Есть в московских парках заповедные пространства, погруженные в волшебство. Там на дорожках, среди полутора-вековых лип, еще чувствуется сказочная власть усадебных хозяек, боярынь и княгинь — дам незаурядных, затейниц, упрямиц, стремившихся сделать этот мир несколько удобнее для себя и несколько красивее для всех. В таких местах всё пронизано… ожиданием кавалера.
Там ожидание звучит, как натянутая струна, к которой прикасаются сновидения. Откуда-то извне — из-за стен, из-за башенок ограды, — побеждая шум городских магистралей, доносится почти неслышимая мелодия отклика. И старые, кованые ворота, и утиные державы на прудах и каналах, и обветшалые, но высокородные усадьбы напоминают о существовании сада всех садов, давным-давно, в затуманенном изначалье, покинутого людьми, но не забытого ими и манящего вернуться когда-нибудь… когда души станут чище.
Это город величественных монастырей и маленьких церковок. Звенит малиновая медь в Данилове, откликается ей басовитая чистота Донского, доносятся кружевные переливы Коломенского, тянет мелодию строгий тенор Николо-Перервинской колокольни. Кипят благородным узорочьем храмы, выстроенные еще при Алексее Михайловиче или сыне его, Федоре.
Это город дворянских особняков времен Империи, да еще стоящих неподалеку причудливых порождений купеческого модерна, щедрого на чудачества. Здесь всякий дом стоит руки в боки, нарядившись наособицу — то в горделивый гвардейский мундир, то в шитый золотом барский халат, то в одеяние допетровской старины, воскрешенное по воле благоверного коммерсанта из Щукиных, Карзинкиных или Третьяковых.
Есть красота на свете!
И над теплым асфальтом в летние дни дрожит до самых сумерек марево мечты. Склоняется над городом щедрое серебряное солнце, заботливо гладя его огненными ладонями, не обжигая, но лаская, грея…
А вокруг — море домов без лиц. Хаос безликости.
И вот после этого всего я честно признаюсь: терпеть не могу ту самую дикую застройку, слепленную из рук вон плохо и поставленную как попало, которая страшно замусорила Москву.
В общем, вошли мы как раз в такую кирпичную хибару. С ее стен давно слезли три слоя краски — зеленый на розовом на буром. Крыша продырявилась не позднее царя Андропа, трубы проржавели, всюду какие-то бумажки, стекляшки и, понятно, кучки бомжового говна.
Нас учили: Зона — на Украине, вокруг города-призрака Припять. Но умные люди наловчились устраивать порталы в Зону из дальних мест.
Здорово?
Очень здорово. Но мне от такого портала хочется блевать.
Не врубился, ребята, как открывается тот хитрый люк, через который мы проникли в подвал. А там, внизу, совсем другая фишка: всё чисто и аккуратно.
Были тут в прежние времена какие-то канализационные коммуникации, но теперь тут всё очень аккуратно. Освещение, и ниоткуда не каплет крутым парням на макушки. Рельсы и шпалы — метров на двести, а то и на триста, причем на полпути к финишу от центральной линии отходят еще два железнодорожных полотна — такой же длины.
В самом начале поставлена дрезина с электродвижком большой мощности. В самом конце… в самом конце — смерть, ребята.
Я бы не заметил, ониведь ни в полумраке, ни во тьме, ни при полном свете не видны (ну, почти), если б мастер нам всем поочередно специальные очки не дал. И пояснил: «Из Зоны вещь, тамошние мастера смастрячили»…
Святые угодники! В самом конце каждого из трех путей красуется «воронка». Роскошная, как жопа телезвезды, если взять ее крупным планом.
Это если кто еще до сих пор тупит про такие дела — аномалия, одна из самых опасных в Зоне. Выходит, эти гниды вынули сущую погибель из Зоны и притащили к нам, прямо в Москву!
Ну, трепать твой бубен, умники альтернативно-талантливые! За «воронками» сложено по несколько ортопедических матрасов, связанных шпагатом. Видно, это такая «подушка безопасности», — чтобы, значит, физиономии в мягкое уткнулись, если дрезина в тупик въедет. Тогда уж точно ни у кого фасад не погнется…
Вот только смысл-то какой в этих матрасах, если сначала надо через «воронку» проехать. А это стрём без вопросов, как в воздушно-десантный день пойти в парк и обозвать «голубых беретов» клоунами… Заценили?
— Не бойтесь, — бросает мастер. — Вы со мной.
Видит по нашим рожам, что мало нам такого ободрения. И добавляет:
— Братья подмастерья, этим маршрутом я сто раз ходил.
И была у меня тогда мысль: в сущности, что мне мешает прямо сейчас смыться? Вот прямо из подвала, послав на хер и Орден этот, и мастера, и славных бойцов сталкерского фронта, и «сонный шар»…
А? Я один решаю, я один выбираю. И вот как-то, блин, ощущеньице, что выбираю маршрут прямиком смерти в пасть, всё глубже и глубже. На каждой ступеньке чувствуешь: вроде всё правильно, верным курсом иду, товарищи. А в целом посмотреть — чушь какая-то: вонь усиливается да жар добавляется, будто бесы меня в самый ад тянут, а я с ними добровольно прусь и вроде как доволен…
Страшно мне орденских ослушаться? В Зоне — да, страшно будет. А тут у меня и мыслей про страх нет никаких — ну, орденские и орденские, ну, какая-то там клятва мной дадена, ну, общие трапезы.
Но за всё же мои бабки плачены, и я им тут ничего не должен. Так, да? Нормальные вроде ребята, разве что странные малость, но до сих пор вроде интересно было с ними. Только малость давят на мозги, а я так не привык.
Я не обязан никому подчиняться. Вы поняли?
Ну, положим, власти есть, дикие у нас власти, но всё же люди… пока. Законы там, порядки, это я понимаю. А вот если простой какой человек или даже куча народу скажет мне: ты, козлина, обязан подчиняться! Я им что?
Они мне не хозяева. Хоть бы и сто раз мастера. Могу уйти. Не боюсь ни рожна. Вот сейчас, пока не Зона еще никакая, могу уйти. И на хрен мне сдались их грёбаные артефакты, я и без того мужик — умею же заработать!
Чует мастер, колебание между нами пошло. И начинает говорить ровно, без матерка и грубости, ну, как преподаватели в универе говорят:
— Вот что, ребята. Я иду вместе с вами. И я как представитель Ордена обещаю вам, что вы, став мастерами, сможете понемногу проникать в истины другого мира. Ведь Зона — другой мир, и содержащиеся в нем истины выше, таинственнее и прекраснее всего того, что вы можете познать здесь, в нашей реальности. Сначала вы научитесь выживать. Потом начнете понимать символы и тайны Зоны. А проникнув в это знание, сможете увидеть истинное будущее и для той действительности, в которой живете вы, в которой живу я, в общем, для нашего общего пространственно-временного континуума…
«Складно заговорил. Даже странно, что недавно на полигоне в четыре этажа нас обкладывал», — подумал я.
— И напоследок, полагаю, стоит напомнить вам главное: либо вы хотите остаться теми, кто вы есть, либо вы хотите стать чем-то другим, чем-то большим. А последнего нельзя добиться без отваги, без веры в учителей и без желания воскреснуть для новой жизни, умерев для старой. Вы должны переступить определенный барьер. Вам кое-что надо сломать в себе. Иначе рывка вперед и вверх не получится. Распрощайтесь со всеми страхами прямо на этом месте и идите за мной. Или ступайте своей дорогой, вас никто не заставляет идти по пути Ордена. Истина — колючая вещь. Вы свободны, вы сами решаете, нужна ли вам истина.
Что-то тут было не так. Но он, ребята, купил нас всех, дав нам полную волю. Мы скоро станем у него вроде как холопы на привязи, но для начала у нас — полная воля. И полной воле мой ум сопротивляться не умеет. Полная воля — это вроде как хорошо, да? Что в ней плохого?
Все мы пошли за мастером. И лишнего слова никто ему не сказал. Понятно?
Залезли мы в дрезину. Мастер велел раскочегарить мотор, вынул артефакт «мамины бусы» — красивая штука, вроде разнокалиберных ягод, приклеившихся к палочкам цвета капустной кочерыжки, — повесил его на шею и активировал.
— Возьмите меня за плечи. Зара и Дембель — справа, Плешь и Снегирев — слева. Подойдите вплотную и держитесь покрепче. Так крепко, как только можете. Чтоб до синяков у меня, поняли?