Ронан смеётся.

— Конечно. Банковские переводы, накладные — всё, как обычно.

— Отлично, теперь мне остаётся лишь выяснить, кто его «крот». — Ничто не злит меня так сильно, как предательство. Пусть мы и преступники, но у нас есть понятие о преданности, чёрт побери ! Не существует ничего ничтожнее предателей.

Я слышу, как Ронан сплёвывает и по-русски ругает чью-то мать.

— Оставь это мне. Я найду крысу. — Звонок обрывается, и мне остаётся лишь таращиться на тёмный экран телефона. Честно говоря, мне уже жаль этого говнюка, потому что, когда Ронан находит предателя, то … что ж, скажу одно: как-то раз я лично был свидетелем одного действа, включающего в себя фейерверк, скотч и очко. Этот чувак просто сумасшедший.

Я набираю номер Симуса. Проблема в том, что, как бы я ни поступил с Зи, это затронет не только меня. Если замешан я, то и Симус тоже.

— Эзра, как дела, сынок? — спрашивает меня он со знакомым грубоватым ирландским акцентом.

— Не очень. Зи забрал одну из девушек, — я сжимаю пальцами переносицу. — Но, похоже, Ронан только что помог мне хорошенько схватить его за яйца.

— Хорошо, — Симус смеётся. — Поставишь на место этот мелкий кусок дерьма.

— Есть новости о «крысе»?

— Я найду ее, — обещает он.

— Осторожно, по-моему, Ронан может тебя опередить. Ты же знаешь его отношение к предателям.

— Господи, мать твою, вот только этого больного на голову ублюдка мне здесь не хватает! Клянусь, если он заложит ещё одну бомбу… — Симус не заканчивает предложение и тут же спрашивает: — Есть хоть какие-то признаки того, что Зи всерьёз намеревается сдать тебя?

Я, вздыхая, провожу рукой по волосам.

— Я нужен ему, ведь если я сяду, какой будет в этом толк? Эта запись — его страховка, чтобы остаться в живых. Он попытается надавить на меня другими способами.

— Что ж, тогда лучше будет дать ему отпор, сынок. Напомнить ему, кто ты такой, кто мы такие. А я разберусь с его «кротом», — рычит Симус и вешает трубку.

Дать отпор. Он прав. Зи нужно напомнить о том, с кем он имеет дело. 

Спустя час ко мне, постучав, входит хмурый Джонти.

— Он забрал Кэнди.

— Грёбаный сукин сын!

Я делаю глубокий вдох, чтобы спала пелена ярости, и ко мне вернулся здравый смысл. Встав из-за стола, я беру графин со скотчем, наливаю стакан Джонти и ещё один себе. Опрокинув в себя одним глотком янтарную жидкость, я наслаждаюсь тем, как она, обжигая, прокладывает путь вниз. Это уже слишком. Единственное , что я предлагаю своим девушкам, — это защита. Пропажу одной девушки можно было бы списать на единичный случай, но двоих? Даже если Зи не заберёт их всех, то заставит меня выглядеть слабым, и они сами уйдут от меня, потому что я не могу их защитить.

— Сделай так, чтобы за ним проследили, — говорю я. — Я хочу знать, где он живёт, куда ходит. Даже если он пойдёт посрать, я хочу знать об этом. Ты выяснишь, куда он, мать его, забирает моих девчонок!

В происходящем нет вины Джонти, сейчас он просто попал мне под горячую руку. Зи уже пристраивается к моей заднице , но если он думает, что это сойдёт ему с рук, то сильно ошибается — я дам ему отпор.

«Хватить думать о нём. Хватит!». Но я не могу. Не могу не думать о том, как ко мне прижималась его твёрдая грудь, как бессознательно и в то же время осознанно я позволяла ему бить меня, наказывать. Как вспыхнули его глаза, когда я попросила его причинить мне боль и как упивалась этим. Этот мужчина опьянён властью и гордостью, похотью и жадностью… Я изо всех сил пытаюсь очистить разум от Эзры, стараясь вспомнить о своей первоначальной цели. Сглотнув ком в горле, я мысленно киваю сама себе, когда в сознании возникает образ изуродованного тела Ханны. Я должна быть сосредоточенной. Эзра — всего лишь ещё одно имя в моём списке, мужчина, которым я должна воспользоваться. Мужчина, о котором я не должна переживать, которого я не должна любить или хотеть, в котором не должна нуждаться. Я разглядываю его имя и провожу кончиками пальцев по каждой буковке.

«Ты заставляешь меня желать причинить тебе боль, вызвать у тебя слёзы, пока я буду трахать тебя». Так он сказал. И не кривил душой.

Он - моё искушение.

Я падаю спиной на кровать, держа над собой записную книжку. Я продолжаю смотреть на его имя, шептать его снова и снова, до тех пор, пока оно не сливается в звуки, ничем не напоминающие слово. Искушение. Я бросаю книжку на пол и закрываю глаз. Но всё, что вижу, — это лицо Эзры, его полные губы. Всё, что приходит на ум, — это то, как ощущалась его тело за моей спиной, когда он тёрся о меня. Я даже слышу щелчок ремня, слышу, каким прерывистым и жарким становится его дыхание. И вдруг всё застилает образ той рыжей, прижатой к стеклу, пока его руки блуждают по её бесстыжему телу, словно она богиня, а он преклоняется перед ней. Он жесток, но в его беспощадности есть нечто прекрасное. Нечто, что должно казаться грубым, неправильным … но кажется благодетельным и божественным. Эзра похож на шторм, неистовый и бушующий, и пока вас не захватили порывы его ветра, он прекрасен своей особой трагической красотой. Разрушение и сила, управляемый хаос — вам придётся проявить уважение к нему.

Он смотрит на меня так, словно хочет поглотить, он мог бы убить меня, но не сделал этого… Моя рука скользит между грудей, кожа покрывается мурашками. Он говорит со мной так, словно хочет обладать мною… Рука скользит ниже, по животу. Его горячее дыхание на моей шее, моём горле … П одняв бёдра, я стягиваю трусики вниз. Моё имя срывается с его губ таким отчаянным шёпотом, а его рычание — он вот-вот потеряет самообладание. Мой палец проскальзывает между бёдер, и я сжимаю бедра, чтобы усилить напряжение. Второй рукой я провожу вверх по животу, к груди, и представляю себе, что это рука Эзры. Мой большой палец касается пульсирующего клитора, и я выгибаю спину. Его лицо … О дин палец проскальзывает внутрь. Его рот … Д ва пальца, по самые костяшки, ноги расходятся в стороны. Я представляю, что передо мной стоит Эзра, что он наблюдает за мной, что его взгляд прикован к тому месту, куда ему не следует смотреть. Его голос: «Ты будешь умолять меня, Эви». Я представляю себя той самой рыжей, запрокидываю голову назад и постанываю, когда он грубо овладевает мной. Я представляю, как его пальцы обхватывают мою шею, сжимая так сильно, что мне нечем дышать. Я слышу, как он называет меня своей невинной маленькой шлюхой , и я кончаю, потонув в греховных волнах дрожи, мою душу словно выпотрошили, и своим развороченным нутром я по частям провалилась в бездну. Я лежу, тяжело дыша, моя рука по-прежнему находится между подрагивающих бёдер. Какие же порочные вещи заставляет меня делать этот мужчина!

Порочные, нечестивые, позорные.

Я перевожу взгляд на свои пальцы, покрытые моим собственным грехом. Волны наслаждения утихли, сменившись цунами стыда. Я лежу на кровати, доведённая до оргазма собственными руками, думая лишь об Эзре Джеймсе. Он делает из меня грешницу, потому что я хочу, чтобы он оттрахал меня, как ту рыжую, и я понимаю, что превращаюсь в шлюху. Похоть — это грех. Моя одержимость этим мужчиной пересилила моё желание отыскать убийцу сестры, и я чувствую себя виноватой из-за этого. Грехи сбивают нас с пути истинного, и я не должна позволить Эзре проникнуть в мою душу.

Мой взгляд падает на раскрытую книжку, брошенную на полу.

— Эзра Джеймс.

Его имя соскальзывает с губ, будто сладчайший из грехов, словно молитва, которая должна быть услышана. Его имя - оно почти что ангельское, но, наверное, настолько же, насколько имя самого Люцифера. Чем больше Эзра заставляет меня грешить, тем сильнее растёт моё желание убить его.

Я натягиваю трусики и быстро иду к раковине, чтобы соскрести эту мерзость с пальцев. Затем влезаю в то самое слишком обтягивающее белое платье, расправляю тонкую ткань по фигуре, надеваю пальто и быстро выхожу из дома. С каждым шагом чувство вины становится всё более невыносимым , темп моих шагов увеличивается, и я почти бегу по узким тротуарам, лавируя между неспешно гуляющими вечером горожанами. Ко входу в церковь я подхожу уже вспотевшая, тяжело дыша, мой внутренний демон неистово визжит внутри. Как только двери открываются, меня, будто изношенное, но уютное одеяло, обволакивает знакомый запах старой церкви. Мои глаза устремляются к алтарю, но я падаю на колени в проходе, на полпути к нему. Истерзанная внутренними сомнениями, я больше не пройду и шага. Я нуждаюсь в прощении. Прямо сейчас.