Всю дорогу домой я не могу ясно мыслить. Мне хочется плакать. Мне хочется кричать, но я не могу, потому что в метро меня окружает слишком много людей. Едва оказавшись в своей квартире, я захлопываю дверь и кричу, потому что до сих пор ощущаю во рту вкус его члена.

Моя спина горит, как и моя душа. Мне стыдно за те вещи, что я позволила ему делать с собой, за то, что хочу быть на месте той рыжей девки в обтягивающем белом платье. Я хотела испытать на себе его скверну, чтобы его грех покрыл каждый миллиметр моей кожи, а потом я хотела, чтобы он выбил из меня этот грех. И это тоже грех. Пагубный грех. Мне нравилось ощущать его у себя во рту, нравилось, как от удовольствия его пальцы запутывались в моих волосах. Он — дьявол во всей своей животной грубой красоте, и он вводит невинных во искушение. «Эвелин, он - голова змия. Отруби голову, и умрёт всё тело». Демон внутри меня опять вопит , и я никак не могу его заткнуть. «Используй его, чтобы найти убийцу, а потом убей его». И я убью его.

Я иду в спальню, раздеваюсь до белья. Смотрю на себя в зеркало, стоящее у противоположной стены комнаты. По лицу размазана красная помада, волосы в беспорядке торчат в разные стороны. Из головы не выходит картинка того, как он суёт свой член в мой рот. Я закрываю глаза и вижу лишь его. Тёмные глаза, широкие плечи. «Дьявол, Эвелин». Я падаю на колени и зарываюсь лицом в простыни. Он завладел моим сознанием, спутал мои суждения, потому что всё, что я знаю о нём, — неправильно, а мне так хочется, чтобы оно было правильным. Если он нечестивец, я хочу быть грешницей… «Эвелин, ты будешь гореть в аду». И иногда мне хочется, чтобы так оно и было. Всю свою жизнь я искала отпущения грехов, хотя знала, что мне никогда не очиститься. Эзра назвал меня шлюхой , и от этого я почувствовала себя грязной. Я хочу, чтобы он думал, что я чиста. Я чувствую, как глаза наполняются слезами, но борюсь с ними, потому что не буду плакать из-за него. Никогда.

Вытащив из-под матраца молитвенник, я опускаюсь на колени. Затем беру ручку и перелистываю страницы до последней. С колотящимся сердцем я яростно вывожу на бумаге имя Эзры Джеймса. Я смотрю на слова: даже его имя выглядит красиво, и я ненавижу его за это.

— Эзра Джеймс, — шепчу я его имя, словно молитву, и закрываю книгу. 

Эзра хотел меня. Я знаю, что хотел, так что то, что я слежу за ним, оправдано. Но по прошествии двух дней я понимаю, что рыжую он хочет больше. Я наблюдала, как он трахает её. Снова и снова. Я видела красное пятно на её груди, когда она покидала его квартиру, тяжело дыша и ничего не сознавая в ослепляющем тумане прощения. Мне нужно, чтобы он желал меня так же, как желает её, и именно поэтому прямо сейчас я стою посреди её квартиры.

Здесь пахнет розами и магнолиями. Цветочный, милый, типично женский аромат. Квартира украшена винтажными фотографиями из «Vogue», повсюду стоят вазы с маргаритками. Она та ещё шалава и раздвинет ноги для любого мужика, который поманит её пальцем. Наверное, у неё была идеальная жизнь. И я ненавижу её, потому что у меня всё было совсем наоборот. Я иду к её спальне и открываю дверь. В центре кровати лежат смятые простыни, по полу разбросана одежда. Втянув в себя воздух, я падаю на спину на кровать и, закрыв глаза, представляю, каково это, когда Эзра избил тебя, оттрахал и сделал своей. «Эвелин, грешные мысли делают тебя слабой». Мои глаза открываются, я поднимаюсь и продолжаю осматривать её спальню. На комоде фотография Эзры. Без улыбки, с сигаретой в руках, взгляд черных, как смоль, глаз кажется пустым и потерянным. Я беру рамку с фотографией и убираю в свою сумку, а затем распахиваю дверь в ванную.

На тумбочке стоит флакон «Coco Mademoiselle». Я поднимаю его и брызгаю себе на запястье. Потом беру щётку и провожу по своим волосам, глядя на отражение в зеркале. Я разворачиваюсь и открываю дверь её гардеробной. Сразу же у двери висит то самое слишком обтягивающее белое платье. Моё сердце бешено колотится в груди, а по губам расползается улыбка. Я сдёргиваю платье с вешалки. Я заставлю его желать меня так, как он не желал ещё ни одну женщину.

Эзра хочет получить грешницу, скрытую под покрывалом невинности. Он хочет женщину, которая будет плакать, он хочет женщину, которой нравится боль, он хочет такую же порочную душу, как и он сам. Эта рыжая девка — просто шлюшка, сосуд, которым он пользуется, чтобы утолить свои плотские грехи. А по-настоящему он нуждается в дьяволе в облике ангела, порочном, но чистом. И я могу стать такой для него в этом слишком обтягивающем белом платье.

На этой неделе я так часто трахал Джен, что мой член должен был уже давно отвалиться. Но сколько бы я не бил её, как сильно бы не трахал , этого мало — она слишком легко сдаётся. Её слёзы не имеют для меня никакого значения. Все мои мысли заняты лишь Эви и тем, как я ломаю её, как овладеваю ею всеми возможными способами. Но не о ней я должен сейчас думать. Зи уже почти удалось схватить меня за задницу , я прямо-таки ощущаю его у себя за спиной. А то, что мне никак не удаётся перехитрить его и что он медленно загоняет меня в угол, только ещё больше выводит меня из себя.

Я открываю ноутбук, чтобы найти видеозаписи со скрытых камер наблюдения за прошлый субботний вечер. Затем пролистываю файлы, пока передо мной не появляется картинка с Эви, подходящей к кресту. Я нажимаю кнопку воспроизведения и наблюдаю, как взмахиваю ремнём. Кожаная полоска опускается на её спину, и мне видно, как приоткрываются её губы, как закрываются её глаза — она словно на грани оргазма. От этого прекрасного зрелища мой член становится твёрдым как камень.

Я тут же расстёгиваю ремень, засовываю руку в джинсы и обхватываю пальцами свой стояк. Сжав в кулаке член, я начинаю работать рукой и наблюдаю за тем, как бью её все сильнее и сильнее. С каждым ударом подбородок Эви слегка выпячивается, она запрокидывает голову назад и подставляет себя под жалящий ремень. Я представляю себе, как нагибаю её, дёргаю назад за волосы и одним рывком вхожу в неё по самые яйца. Я представляю себе, как она умоляет меня остановиться, но одновременно стонет от удовольствия, находясь уже на пределе — в той точке, где так идеально переплетаются боль и эйфория.

Моя рука скользит вверх-вниз, снова и снова, и я не спускаю глаз с видео, на котором избиваю её. Она - совершенство, её невозможно сломить. Я сжимаю зубы, когда мои яйца натягиваются, а мускулы напрягаются. Представляя себе, как она выкрикивает моё имя, и как её киска сжимается вокруг моего члена, я кончаю, издав гортанный стон.

Не могу вспомнить, когда в последний раз я кончал так сильно от собственной руки. От этой бабы у меня просто съехала крыша!

Я тяжело дышу, член все ещё свисает из штанов, когда раздается трель телефона. Схватив салфетку, я вытираю руку от спермы и только потом отвечаю.

— Да.

— Эзра, — доносится мягкий, как у кота, голос Ронана.

И я тут же сосредотачиваюсь.

— Ты что-то нашёл? — ни у кого нет больше шпионов, крыс и связей с грязными политиками, чем у Ронана. Мне нужно хоть что-то на Зи. Джонти использовал все имеющиеся в нашем распоряжении средства, чтобы попытаться найти Лидию, когда Зи забрал её, но ничего. Такое ощущение, словно она испарилась в воздухе.

— М-м-м, он продаёт девчонок? — спрашивает Ронан.

— Да, сексуальных рабынь.

— Муркрафт получал от этого долю.

— Грёбаный пронырливый ублюдок. — Если Муркрафт был в доле, значит, он, скорее всего, помогал Зи перевозить девушек в страну. Что в свою очередь означает, что раз Муркрафт мёртв, то Зи лишился своей клиентуры в Европе. Мы отобрали у него доход, и теперь он хочет получить наш — девчонок, которые терпят побои. В конце концов, не каждый день можно найти настолько коррумпированного политика, который будет помогать тебе ввозить и продавать сексуальных рабынь, даже если у тебя есть деньги. Но раз Зи имел дело с Муркрафтом, то, выдав меня, он выдаст и себя. — У тебя есть доказательства?