, украсть — почем я знаю! Значит, вам он ничего не сказал? Так-так, Дункан… — Барнаби откинулся в кресле и допил свой бурбон. — Теперь вам придется во всем признаться.

— А что вы хотите узнать?

— Почему сегодня сюда приезжала полиция?

— Сигнализация сработала, когда я вошел. Шарлотта спала, а я не захотел ее будить.

— Она что, с вами заодно?

— То есть?

— То есть она уговаривает Тельму продать вам дом?

— Не думаю.

— А к чему эти игры в привидение?

— Романтическая фантазия.

— Послушайте, Толливер…

— Нет, это лучше вы послушайте меня. — Дункан произнес это очень тихо, но в его голосе послышалась угроза, заставившая Барнаби выпрямиться в кресле, а Шарлотту спрыгнуть с дивана. — Вам не о чем писать. Совершенно не о чем. Дурацкие беспочвенные умозаключения и бессмысленные слухи, добытые из вторых рук. "Телеграмма" — не та газета, чтобы печатать подобный бред, а вы не тот человек, чтобы его сочинять. Даю вам три секунды, чтобы уйти. Раз…

— Дункан!

— Два.

Барнаби кивнул Шарлотте и предусмотрительно удалился.

После того как за ним закрылась дверь и его машина затарахтела на подъездной дорожке, Дункан допил бурбон, поднял стакан и, ни слова не говоря, швырнул его в очаг. Ударившись о каминную полку, стакан разбился вдребезги.

— Вы только что разбили два доллара, — сказала Шарлотта.

— Радуйтесь, что я не разбил башку Барнаби! — Дункан метнул на нее взгляд. — Или вашу, черт побери!

— Мою? А я-то тут при чем?

— Если бы вы не пошли к Барнаби… Но он, черт его побери, отличный репортер! Сообразителен, мерзавец…

Шарлотта кивнула.

— По-моему, тоже. Знаете, уже поздно. Я иду спать. А вы поезжайте домой. Если у вас снова появятся романтические фантазии, считайте, что вы меня уже пожевали и выплюнули. Доброй ночи, мистер Толливер.

—  Шарлотта!

Шарлотта сделала вид, что не слышит его, решительно направилась в спальню, закрыла за собой дверь и даже заперла ее. Арсенал был на месте. Она взяла винтовку и, всхлипывая, стала проклинать Дункана, Питера Барнаби, пять поколений Толливеров и, наконец, саму себя. Еще больше расстроившись, она швырнула винтовку в камин, желая, чтобы и она разлетелась вдребезги, как стакан.

Вместо этого винтовка взорвалась.

Шарлотта, взвизгнув, бросилась на пол, слыша, как трещит дерево, с грохотом открывается дверь и Дункан кричит:

— Шарлотта!

Она расслышала в его голосе страх и встала на четвереньки, но он, подскочив, уже обхватил ее за талию и поднял на руки.

— Что здесь происходит…

— Винчестер… я же не знала, что винтовка заряжена.

— Ты могла снести свою дурную голову!

Шарлотта пошмыгала носом и, оправившись от испуга, немного отодвинулась, но не высвободилась из рук Дункана.

— А как бы ты объяснил это Питеру Барнаби? — ехидно спросила она, показывая на его руки. — Еще одна романтическая фантазия?

Дункан сузил глаза, на его скулах заиграли желваки, и Шарлотта увидела, что ему не до смеха.

— Не дури, Шарлотта, — сказал он. — Я решил, что ты погибла.

— И перед твоими глазами побежали чудовищные заголовки:

МИЛЛИОНЕР — ИСКАТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ НАХОДИТ МЕРТВОЕ ТЕЛО ДОЧЕРИ МЕХАНИКА ИЗ ЧАТТАНУГИ… СОБИРАТЕЛЬНИЦА РЕЦЕПТОВ ДЛЯ КУЛИНАРНОЙ КНИГИ СНОСИТ СЕБЕ ГОЛОВУ, ЧТОБЫ УДОВЛЕТВОРИТЬ РОМАНТИЧЕСКУЮ ФАНТАЗИЮ МИЛЛИОНЕРА…

— Прекрати!

Дункан сказал это сдержанно, но так твердо, что Шарлотта замолчала. Его пальцы впились ей в бедра. Глаза внимательно смотрели на нее. Они были серьезными.

— Прости меня, — лаконично попросил он.

— За что?

— За все. Я разогнал твоих учениц, обвинил тебя в том, что ты хочешь обмануть женщину, которой ты решила помочь, а теперь еще это… — Дункан чертыхнулся, но, когда он заговорил снова, его голос был глубоким, мягким и очень нежным. — Милая, Барнаби ведь меня провоцировал. Я же не мог ему объяснить, что принял тебя за мошенницу. Он придумал все насчет моего отца, чтобы втянуть меня в разговор. Я и в самом деле, уезжая из Сан-Франциско, думал, что, возможно, захочу отреставрировать Толливер-хаус — разумеется, с согласия Тельмы или ее наследников. Прости меня, Шарлотта. Ты из-за меня влипла во всю эту дурацкую историю.

Постепенно Дункан успокоился. Шарлотта заметила это по его тону, по его рукам, глазам. Она же все еще была напряжена, как сжатая пружина.

— Но отчасти я и сама виновата. Я ведь сразу пошла к Барнаби.

— Я об этом подумал, но, ей-Богу же, это не повод, чтобы стрелять в себя, дорогая. — Кажется, к Дункану возвращалось чувство юмора. Но ей все еще было не до смеха.

— Я не стреляла в себя!

— Значит, ружье само выстрелило?

— Я его бросила.

—  Ты бросила ружье?

Шарлотта указала рукой на камин.

— Вон оно. "Винчестер" 1909 года. Я не думала, что оно заряжено.

Дункан пораженно смотрел на дымящуюся винтовку. В карабине явно взорвались патроны.

— Куда безопаснее и дешевле кидаться двухдолларовыми стаканами, — сказал он наконец. — А зачем тебе понадобилась эта дурацкая винтовка?

— Я вооружилась, — с достоинством ответила Шарлотта. — На всякий случай: если грабитель снова придет, а сигнализация не сработает.